Белый ферзь - Измайлов Андрей

Муж он и есть муж – посетовать, поцокать языком, преувеличенно нахмуриться: о, времена! о, нравы!

Только Колчин для Мыльникова, имеющего черный пояс, пристойную квалификацию, – не пустой звук. Даже понасыщенней звук, чем Инна Дробязго, подруга жены. Только реклама АОЗТ гласит: «Предпримем частный сыск по вашему заказу!».

Заказа не будет. Частного сыска не требуется… А вот пройтись по «крышам», навести справочки – в манере московского Бая-Баймирзоева… Отнюдь нелишне. Тем более, Инна Колчина была как-никак гостьей Питера, гостьей Мыльниковых. Вы чё?! Без понятий, что ли?!

… Но перед визитом к чете Мыльниковых предстоит еще один визит. На Скобелевский проспект. У метро «Удельная». Скобелевский, 17. Надо надеяться, долго он не продлится и будет не просто визитом вежливости (до вежливости ли Колчину!), но и послужит добыванию хоть крупиц, но сведений об Инне…

Иероглиф Сяо, как было упомянуто ранее, означает сыновью почтительность. Оно, Сяо, возведено в абсолют на Востоке. До такой степени, что некий суньский чиновник остался в памяти веков именно из-за гипертрофированного проявления Сяо. То есть был чиновник как чиновник, вершил свое чиновничье дело, пользовался заслужённым авторитетом у подчиненных, ценился начальством за разумную жесткость и здравый ум… А когда сей суньский чин навещал своих родителей в деревне, то мгновенно преображался – в младенца. Хныкал, ползал на коленках, спотыкался, слюни распускал, даже штаны пачкал. Перед родителями. Отчасти юродиво, да, однако то есть предельное проявление Сяо. Мол, я всего лишь и всегда ребенок перед вами, взрослыми и мудрыми, мама-папа! Отчасти похоже на тривиальное валяние дурака, да, но валяние дурака ИЗ УВАЖЕНИЯ. Состояние Сяо само по себе прекрасно, предельное проявление состояния Сяо может вызвать неоднозначную оценку… но это предельное проявление ПРЕКРАСНОГО состояния – Сяо. Недаром суньский чиновник остался в памяти веков – и, заметим, со знаком плюс.

Сяо эдакой мощности Инна по отношению к матери не испытывала. Но, будучи в Питере, не могла не навестить. Возможно, даже в первую очередь. Тогда колчинский визит – впустую. Но возможно и вероятней, в очередь последнюю, когда дела завершены и смело лжешь во спасение: «Надолго? – Нет, сегодня вечером уже уезжаю». Ревмира Аркадьевна Алабышева-Дробязго выносима в очень и очень малых дозах. Да и в них она, если честно, невыносима.

Никакого Сяо к теще Колчин, само собой, не питал. Но что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, особенно если ум нетверд – чуть не угадаешь, и он уже заскочил за разум. Зато истерикоиды, подобные Ревмире Аркадьевне, разражаются вслух таким бурным потоком сознания, что только успевай вылавливать добычу – мелкую, но много…

12

Гм! гм! Читатель благородный, здорова ль ваша вся родня? Позвольте: может быть, угодно теперь узнать вам от меня, что значит именно РОДНЫЕ? Родные люди вот какие: мы. их обязаны ласкать, любить душевно, уважать и, по обычаю народа, о рождестве их навещать или по почте поздравлять, чтоб остальное время года не думали они о нас…

Ай да автор! Ай да сукин сын! Любой здравомыслящий подпишется под этими строчками… И только утром он обнаружил, что строчки эти до него уже написал поэт-эфиоп. Тоже признавал Сяо – даром что сам себе классик!

О Рождестве их навещать…

Благодаря путанице со старым и новым стилем, соотечественники обрели моральное право дважды праздновать одно и то же. Когда там Рождество? Седьмого, кажись, января. Да-да, это уж как пить дать! Но двадцать пятого декабря тоже, будьте любезны дать пить. Весь цивилизованный христианский мир отмечает сие событие, а мы что, лаптем щи хлебаем? Не лаптем. И не щи. Мы тоже цивилизованные, а подать нам еще и рождественские каникулы в предвкушении Нового года!.. Да ради бога! Только тогда как быть с седьмым января?.. Вот не касайтесь грязными лапами нашей девственной самобытности! Седьмого наш, подлинно славянский день!.. А две недели назад?.. Тоже наш!.. Как так?.. Очень просто! Наш – и все. И тот и этот.

Типичный случай типичной шизофрении – раздвоение сознания. В масштабах многомиллионного народа, не так ли?

Аналогичный случай – у отдельно взятого представителя этого же Народа, у Ревмиры Аркадьевны Алабышевой.

Сделала ставку (скорее всего – неосознанно, инстинктивно) на единственную могущественную силу: есть такая партия. Энтузиазм Московского фестиваля студентов более четверти века назад. Хинди-руси бхай- бхай! Русский с китайцем братья навек! Свободу Патрису Лумумбе! Позор американским агрессорам! НАТО войной чревато! Крепок, как гранит, Варшавский щит!

Имя у нее подходящее, сконструированное, – Рев(олюция) – Мира. С таким именем только и прыгать со ступеньки на ступеньку по номенклатурной лестнице. С такой внешностью только и прыгать из постели в постель при бардаке (но строго регламентированном), поименованном развитым социализмом.

Нет, не ледяная блядь, наперед прикинувшая, сколько и в какой валюте сострижет с клиента. Деловая женщина времен хрущевской капели. Ленин-Партия- Комсомол! Три непререкаемых авторитета. Мавзолейный муляж и теперь живее всех живых, а такой-то – пророк его. Алабышеву никто не рискнул бы обозвать увлекающейся натурой – в смысле идей разве что, но не в смысле персоналий. Алабышева была натурой цельной, никогда не ночевала в разных постелях, так сказать, параллельно. Последовательно – да. Именно по причине цельности: искренне верила, что такой-то – пророк Его, а такой-то оказался тривиальным карьеристом, готовым подложить девочку выше… лежащему партай-товарищу! Тьфу на такого-то! Вычеркивается из жизни! То ли дело – сякой-то! И выше… лежащий он не по причине дворцовых интриг, а в силу подлинных достоинств, да! Как он, сякой-то, шуганул прежнего, такого-то, когда тот посмел намекнуть на… Да она сама придет к сякому-то без всяческого протежирования – просто потому, что сякой-то по-настоящему настоящий, убежденный, порядочный! Недаром Партия доверила ему столь ответственный участок работы!.. Впрочем, по прошествии известного периода обнаруживалось, что сякой-то – нытик, жлоб, бабник и уж точно не пророк Его!.. А на горизонте уже воздвигался эдакий…

Такой-то. Сякой-то. Эдакий. Переэдакий.

Застряла бы Алабышева на уровне девочки для сауны, независимо от уровня потребляющих ее жеребцов. Но – не застряла. Потому что мнила себя не утехой, но равной среди равных. Тоже ведь трудится на идеологическом фронте, тоже сражается за идеалы – инструктор, секретарь, второй секретарь, первый секретарь, товарищ комсомол! Выше знамя! Кто и нигде не унывает? Кто рекорды побивает? Кто врага бросает в дрожь? Кто всех лучше запевает? Каждый скажет, каждый знает: это наша молодежь! (Вас. Лебедев-Кумач). Была Алабышева аскетом, Р-р-ревми- рой! На гвоздях вот только не спала, подобно Рахметову, зато спала на раскладушке, когда не спала на сексодромах очередного пророка Его. Скудность меблировки в квартире на Скобелевском, 17, – военный коммунизм. И вечный бой, покой нам Только снится! А зачем ей, Алабышевой, роскошь?! Лично ей – незачем. Другой компот, если партия прикажет… м-м… порекомендует. Негоже нашему соратнику, самому молодому и… самому очаровательному жить в столь аскетических условиях. Что, в конце концов, люди скажут? Какие еще люди?! Алабышеву не интересует, что скажут люди! Жила бы страна родная и – нету. Такие. Такие люди. Осознаете серьезность момента, Ревмира Аркадьевна? Руководящая и направляющая сила не имеет права руководить и направлять из нищенски обставленной обители. Так что вам, Ревмира Аркадьевна, из фондов выделен скромный, но солидный финский гарнитур. И не спорьте!

Очаровательность самого молодого соратника была налицо. Вечный деловой костюм (не один и тот же, чего-чего, а строгих, но разных одежек – и все с застежками! – идеологический работник имел с дюжину, положение обязывает, у себя дома она и без мебели обойдется, но на люди надлежит выходить в хорошей форме – она олицетворяет авторитет организации…). Формы были у нее хороши, форма на ней была хороша. Сколь пикантно смотрятся дамочки-армейки в уставном военном мундирчике, особенно ежели судьба не обделила мордашкой и фигуркой, да? Столь же пикантно смотрелась в президиумах Ревмира уже Аркадьевна (деловой костюм – не военный мундирчик, но тоже своеобразная СТРОГАЯ форма). Потому-то все чаще она и пребывала в президиумах – смотрелась пикантно. Опровергала собой злобные наветы, мол, среди партай-товарищей преобладают старперы и зануды. Это как роль равноправного партнера в американском кино, на которую (на роль) приглашают непременно симпатичного негра, чтоб зритель убедился: нет никакой дискриминации. Но американцы, известное дело, специально так поступают, чтобы перепропагандировать нестойких. В действительности же негры там стенают под гнетом, приговариваются к электрическому стулу, бедствуют. И только мировая общественность, в авангарде которой понятно кто (личная скромность не позволяет назвать…), еще как- то облегчает печальную участь чернокожего меньшинства.