Лабиринты надежд - Мила Бояджиева

— Да мафиози он у тебя, Ларка. И бабник, — пускала яд все та же злючка Катя. Ей уже скоро внуков ждать, а свитерочек и джинсики те же, что в университете. Достала с антресолей и донашивает. Без всякой надежды на материальное процветание и устройство личной жизни.

— Не надоело попусту языком молотить да идеологическую жертву изображать? Не модно. Могла хотя бы в турбюро устроиться. Два языка, эрудиция, — шла в атаку Лара. — Теперь-то уж никого не зажимают — ни диссидентов, ни евреев. (Катя Ерхович проходила по обеим статьям.) — А все же забавно, Кать, что мы с Майклом тоже в Крыму познакомились. Может, у меня планида такая? — Лара ловко орудовала на своей двенадцатиметровой, обставленной мебелью «Примавера» кухне.

— У тебя планида — в дурах оставаться, — талдычила свое Катя, потягивая третью чашку отличного кофе с австрийскими конфетами. — Смотри, фефела, останешься одна, если не проявишь бдительность… Вот где он сегодня пропадает? Уже, между прочим, одиннадцать.

— Фирмачей в ресторан повел. У него весь бизнес на внешних контактах держится, — с усилием сохраняла спокойствие Лара.

— Ха! Именно — на контактах! — Противно хихикнула Катя, да ещё выпустила дым в сторону Лары, принципиально не курящей.

— Слушай… — Не выдержала та. — Полная пепельница окурков, дым столбом. Мордочка у тебя и так зелененькая, занималась бы лучше самосовершенствованием. Со всех сторон неустроенная. И что ты ко мне-то привязалась? Завидно?

— Аж жуть! — Катя с грохотом спустила бычки в мусоропровод. — Извини, если на больной мозоль жму. Но ты, видать, баба непробиваемая. — Подхватив громадную сумку модели тысяча девятьсот лохматого года, она направилась к дверям. Уже с порога подняла на Лару большие карие глаза. — Жалею я тебя, вот что.

Крупный нос и эти самые собачьи глаза делали Катю похожей то ли на бассета, то ли на портреты Жорж Санд. Росту она была мизерного. Глядя на приятельницу, Лара мучилась сознанием собственного превосходства и поэтому прощала ей все.

— Извини, Катюха… Мне хорошо. Дай пожить спокойно, ладно? Мишка и Машка — вот все, что мне от жизни надо. А без этой мишуры, — она обвела взглядом изящно обставленный холл, — без этой-то красотищи я и обойтись могу. Не девочка.

— Ладно. — Катя примирительно бухнулась в кресло. Стоять она не любила, чувствовался переизбыток веса. — Ежели ты в иносказания врубаться не желаешь и деликатного подхода понимать не хочешь, скажу прямо: видели твоего благоверного с молоденькой девахой. Из «мерса» её высадил и на прощанье облобызал!

— Коллега по работе. Он часто кого-нибудь подвозит. — Не раздумывая парировала выпад Лара.

— Больная ты, Ларка. Злокачественная самоуверенность. Не коллега это была. Любовница.

Любовница явилась прямо к Лемехову на дом, зная, что Михаил находится в очередной командировке. Семимесячный живот выглядел весьма красноречиво. Лара оценила и юный возраст соперницы, и её мордашку, и простецкий подмосковный говор.

— Миша меня любит и обещал жениться, как только рожу. Так что вы зря препоны ставите. А дочку вашу он будет обеспечивать, что бы ни вышло. Он очень порядочный мужчина, — выпалила беременная заготовленную речь прямо с порога.

Лара вытерла руки о фартук — она готовила «наполеон» к шестилетию Маши.

— Вы, девушка, уверены?

— Еще как, — вздохнула та. — Вам срочно разводиться надо.

Лара решила все разом, словно отрубила. Поклялась себе, что ни копейки у Михаила не возьмет, пусть он хоть захлебнется в своих миллионах. А когда тот стал настаивать на выплате ежемесячного пособия, сказала: — «Открой счет на Машу, вырастит — распорядится. Может, в благотворительный фонд для матерей-одиночек отчислит».

Гордость — роскошь для нищего. Однако, Лара пребывала в ней меньше года. Она вовсе не хотела быть жалкой, стремилась преуспеть во что бы то ни стало, назло всем, и Михаилу в первую очередь. А куда податься, если все серьезные связи и знакомства остались на территории бывшего мужа? Принять помощь из стана врага Лара не могла.

Однажды к ней заявился с деловым предложением Феликс Слуцкий. Некогда они работали довольно дружно в Союзе композиторов и даже прошли через короткий роман. Увы, лысоватый, обильно потеющий Феликс, имеющий характерный силуэт «трапеция» широкой стороной к тяжелым бедрам, не был ни секс-героем, ни отчаянным романтиком, способным увлечь интеллектуалку. С годами, благодаря хорошим костюмам фигура у него улучшилась, редкие, перекинутые через темя волосики сменила благородная лысина, неплохо смотревшаяся в комплекте борода-усы. Пахло от Слуцкого великолепным парфюмом.

Оказалось, что средненький совдеповский чиновный еврей превратился в крутого «нового русского», возглавил некий культурный фонд, находящийся под солиднейшей «крышей». Он также явно поднатарел по части деловых переговоров и сразу по пунктам выложил Ларе условия «контракта».

— Ты займешь пост главного консультанта по музейным вопросам. Тысяча баксов плюс загран-выезды и прочее… Набежит прилично. Я гарантирую партнерше финансовое преуспевание и считаю её своей постоянной «девушкой». — Феликс потупился. — Ты ведь даже не знаешь, как я переживал… Влюблен-с был, словно гимназист. Не интересен тебе сей прискорбный факт… М-да… Он пощипал бородку.

— Подумаю, — пообещала Лара, и в качестве пробы оставила Фелю у себя ночевать.

Вскоре она уже руководила крупномасштабными акциями — устраивала гастроли, конкурсы, международные конференции, и знать не хотела, откуда берутся деньги на спонсирование столь некоммерческих мероприятий. Собственный «вольво», для разъездов из Москвы на дачу, где, в основном, жила Машка, прекрасные продукты, вещи, игрушки, командировки за границу, светские тусовки. Увы, в придачу ко всем благам прилагался Феля, объявлявший всем вокруг мадам Решетову своей гражданской супругой и требовавший от неё безупречно-семейного поведения. Не столь уж обременительная связь, но полностью ограничивающая свободу. Ну и черт с ней, со свободой! Не о любви же теперь думать?!

Лара удивлялась тому, сколь легко рассталась со своим прошлым в обоятельно-гангстерском лице Лемехова.

Встретив как-то на торжественном банкете Майкла с супругой, Лара одарила его лучезарной улыбкой:

— У меня все о'кей, милый.

— Знаю, знаю… — пробормотал тот и отвел глаза. Он прекрасно понимал. что несмотря на дорогие шмотки и амбиции состоятельной дамы, его подмосковная девочка осталась простоватой наивной «горняшкой». От слова горничная, бытовавшего в лексиконе светских львов прошлого века. Лара же называла подобный тип «дворняшками». И это определение светилось в её не такой уж простой улыбке.

Лара не сомневалась, что деловой Майкл прекрасно осознал неудачу проведенного обмена. Она выглядела в сто раз лучше, чем его двадцатилетняя беспородная клуша. И, кроме того, — умела говорить!

— Боже ж ты мой! — Запричитала Катя, оказавшись через полтора года в той же кухне, с теми же конфетами и кофе. — Словно не случилось ничего. Железная ты баба, Ларка. Уважаю.

— Можешь курить. Я стала более терпима к чужим слабостям.

— Феликс курит, понимаю, — сумрачно констатировала подруга, имея в виду бойфренда.

— Ой, умоляю! Сейчас ты растерзаешь бедного Фелю, а он ни в чем не виноват! — Поставив на стол разогретые хачапури, Лара села. — Живу я хорошо, удобно. Чего и всем желаю. Фелю уважаю, а замуж не хочу.

— Зря. Этот налево бегать не станет… У-у… запах дивный. — Катя загрузила тарелку салатом и хачапури. — У меня после кофе аппетит зверский.

— У этого и «направо» не очень получается. Но разговоры говорить мастер. Прямо лекции в консерватории.

— Может, для семьи на старости лет так оно и надо?

— Замолкни! Это ты — старая. А мне всего сорок два. Год разницы приравнивается в этой ситуации к пяти. Я и развестись успела, и Фонд возглавить, и Машку к школе подготовила. Пойдет в гуманитарную на Кропоткинской.

— Не пойму я тебя… Ноль эмоций. Я думала, ты в Майкла, как кошка, вцепишься, при такой-то неземной любви.

— А может, не было любви-то? — Лара уронила нож и серьезно уставилась на подругу. — Знаешь, что мне иногда кажется? Что мне только одна любовь на жизнь была выдана. Остальное все — фальшивки, стразы. Блестят и ладно. Главное — Машка растет. Да и мне не скучно.

— Еще бы! Хронически преуспевающая вумен. И выглядишь классно, обиженно признала Катя.

— Не расстраивайся, жуй. Каждому свое. Все изначально запрограммировано во вселенском информационном поле. Феликс точно знает. Рыпаться бесполезно. Что тебе в высшей канцелярии выписали, то и получишь копейка в копейку.

— Нет, Лар, я, наконец, поумнела. — Катя приберегала новость на десерт, но не удержалась. — Роман перевожу, фантастический. Хороший автор. А редактор… — Она закатила глаза. — Тридцати лет, Тарковского всего наизусть шпарит, родственник. Глазищи, как у Христа. И знаешь, мне руку целует!