Клеопатра - Генри Хаггард

Немного подумав, я ответил:

– Даже если бы эта легенда была правдой и если бы я мог сказать тебе, где могучие фараоны в незапамятные времена скрыли сокровища на черный час нашей истории, на нужды Кемета, откуда мне знать, как быть уверенным, что это богатство ты действительно пустишь на благие дела?

– Так сокровище действительно существует? – с любопытством спросила она. – Не сердись на меня, Гармахис, в этот час нужды само слово «золото» меня радует, как вид ручья в пустыне.

– Я думаю, что это сокровище существует, – ответил я, – хотя сам я никогда его не видел. Но я знаю одно: если оно до сих пор и хранится в том месте, где было спрятано, то только потому, что на того, кто воспользуется им со злыми намерениями или ради корысти, наживы, ляжет такое страшное проклятие, что ни один из фараонов, знавших об этом месте, не осмелится прикоснуться к сокровищам, даже в самые черные дни, в час самых тяжких бедствий.

– Значит, – возразила она, – либо прежние цари Египта были трусами, либо нужда их была не такой уж великой и не так тяжелы были их бедствия. Ты покажешь мне эти сокровища, Гармахис?

– Возможно, – ответил я, – я и покажу их тебе, если они действительно все еще там, но только если ты поклянешься использовать их для защиты Египта от этого римлянина Антония и для блага египетского народа.

– Клянусь! – горячо произнесла она. – Клянусь всеми богами Кемета, если ты найдешь для меня это великое сокровище, я брошу вызов Антонию, объявлю ему войну и отошлю Деллия обратно в Киликию с еще более оскорбительным посланием, чем то, которое он привез мне. Я пойду даже на большее, Гармахис: я в самом скором времени сочетаюсь с тобой браком и объявлю об этом всему миру, и ты сам осуществишь свои замыслы и изгонишь из страны римского орла.

Произнося эти слова, она смотрела на меня чистым искренним взглядом. Я поверил ей и впервые после моего падения на какое-то мгновение почувствовал себя счастливым, подумав, что для меня еще не все потеряно и что с Клеопатрой, которую я любил, словно безумец, я все еще смогу вернуть себе уважение, занять свое положение и получить власть.

– Клянись, что так и будет, Клеопатра! – сказал я.

– Клянусь, возлюбленный мой! А это скрепит мою клятву! – Она поцеловала меня в лоб. Я тоже поцеловал ее, и мы стали говорить о том, что будем делать, когда станем супругами и что надо сделать, дабы одолеть римлян.

Так я был снова вовлечен в обман, хотя верю, что, если бы не злобная ревность Хармионы, – которая, как вскоре будет рассказано, постоянно толкала ее на все новые и новые недостойные поступки, – Клеопатра сочеталась бы со мной браком и порвала бы с римлянами. И в тех условиях это было бы лучше и для нее, и для Египта.

Мы разговаривали допоздна, и я открыл ей часть древней тайны несметных сокровищ, сокрытых под пирамидой. Было решено, что утром мы выедем из Александрии и, через два дня прибыв на место, приступим к поискам. Поэтому утром, чуть свет, была тайно снаряжена ладья, и Клеопатра зашла на ее борт под покрывалом, выдав себя за знатную египтянку, совершающую паломничество в храм Хорэмахета. Я, тоже в одеяниях паломника, сел на ладью. С нами поплыли десять ее самых преданных слуг, одетых матросами. Хармионы с нами не было. С попутным ветром мы проплыли по Нилу мимо Канопа и уже к полночи достигли Саиса, где остановились на недолгий отдых. На рассвете мы отвязали наш корабль и весь день плыли на большой скорости. В третьем часу после заката солнца мы увидели огни крепости, называемой Вавилоном. Здесь, на противоположном берегу реки, мы незаметно причалили в зарослях тростника. Оттуда, соблюдая величайшую осторожность, мы стали тайком пробираться к пирамидам, до которых было две лиги пути. Нас было трое: Клеопатра, я и один преданный евнух, остальных слуг мы оставили в ладье. Я поймал для Клеопатры осла, бродившего по возделанному полю, и накинул ему на спину плащ. Клеопатра села верхом, и я повел его по известной мне тропинке. Евнух шел за нами пешком, замыкая небольшую процессию. Шли мы немногим больше часа. Наконец мы вышли на большую мощенную камнем дорогу, и нашему взору представились возвышавшиеся до самого ночного неба величественные пирамиды. При виде их мы в благоговейном трепете замолчали. Так, молча, мы прошли через город мертвых, между мрачных гробниц, поднялись по каменистому холму и наверху остановились в густой тени пирамиды Хуфу, его великолепного трона.

– Воистину, – прошептала Клеопатра, глядя на уходящий вверх сияющий мраморный склон, испещренный миллионами мистических символов, – воистину, в те дни Кеметом правили не люди, а боги. Это место печально, как сама смерть… Так же величественно и далеко от нас, людей. Нам нужно войти в пирамиду?

– Нет, – ответил я. – Вход не здесь. Идем дальше.

Я провел их через тысячу древних гробниц, пока мы не остановились подле пирамиды Великого Хафры и посмотрели на красную, пронзающую небо рукотворную гору.

– Вход здесь? – снова спросила она.

– Нет, не здесь, – шепнул я в ответ. – Идем дальше.

Мы еще прошли мимо множества усыпальниц и вышли к пирамиде Херу[25]. Там Клеопатра замерла, в изумлении взирая на ее изумительной красоты полированную грань, тысячелетиями, ночь за ночью отражавшую свет луны, и на ее основание из черного эфиопского камня. Ибо это самая прекрасная из всех пирамид.

– В эту пирамиду мы должны войти? – спросила она.

Я ответил:

– Да.

Мы прошли между храмом для культовых церемоний, посвященных его божественному величеству, Менкаура, пребывающего во власти Осириса, и основанием пирамиды и вышли к северной грани. На ней, прямо посередине, выбито имя фараона Менкаура, который построил эту пирамиду, сказав, что она стала его усыпальницей, и спрятал в ней свои сокровища, чтобы Кемет мог воспользоваться ими в самый тяжкий свой час.

– Если сокровище сохранилось там, где оно было при моем прапрадеде, как и я верховном жреце пирамид, оно находится в самой глубине этой громады, и добраться до него не так-то просто, придется преодолеть множество опасностей и страх, перебороть безумие. Готова ли ты войти? Ибо ты сама должна войти в пирамиду и принять решение.

– А не можешь ли ты, Гармахис, сходить туда с евнухом и с ним вынести сокровище? – спросила она, устрашившись.

– Нет, Клеопатра, – ответил я. – Даже ради тебя и блага Египта я не могу сделать этого, ибо из всех моих грехов и преступлений это будет самым тяжким и кощунственным. Но я, как наследный хранитель тайны, имею право по требованию показать правителю земли Кемет место, где спрятано сокровище, а также записанные предостережения божественного Менкаура тем, кто хочет его взять. И если, увидев это место и прочитав предостережения, правитель решит, что судьба Кемета действительно находится в опасности и катастрофа неотвратима, не побоится проклятия мертвых и богов и заберет сокровища, вина за это ужасное деяние, за это святотатство будет возложена на него одного. В прочитанных мною летописях говорится, что три правителя осмелились в час великих несчастий Кемета войти в пирамиду. Это были божественная царица Хатшепсут, это земное чудо, избранница богов; ее божественный брат Менхеперра и божественный Рамсес Ми-Амон. Но из них ни один, увидев сокровище, не осмелился к нему прикоснуться, когда прочел предостережение, – нужда в средствах была велика, но не настолько, чтобы совершить подобное святотатство. Потому, устрашившись проклятия, все трое с сожалением ушли отсюда.