Школа наемников - Виктор Глумов

Высший ликовал. Испытание близилось к концу, и уже понятно было, кто из мальчиков справился. Лучшие испы­тание прошли. И даже начали сопротивляться «голосам в голове». Высший смотрел, как отбивается от вымыш­ленных тварей команда Лекса, и на душе у него делалось тепло и спокойно.

Смотрел, как на голом упрямстве, безоружный, устав­ший, борется с судьбой Кир, и от души гордился парнем. Все-таки хорошо, что мутант не позволил «диким» его убить, такие тоже нужны. На передовой. Омега вырас­тила достойных людей. Омега — оплот человечности в мире разрухи. При помощи Низших Высший поднимет этот мир с колен, выбьет из Пустоши жестокость. При помощи Низших он возродит цивилизацию Древних, гар­моничную, направленную на развитие личности... Теперь Высший уверился: он сможет сделать это.

Скатов Высший видел на картинках, червей — в кни­гах, оставшихся еще с Древних времен. Создания получи­лись как живые!

Высший гордился собой. Только сознание, свободное от рамок нынешнего мира, сознание над-человеческое способ­но творить с таким размахом. Низшие не чувствовали красоты момента, но послушно транслировали в головы людей картинки, передаваемые Высшим. Они тоже от­лично справились с заданием.

А мутант, сопровождавший людей, не выдержал, сва­лился и не оценил трудов Высшего. Обидно. Но с мутан­том стоит поработать, он почти... почти. Нет, он — не Низший, но он умен. И достоин лицезреть Высшего и слышать его слова.

Солнце клонилось к закату. Оно сядет — и «холмо- вейник закроется», как говорят на Пустоши. Истечет закатным светом небо, истечет срок испытания. Кур­санты вернутся домой. Высший потянулся к сознанию Лекса, коснулся его: парень держится. Слишком легко ему все дается. Высший приказал одному из Низших, и огромный червь плюнул в Лекса кислотой. Тут же второй Низший, покорный воле Высшего, заставил Лекса почувствовать, как слизь разъедает кожу, вы­жигает глаза. Высший отвернулся: не хотел ощущать чужую боль.

Солнце уже почти касалось скал. Низшие устали, силы их были не бесконечны. Они молили дать им глоток сво­боды — погулять, поспать. Конечно, Низшие просили не словами — они вообще не умели говорить и не владели аб­страктными понятиями. Они просто ныли, как ноют на­труженные за день мышцы.

Еще немного. Высший передал им свою волю, но Низшие будто засыпали на ходу. Один и вовсе отключился, выпал из единения, и Высший решил заканчивать. Он дал Низ­шим почувствовать его радость, благодарность, любовь и поддержку и отпустил их — разом. Сейчас на Полигоне курсант перестанет царапать лицо, исчезнут следы бит­вы. И останется последняя, заключительная часть испы­тания, которую Высший уже не увидит и на которую не сможет повлиять.

Схватка с собственной совестью. Схватка с собствен­ными страхами.

Раньше испытание было примитивным: будущие офи­церы всего лишь убивали «мясо» и штурмовали специаль­но возведенный укрепрайон. Задача для тела и ума, но не для личности. Они выходили с Полигона не изменившими­ся, в то время как этих мальчиков Полигон переделал, вы­лущил, выковал из щенков — людей.

Высший вынырнул в реальность и открыл глаза. За ок­нами кабинета было еще светло. Никто не посмел нару­шить покой генерала, ни один подчиненный не постучал­ся, не отвлек. А ведь офицеры ждут приказа: ехать -на Полигон, забирать курсантов.

Высший улыбнулся. Поднялся с кресла — тело затекло от долгого сидения, — размял ноги и руки. В кабинете ца­рила прохлада. Стены выкрашены светло-зеленой краской, под ногами — прекрасно сохранившийся ковер. Несколько удобных кресел, письменный стол (на столе пусто, толь­ко письменный прибор). Высший любил свой кабинет, как любил всю территорию Омеги, свой дом. И хотел привне­сти порядок в жизнь всей Пустоши. Так будет лучше.

Время! Солнце уже царапает брюхо об иглы скал, кур­санты бьются сами с собой.

Генерал Бохан распахнул дверь и позвал адъютанта.

* * *

Мерно гудит двигатель. Перед глазами — пропахшая бензином тряпка... Артур вспомнил нападение на фер­му и подумал, что по-прежнему едет в Омегу, просто приснился кошмар про Полигон. Уж слишком ненату­рально происходящее: скаты, гигантские черви со ртом, похожим на раскрывшийся цветок...

Или Артур просто сошел с ума и его свои же везут сбрасывать со скалы, как других бесполезных? Было бы хорошо — просто и понятно. И не нужно прикидывать, был ли на самом деле лягушонок Леке, из которого вы­рос идеальный убийца, существовал ли Iyc, пожиравший своих «друзей», когда начиналась голодовка. И главное, не надо ломать голову, что теперь будет, куда его везут и не решил ли шлюхин сын поквитаться за унижения. Что Леке задумал? Накормить земляка манисовым дерьмом?

Сумасшествие. Обычное сумасшествие. Обрыв, ост­рые камни — и всё. Ничего хорошего от жизни ждать не стоит. Артур снял пропитанную потом рубаху, осмо­трел розовый шрам на плече. Ага, размечтался. Было, все было. А что ждет впереди?

Окна в кузове не предусматривались, он был плотно спаян. Артур нашел щель чуть выше пола, лег на живот, но сумел рассмотреть лишь узкую полоску рыжеватой почвы. Где он? На Полигоне? В Омеге? Схватился за уши — на месте, значит, в рабы еще не продали.

Каков гад! Восемь сезонов копил злость, и вот под­вернулся случай отыграться. Артур ощутил себя лягу­шонком, зарывающимся в ил. Тот, кто хочет его смер­ти, сильнее, палка бьет по воде совсем рядом, от стра­ха сводит живот. Горячая рука хватает за лапку, и Артур видит прищуренный глаз Лекса. Трепыхайся, не трепы­хайся — без толку.

Вспомнилось зареванное лицо Лекса-прежнего. Он ведь тоже это чувствовал: тот, кто держит за лапку, все­гда сильнее... Пришла пора возмездия, но происходя­щее не казалось Артуру справедливым.

Мотор заглох, хлопнула дверца со стороны водите­ля. Сейчас откроют... Броситься на них! Понятно, что бесполезно, но хоть сдохнуть мужиком, а не говноедом!

Вопреки ожиданиям, машина поехала дальше и вско­ре остановилась окончательно. Лязгнул засов, отвори­лись двери кузова — Артур плавно двинулся на выход, метнулся вперед, кувыркнулся, перекатываясь, подсек омеговца. Врагов было двое. Без труда повалили, скру­тили руки за спиной.

— Какой резвый, — пророкотали басом. — Ты поспо­койнее, ладно? Ты нужен целый и невредимый.

— На какого мутанта? — огрызнулся прижатый к зем­ле Артур.

— Мы простые солдаты. А солдат спрашивать не дол­жен, — хохотнул второй омеговец.

— А правда, — пробасил первый, — жалко такое доб­ро изводить. Смотри, какой здоровенький.

Артура легонько пнули и поволокли мимо знакомо­го нагромождения крашеных труб. Занимающиеся там курсанты, подростки, вытянули шеи, рассматривая пленника. В сумерках лица мальчишек казались смазан­ными белыми пятнами.

— Внимание сюда! — гаркнул их наставник.

Ребята послушались. Конвоиры свернули к бараку,

спустились в подвал (Артур чуть не упал на покатых, ис­тертых тысячами ног ступенях) и долго шли мрачным коридором, освещенным тусклыми электрическими лампами. Отворили одну из безликих дверей, втолкну­ли добычу в камеру, бросив напоследок:

— Только глупостей не наделай, — сдавленный сме­шок, — счастливчик.

Артур прошелся по камере. Светло — под потолком лампа, забранная решеткой. У дальней от входа стены — откидная полка без матраса, подушки, белья. В правом углу — ведро с крышкой. Спасительная прохлада пахла плесенью и дерьмом. Во рту пересохло, губы потреска­лись, голова звенела и кружилась. Или это звенит му­ха, угодившая в паутину, но не сдавшаяся? Тощий паук заворачивал ее в кокон, она трепыхала крыльями и пи­щала. Артур протянул руку и разорвал паутину. Вцепив­шись в палец, муха протерла крылья лапками и полете­ла на свет. Добрый бог Артур свершил судьбу твари.

Он улыбнулся своим мыслям. В его судьбу никто вме­шиваться не собирается, поэтому нужно что-то решать самому. А поскольку ничего не изменить, пути два: к по­зору или к быстрой смерти. Вот Леке, попади он в та­кую ситуацию, наверняка смог бы повеситься на поясе. Артур решил пустить себе кровь. Или всетаки пройти путь и увидеть, что там, в конце?

Он вытянулся на койке и закрыл глаза.

Чуть позже молчаливый солдат принес кружку во­ды и миску каши. Артур не стал отказываться от пи­щи, он и так ослабел, и прохлада подвала стала казать­ся промозглым холодом. Артур выскреб месиво рука­ми — ложку ему не дали, наверное, чтобы заточку не сделал. Выхлебал воду, стараясь растянуть удовольст­вие. Посуда была из мягкого металла и ни на что не годилась. Как только он закончил, снова появился сол­дат, забрал утварь.