Лед Бомбея - Лесли Форбс

Во времена юности моей матери проблема инцеста не обсуждалась в присутствии детей.

Можно представить себе Британию и Индию как инцестуальный союз. Но кто же из них родитель, а кто – дитя?

Мать часто рассказывала мне о том, каким влиянием пользовался ее отец. Много лет спустя я узнала, что он был мясником, и притом первым, занявшимся публичной демонстрацией результатов своего искусства в специальных холодильниках. Мать как будто и выросла в одном из таких холодильников, аккуратно разрезанная на части, с биркой на каждой из них, чтобы потом фрагменты легче использовать. Позднее она просто переписала свою историю. Но это как раз то, что делают позолотчики: покрывают истину золотым блеском, чтобы увеличить ее ценность.

Мой отец представлял другую сторону индийской цивилизации. Подобно принцу Джай Сингху, между 1728 и 1734 годами построившему самую большую на то время каменную обсерваторию в мире (в которой имелись солнечные часы, показывающие время с точностью в две минуты), отец являлся представителем великой индийской традиции почти религиозного поклонения числу. Некоторые из ее носителей становились клерками. Другие вычисляли благоприятные дни для свадеб. Отец занимался тем, что заносил в компьютер метеорологический хаос. Наверное, самое первое, что я узнала от него, что Запад заимствовал цифры из Индии. Названия цифр на санскрите, говорил он, таковы, что их легко запомнить в виде стихотворения; поэзия арифметики, озвученная в примерах на сложение и вычитание под высоким баньяном.

Какое же унижение, какая роковая последовательность событий превратили Индию в страну сказителей, компьютерщиков и клерков?

История моей матери была всегда одной и той же: человек, начавший тонуть в возрасте десяти лет и тонувший вот уже в третий раз. От нее я узнала, что болезнь – это дурная привычка, которая приобретается так же, как и любая другая. Определенная разновидность секса доставляет тебе кайф, как от наркотика, но оставляет и точно такие же шрамы. Формирует привычку, выпускает на свободу чудовищ. Ничто другое потом не способно заменить тебе это ощущение. Никто не сможет любить тебя так, как любил отец...

Акт III

Закон бурь

Ветер в циклоне имеет два направления движения. Он вращается вокруг центра по более или менее правильной окружности и в то же время движется вперед, так что подобно смерчу одновременно вращается вокруг своей оси и влечется вперед.

1

Кажется, я проснулась от стука павлиньего хвоста, а может быть, меня разбудили солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь щели в ставнях. Откуда-то из глубины дома до меня доносились приглушенные голоса.

Вскоре появилась босоногая женщина с чашкой чая и запиской от Ашока:

«Мне очень жаль, что, когда ты проснешься, меня не будет рядом, но, к сожалению, у меня на утро назначена встреча. Надеюсь, что чай с черным кардамоном окажется хорошим средством от головной боли и неприятных воспоминаний. Нам нужно обсудить кое-какие результаты вчерашних событий».

Я умылась и пошла через сад к дороге, вновь услыхав мелодию флейты заклинателя змей. Я вспомнила историю, которую рассказала Ашоку накануне вечером, и то, о чем я умолчала, как однажды наш садовник застал меня на веранде созерцающей кобру, что приползла из затопленного водой сада к нам в дом в поисках более сухого и безопасного жилища. Мы оба, змея и я, ритмически раскачивались в странном гипнотическом танце, зачарованные друг другом. Это была длинная змея с мускулистым и толстым телом, и я сразу же вспомнила ее – по прошлому году. После того как садовник убил кобру, я попросила у него кусочек ее скелета. Он стоит у меня на каминной полке в Лондоне, длинная изогнутая цепь позвонков, память о том, навсегда ушедшем в прошлое саде.

К полудню я возвратилась в отель и обнаружила, что сестра оставила мне несколько сообщений. Когда я позвонила ей голос ее звучал напряженно и нервно.

– Где ты, Роз? Я так беспокоилась!

– Ты слышала о том, что произошло у Калеба Мистри?

– Именно поэтому я и звоню. Проспер рассказал мне все, что ты ему говорила прошлым вечером, и после этого я позвонила Калебу...

Я прервала ее:

– Миранда, вы с Проспером говорили о том, чтобы отправиться со мной в длительное путешествие по Индии после рождения ребенка?

– Да, – ответила она, в ее голосе чувствовалось удивление по поводу того, что я сменила тему, – сегодня утром. А что?

– Только сегодня утром? Не раньше? Я просто удивилась, что ты не упомянула об этом в «Брич-Кэнди», если между вами был такой разговор и раньше.

– Нет, мы впервые заговорили об этом только сегодня утром. Он сказал, что нам всем такая поездка не помешает после очень сложного года. А что? – Наступила одна из тех длинных пауз, которую можно истолковать сотней разных способов. И затем... – Проспер и Калеб оба сказали мне, что тебя все еще занимает эта история с хиджрой.

– А Проспер не рассказал тебе об одном очаровательном госте, который был у него вчера вечером?

– Я не знаю человека, заходившего к нему вчера, – поспешно ответила мне Миранда, – но Проспер говорит, что это какой-то клиент, который был... который готов вложить деньги в съемки «Бури».

– Если Проспер действительно черпает деньги из подобных источников, я не удивляюсь тому, что тебя мучают кошмары.

– Проспер не может его нигде найти. Он как будто бесследно исчез.

– Ах, как будет его недоставать этому процветающему мегаполису!

– Проспер очень волнуется. Это может означать потерю студии и возможности продолжать съемки.

– Я весьма ему сочувствую. Однако прости меня, Миранда, но я все-таки предпочитаю простых головорезов, которые не знакомят тебя со своими психоаналитиками перед тем, как убить. Мне милей какой-нибудь старый, честный психопат.

– Неужели все, что ты сейчас говоришь, относится к Просперу?

Мне было трудно приспособиться к ее стилю.

– А разве он не тот самый женоубийца, о котором ты писала мне, Миранда?

– Мне не следовало этого делать.

– Но почему же тогда ты это сделала?

– Я не знаю. У меня тогда совсем не было друзей, никого, кому я могла бы рассказать об этом. В основном друзья Проспера... И потом, ты же не отвечала мне на протяжении нескольких недель. И к тому времени, когда ты приехала, я поняла, что это была ошибка.

– А что, если я найду доказательства?

– Доказательства чего?

– Доказательства того, что он убил свою первую жену или по крайней мере несет ответственность за ее гибель.

– Я не хочу никаких доказательств. Проспер – мой муж. Он будет отцом моего ребенка.

И вновь некоторое время мы слушали молчание друг друга. И я с удивлением размышляла над странной формой, в которую она облекла слова о ребенке. Сделала она это намеренно или случайно? Или это снова странности моей придирчивой интерпретации?

– Если ты любишь меня, если тебя интересует мое благополучие, Роз, ты должна прекратить.

У меня был готовый ответ: держись подальше, Миранда. Я могла бы провести черту между нами. Но я не стала этого делать.

– Когда дело идет об убийстве, Миранда, прошедшего времени не существует. Убийца навсегда остается убийцей. Преступление требует воздаяния. Даже если это самоубийство. Я знаю, что брак – на десять процентов обещание, а на девяносто компромисс, но убийство – это компромисс на все сто процентов, компромисс с самым темным, самым дьявольским, что есть в твоей душе. – Я подумала: не разучилась ли Миранда вообще быть искренней? – Если я найду доказательства...

Она резко оборвала меня:

– Я больше не могу все это слушать. – В голосе сестры появилось то хрипловатое напряжение, которое бывает у человека на грани истерики. – Наверное, следует... подождать, пока у нас будет возможность снова побеседовать с глазу на глаз.

– С тех пор как я приехала сюда, мы встречались только один раз.

– Возможно, нам обеим нужно время, чтобы все хорошенько обдумать.

– Что обдумать? Твоего мужа и его...

Она вновь прервала меня:

– О, я совсем не так представляла себе нашу встречу. Твое возвращение. Мне очень жаль, Розалинда, мне действительно очень жаль. – И повесила трубку.

В окна моего гостиничного номера всматривались глаза киногероя с афиши, темные картонные очи на громадном лице пурпурного цвета. Парень что надо, такой, что без малейших затруднений справился бы ситуацией. Для него это было бы раз плюнуть. Надо только хорошенько вчитаться в сценарий.

В сценарной характеристике образа положительной индийской девушки первыми словами, как правило, идут «верность семье». Каковая включает и свояков. Я бросила взгляд на телефон, этот изощренный инструмент пыток, и задумалась, а не стоит ли мне снова набрать номер Миранды. Извиниться, пообещать впредь в своих разговорах с ней затрагивать только самые безобидные темы: покупки, детей, счастье материнства. А может быть, сразу же начать с монолога о наслаждении, получаемом нами от составления букетов или занятий макраме.