Костер на льду (повесть и рассказы) - Борис Порфирьев

Я сидел сгорбившись и не заметил, когда мы трону­лись. Автобус скрипел, раскачивался, остервенело взвизгивал на подъемах. Вода вырывалась из-под его колес. Если бы не беззаботные разговоры пассажиров, я бы совсем отчаялся. Но, прислушиваясь к ним, я на­чал успокаиваться. Оказывается, стоит разойтись ту­чам — самолет примут. Я с надеждой поглядывал в окно. Тучи мне казались не страшными, в их разрывах кое-где просвечивали кусочки голубого неба. Однако, когда мы подъезжали к аэродрому, пошел дождь, круп­ный, косой. Вода пузырилась на асфальте перед дере­вянным павильоном с вывеской «Аэропорт». Под ко­зырьком входа стояли командировочные с пухлыми портфелями и скучно курили. Нерешительно я подошел к окошечку, за которым сидела дежурная.

— Ничего не могу сказать,— произнесла она уста­ло.— Ждали вовремя, но вон как погода испорти­лась.

Я зашел в буфет, удивляясь, как можно спокойно пить вино, вышел обратно, потолкался среди сонных людей, сидящих на скамейках и чемоданах, пробрался к выходу на летное поле. Дождь перестал, и на зеленой траве стояли пилоты и девушки в форме и рассматрива­ли небо. Я облокотился на деревянный барьер и долго смотрел на пилотов, стараясь угадать по их виду, будет самолет или нет. Наконец, мне надоело следить за ними, и я пошел в буфет, купил коммерческую пачку «Беломора» и, вернувшись к палисадничку, закурил. Оказа­лось, что курить здесь нельзя; мне пришлось уйти в цвет­ник. Я уселся на мокрую скамейку и стал рассматривать клумбу. Потом долго еще сидел в зале ожидания, втис­нувшись между спящей женщиной и полным военным с внушительной планкой орденских колодок. Неожидан­но все оживились, заговорили, что прибывает самолет из Свердловска. Я вышел с толпой на улицу. Половина неба все еще была закрыта облаками, но летное поле уже выглядело по-иному: наискось торопливо шагали двое пилотов, бородатый дядька катил поблескивающую се­ребром лесенку с перилами, медленно двигалась авто­цистерна.

В вышине раздался рокот мотора, показался само­лет; рядом со мной заволновались люди с чемоданами, портфелями, букетами цветов.

За свердловским прибыл самолет из Сыктывкара, но о моем дежурная опять ничего не могла сказать. Я ходил курить, возвращался в зал ожидания, снова курил, сно­ва сидел на освободившемся месте. Время от времени я справлялся у дежурной и печально отходил от ее окошка.

И вдруг совсем неожиданно прозвучали ее слова:

— Да что вы? Самолет из Москвы прибыл минут пять назад. Идите скорее, наверное, там уже все разо­шлись.

Этого я не мог себе простить! Так томиться — и прозевать!

Я бросился к выходу.

У барьера, где все время толпился народ, было пусто. Я побежал вокруг павильона к цветнику, у кото­рого останавливался автобус. Он был почти полон. Я заскочил в него и сразу увидел Ладу. Она сидела с краю, а у окна, видимо, занимая мое место, стоял че­модан в полосатом чехле. Расталкивая пассажиров, я с трудом протиснулся к ней и встретился с ее растерян­ным взглядом.

— Саша,— сказала она,— я не виновата. Это все погода.

— Знаю,— сказал я.— Мне уж казалось, ты не при­летишь совсем.

— Нас долго не принимал ваш город. Тебе, навер­ное, об этом сказали?

— Да.

— Я еще удивляюсь, как ты меня встретил. Ты толь­ко приехал?

— Нет,— покачал я головой.

— А я думала, ты потому и опоздал.

— Нет.

Разговор не клеился. А ведь думалось, мы будем говорить, захлебываясь.

Я смущенно покосился на Ладу. Под ее большими глазами синели подглазицы, и вид ее был так беспомо­щен, что мне захотелось взять ее узкие ладони и цело­вать их, и говорить, что все будет хорошо, говорить много, бессвязно. Но слов не находилось. Я нервно те­ребил ручку чемодана, стоящего на моих коленях.

Притронувшись к завернутому в бумагу ядру, кото­рое лежало на чемодане, она спросила:

— Что там у тебя такое тяжелое?

— Ядро.

— Ты, по-моему, только и делаешь, что покупаешь себе разные диски и ядра, —сказала она с нерешитель­ной улыбкой.— Наверное, твой арсенал потянет сейчас на целую тонну.

Она всячески старалась растопить лед молчания, но я не мог поддержать ее и смотрел на мелькавшие за окном березы.

Она тоже замолчала.

А как много нам надо было сказать друг другу! Лада не выдержала первая, она снова шла мне на­встречу:

— Как у тебя? Все благополучно?

— Пока ничего.

— Больше на фронт тебя не отправляют?— спро­сила она, снова с нерешительной улыбкой.

— Нет.

Автобус бросало на ухабах, ядро подпрыгивало на чемодане и глухо стукалось о его крышку.

— Ты сводку читала?— спросил я.

— Да. За чехлом лежит свежая «Правда», можешь достать.

— Я читал.

— Какие чудесные известия!

— Да.

— Вся Москва со дня на день ждет конца войны.

— Да, сейчас уж скоро. Мы опять замолчали.

За окном показались четырехэтажные дома.

— А у вас большой город,— сказала Лада.

— Мы поедем за тридцать километров от него.

— Я знаю... Как с билетами?

— Достанем. В простой день свободно.

— Ты ничего не рассказываешь о себе.

— Ты тоже.

— У меня нет ничего нового.

— Как ты доехала? То есть, долетела?

— Ничего. На поезд невозможно достать билетов. Мне заказали на самолет через институт. Но я ничего не потеряла. Работала эти дни. Отпуск мне оформили с сегодняшнего дня.

— У тебя отпуск?

— Да.

— Большой?

— Месяц.

— И долго ты сможешь пробыть у меня?

— Пока не прогонишь,— улыбнулась она.

— В твоем распоряжении будет комната.

— Я знала, что ты устроишь.

Этот ничего не значащий разговор продолжался и в поезде.

Когда мы сошли в Мелешино, Лада спросила, огля­дываясь с любопытством:

— Это и есть ваш Быстрянстрой?

— Нет. Отсюда мы поедем на дрезине.

— Я никогда не ездила. Даже не видела дрезины.

— Сейчас я тебя прокачу сам. Я приехал на ней утром.

Я зашел к диспетчеру, справился о делах, потом уложил Ладин чемодан на заднее сиденье, усадил ее рядом с собой перед ветровым стеклом, и мы тронулись.

— Какие чудесные места,— сказала Лада.

— Тут еще не то будет, когда все зацветет.

— У вас, наверное, много грибов и ягод?

— Очень.

— И цветов?

— Тоже. Давай остановимся и поищем подснежники.

Она благодарно сжала мне руку.

Выбирая сухие места, мы пробрались в лес.

Через несколько минут она остановилась и разоча­рованно взглянула на меня.

— Нету.

— Давай поищем внимательнее. Я на днях много видел.

Наклонившись для того, чтобы сорвать желтенький цветочек мать-мачехи, она сказала:

— Хорошо бы найти хоть один.

- Найдем.

Из-за кустов раздался ее голос:

— Не нашел?

— А ты?

— Нет.

Неожиданно она захлопала в ладоши.

— Саша! Какая прелесть! Я нашла!

Через несколько минут она сообщила радостно:

— Еще! Да как их много здесь!

Тогда я продрался сквозь кусты и протянул ей це­лый букетик.

— Обманщик! А сказал, что тоже не нашел.

— Я не хотел тебя огорчать, у тебя же нет опыта. Ты их видишь только на московских улицах у старушек.

— Ты просто гений, Саша!

— Поедем?

Она с жалостью огляделась вокруг.

— А надо?

— Да. Из-за нас не отправляют встречный поезд. Здесь одна колея.

— Почему ты не сказал раньше? Поехали скорее.

Откинувшись на клеенчатую спинку дрезины, она любовно расправляла тонкими пальцами лепесточки подснежников. Ветер свистел в наших ушах, солнце би­ло прямо в ветровое стекло.

Глава пятнадцатая

Это дружба не та,за которой размолвку скрывают.Это самая первая,самая верная связь.Это дружба, когдао руках и губах забывают,Чтоб о самом заветномвсю ночь говорить торопясь.(Константин Симонов).

Спать я уходил к Семену Шаврову. С Ладой мы виделись только по вечерам. Она предлагала мне устроиться на полу, но я отказался, объяснив ей, что боюсь сплетен.

Она пожала худенькими плечами и сказала не­брежно:

— О, это меня нисколько не страшит.

Я возразил устало:

— Ты еще не знаешь, что это такое...

Она посмотрела на меня серьезно и произнесла:

— Прости, Саша, о тебе я не подумала. Я все как-то считала, что это касается женщин. Решила, что ты беспокоишься о моей чести.

Я усмехнулся и хотел рассказать ей о письме де­вушки с выщипанными бровками. Но разве я имел право тревожить Ладино спокойствие?