Красные сестрицы - Джексон Пирс

— Ничего не могу с собой поделать, — выдавливаю я сквозь слезы. Когда это я успела расплакаться? — Ничего не могу поделать, такая уж я есть. Вот такая… Это все, что у меня осталось.

— Я понимаю, — мягко говорит Сайлас, помогая мне подняться на ноги. — Все нормально.

— По-моему, я не смогу измениться, — шепчу я. — Не могу остановиться… Я все думаю об охоте, и о потенциальном фенрисе, и об этом Портере, и…

Сайлас успокаивающе улыбается и качает головой.

— Летт, мне никогда не хотелось, чтобы ты стала другой.

Он берет меня за руку и слегка пожимает мои пальцы. Я медленно накрываю его руку своей ладонью. Мы — напарники, и остаемся ими всегда, даже когда я ненавидела его, даже когда он был за тысячу миль от меня, даже когда он полюбил мою сестру… Даже когда нам было бы легче навсегда расстаться.

С минуту мы молчим.

— Я обещал Рози, что приведу тебя домой, — наконец говорит он.

Я качаю головой. В мыслях царит неразбериха.

— Сайлас, я не могу. По крайней мере, пока.

— Я так и думал, — терпеливо соглашается он. — Ну, я тогда пойду?

Я киваю. Не знаю, что еще сделать. Сайлас разворачивается и уходит.

Он не оглядывается, но я только рада, потому что у меня по лицу опять текут слезы.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

РОЗИ

Я возвращаюсь домой с раскрасневшимися и припухшими от слез щеками. В квартире меня дожидается только Баламут, но я почему-то совсем не удивлена. Умываюсь, выключаю свет и беру кота к себе на диван в надежде, что он утешит меня, пока кто-нибудь наконец не придет. Я зарываюсь лицом в мягкую серую шерстку, но через несколько секунд Баламут срывается в погоню за каким-то жуком.

Открывается дверь. Пришел Сайлас. Несмотря на полутьму, я вижу, как он смотрит мне в глаза и плотно сжимает губы. Слова не нужны. Киваю и чувствую, как к горлу подступает знакомый ком. Сайлас разувается и садится рядом со мной на диван, закрыв лицо ладонями. Баламут, пробегая мимо, кусает его за щиколотку и спешит дальше по своим делам. Сайлас вполсилы шлепает кота.

— Не нашел? — спрашиваю я наконец.

— Нашел. Она не стала возвращаться, — мягко отвечает он.

Мое лицо застывает, и я сворачиваюсь клубком у подлокотника. Скарлетт не пошла домой. Половинка моего сердца безумно болит.

Сайлас вздыхает, придвигается ближе, берет меня за плечи и пытается обнять. Я хочу, чтобы он прижал меня к себе, хочу вдыхать аромат его кожи, провести рукой по его рубашке, ощутить жар его тела. Меня что-то останавливает. Я отстраняюсь и качаю головой.

— Я…

Мне хочется сказать, что я не могу. Не могу касаться его прямо сейчас, не могу обнимать его, хотя мое тело жаждет прижаться к Сайласу. Я люблю сестру. Именно это причинило ей боль. Именно это ее оттолкнуло.

Сайлас печально кивает:

— Ничего, Рози. Давай-ка тогда поспим, что скажешь?

— Точно! — выпаливаю я. — Правильно! А с утра попробуем убедить ее вернуться домой, — добавляю я твердо.

— Конечно, — шепотом соглашается Сайлас.

Колокол бьет двенадцать, но мне кажется, что уже гораздо позже. Подхватываю Баламута и бреду в крошечную спальню, которую мы делим с сестрой. За моей спиной Сайлас снимает рубашку и разворачивает плед. Интересно, крепко ли он будет спать? Я ложусь на кровать, болезненно ощущая пустующую половину сестры. Хватаю подушку Скарлетт и зарываюсь в нее лицом, вдыхаю запах ее волос, на самую малость отличающийся от моего. Как жить в мире, где сестра меня ненавидит? Слезы обжигают лицо, льются на подушку. Меня терзает ненависть к самой себе. Я на мгновение перестаю плакать, когда замечаю, что в спальню проник свет с улицы — Сайлас осторожно раздвигает занавески алькова и прислоняется к стене, скрестив руки на обнаженной груди. Волосы падают ему на лицо. Сайлас бесшумно протискивается в узенький промежуток между моей кроватью и стеной, опускается на пол, подтягивает колени к груди, склоняет голову и берет меня за руку, нежно поглаживая большим пальцем тыльную сторону моей ладони.

Я соскальзываю с кровати, обернув одеяло вокруг ног, и пристраиваюсь к Сайласу на колени, уткнувшись лицом ему в шею. Он крепко обнимает меня, словно боясь отпустить. Я понимаю, что нужно подняться, лечь в кровать — будто в знак верности сестре, — но что-то удерживает меня на месте, не дает отстраниться от груди Сайласа, которая так размеренно поднимается и опадает, или от его рук, которые хранят меня, словно драгоценность, или от его губ, которые нежно дотрагиваются до моего лба.

Мы засыпаем, так и не сказав ни слова.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

СКАРЛЕТТ

Я не знаю, ни куда идти, ни что делать, ни с кем поговорить. Не умею разговаривать с незнакомцами, не умею поддерживать светскую беседу или обсуждать погоду, столкнувшись с кем-то в лифте. Так что я блуждаю по городу — молчаливая и стойкая, — пока утренний туман укутывает землю. Меня избегают даже бездомные, будто я поражена проказой. Я пытаюсь охотиться, но меня снедает страх. Фенрисы стаи Стрелы теперь знают, кто мы, и в одиночку я с ними не справлюсь. Будет гораздо проще сдаться.

Так проходит день.

На следующий день я для порядка захожу в библиотеку и вбиваю имя Портера в поисковик, ни на что особенно не рассчитывая. Сплю я в парке, под кустами коралловых азалий, укрывшись плащом вместо одеяла. Как-то раз ко мне привязывается полицейский, но увидев меня без глазной повязки, тут же теряется, и я почти физически ощущаю, как у него пересыхает в горле. Коп советует поискать другой ночлег и оставляет меня в покое. Я блуждаю как потерянная, вздрагиваю каждый раз, когда мне кажется, что я заметила Рози или Сайласа. При виде влюбленных парочек сердце у меня начинает взволнованно биться. Мне не хочется, чтобы Рози с Сайласом меня отыскали. Я боюсь этого и одновременно надеюсь увидеть, как они смеются, держатся за руки, гуляют вдвоем. Может, я мазохистка, но подобное зрелище наполнило бы меня завистью и ревностью. Я бы ощутила боль — по крайней мере хоть что-то, после мертвого изнуряющего чувства, которое переполняет меня все эти дни.

Большую часть третьего дня я кругами катаюсь в метро, пока до меня не доходит, что я наблюдаю, как возвращаются домой те же самые люди, которые у меня на глазах ходили по магазинам, в парк и на обед. С трудом заставляю себя сойти на следующей остановке, бреду куда глаза глядят, удивленно озираюсь: в этой части города мне еще не доводилось бывать. Узнаю логотип на указателе, который показывает дорогу к дому престарелых «Винсент», — там теперь живет отец Сайласа. Некоторое время мнусь на углу. Со мной уже несколько дней никто не разговаривал. Папаша Рейнольдс всегда хорошо к нам относился и заботился о нас с тех самых пор, как погибла бабуля Марч — пока мама наконец не приехала. Про мои шрамы ему известно, так что таращиться он не станет. По крайней мере до того, как у него началась болезнь Альцгеймера, за ним этого не водилось. Наверное, папаша Рейнольдс меня и вовсе не помнит. Что, если он закричит? Вдруг я его напугаю?