Аваддон-Губитель - Эрнесто Сабато

Я провел четыре дня, патрулируя с первым батальоном четвертой дивизии в этой первобытной сельве, где кишат змеи, удавы, гигантские пауки и ягуары. (Из очерка Муррея Сейла, военного корреспондента лондонского «Таймс».)

Сентябрь был еще хуже августа. Нам пришлось делать опаснейшие переходы, мы теряли людей, вступали в бой, и под конец у нас стало недоставать самого необходимого. К тому же мы поняли, что группа Хоакина не вернется, что она уничтожена. Моро страдал от нестерпимых болей, и нашему команданте с каждым днем становилось все хуже, потому что лекарство от астмы давно кончилось. Иногда он от нас прятался, чтобы мы не видели его, когда астма особенно прижмет. Ближайшей нашей целью было прийти в Ла-Игеру. Но мы все уже знали, что армии известно наше местопребывание. Коко обнаружил в доме телеграфиста в Валье-Гранде[212] телеграмму — субпрефект сообщал коррехидору о присутствии партизан. 26-го, около полудня, наш небольшой авангард вышел в путь, чтобы попытаться дойти до Хагуэя. Через полчаса, когда группы центра и арьергарда вышли в том же направлении, мы услышали густую стрельбу со стороны Ла-Игеры. Команданте сразу организовал оборону в ожидании возвращения авангарда или того, что от него осталось, — мы не сомневались, что они попали в засаду. Итак, мы с нетерпением ждали известий. Первым явился Бенигно, пуля пробила ему плечо. Дело было так: сперва ранили Коко, тогда Бенигно подбежал помочь ему, и, пока он его тащил, их настигла пулеметная очередь — Коко был убит, и одна из пуль, прошив его насквозь, ранила Бенигно в плечо. Остальные были либо убиты, либо ранены. Для Инти это был очень тяжелый удар. Коко был ему больше, чем брат: они вместе сидели в тюрьме, вместе боролись, вместе пошли в партизаны. Чтобы ты лучше понял — однажды в лесу мы говорили о гибели Рикардо, о том, как она подкосила его брата Артуро. Тогда Коко сказал Инти: не хотел бы я видеть тебя мертвым, не знаю, как бы я себя повел. Но, к счастью, меня убьют раньше, я это знаю, сказал он. Так оно и случилось. Коко был славный товарищ, великого мужества боец, но в день, когда убили Рикардо, он плакал.

К счастью, Инти не видел, как погиб Коко. Плакать он не умел, но с того дня стал еще молчаливей, чем прежде.

Палито опять умолк, голос его становился все глуше по мере того, как продвигался рассказ об их бедах, — словно на самом голосе отражалось нарастание неудач в походе этого небольшого отряда обреченных.

Он поднялся, сказав: «Схожу в уборную». Делал он это часто, Марсело знал — почки у него уже не такие, как у здорового. Возвратясь, он опять лег и продолжил рассказ: — Засада в Ла-Игере оказалась страшным ударом. По сути, то было начало конца.

27 сентября. — В 4 часа мы возобновили движение, пытаясь найти место, где можно будет подняться в гору, и нашли его в 7 часов, но со стороны, противоположной той, на какую рассчитывали, — перед нами был голый утес, с виду безобидный. Мы поднялись еще немного, ища укрытия от авиации в очень редкой рощице, и там обнаружили, что по скале пролегает дорога, хотя по ней за весь день никто не проехал. К вечеру на середину горы поднялись солдат и крестьянин, некоторое время они играли там в карты, не видя нас. Анисето пошел на разведку и заметил в одном из ближайших домов порядочный отряд солдат — эта дорога была бы для нас самой удобной, но теперь ее перерезали. Утром мы увидели, что на соседнюю гору поднимается колонна солдат, их снаряжение блестело на солнце, а потом, в полдень, послышались отдельные выстрелы и несколько очередей, раздались крики, — «Вот здесь», «Он выходит отсюда», «Ты выйдешь или нет?», — сопровождаемые выстрелами. Мы не знаем, что сталось с этим человеком, предполагаем, что это мог быть Камба. В сумерки двинулись в путь, пытаясь спуститься к воде по другому склону, и оказались в зарослях, чуть более густых, чем прежние; пришлось брать воду в этом же каньоне, потому что там не давала к ней подойти скала. По радио сообщили, что мы столкнулись с ротой Галиндо и оставили трех убитых, которых привезут в В.-Г.[213] для опознания. Похоже, что Камба и Леон не попали в плен. В этот раз наши потери очень велики, самый чувствительный удар — гибель Коко, но Мигель и Хулио — великолепные бойцы, вообще храбрость всех троих выше всяких похвал. Леон хорошо рисовал. — Высота 1800 м. (Из «Дневника» Че Гевары.)

Команданте искал зону, где идти было бы не так трудно и мы сумели бы отдохнуть и подкрепиться. Но для этого надо было прорвать два кольца: одно, ближайшее, прямо перед нами, и другое, большое кольцо, по которому расположились солдаты, о чем мы узнали из сообщений по радио. В последние дни сентября и в начале октября мы старались днем держаться в укрытии, хотя и делали несколько попыток отыскать выход. В довершение беды у нас кончилась вода. Пришлось пить какую-то очень горькую воду, да и ту добывали с великой опасностью по ночам, заметая свои следы. Мы слышали, как вблизи от нас проходят солдаты, каждый раз их было все больше, и все хорошо вооружены. Когда разжигали костер, прикрывали его чуть ли не одеялами, чтобы они не заметили.

Рассчитывают, что команданте Эрнесто Че Гевару с часу на час удастся захватить, так как он уже несколько дней окружен плотным кольцом. Каменистая почва и колючки превращают здесь тело любого человека в сплошную рану. Непроходимые заросли, сухие и ощетинившиеся шипами, делают почти невозможным перемещение даже днем, разве что вдоль горных потоков, которые все находятся под неусыпным наблюдением. Невозможно понять, каким образом партизаны выдерживают это окружение — жажду, голод, страх. «Этот человек живым не уйдет», — сказал нам один офицер. (От военного корреспондента.)

Так мы продержались до 8 октября. Накануне исполнилось одиннадцать месяцев с начала нашей партизанской войны. Ночь была холодная. Продвигались очень медленно, потому что Чино трудно идти в темноте, у Моро болела нога, и команданте без лекарств от астмы сильно мучился. В два часа ночи остановились передохнуть. В четыре часа двинулись дальше. Было нас 17 человек, мы шли по ущелью Юро в темноте и молча, чтобы не выдать себя. Когда взошло солнце, команданте стал изучать ситуацию, искать хребет, перевалив через который можно было бы пройти к реке Сан-Лоренсо. Но все высоты были почти голые, незамеченными пройти невозможно. Тогда команданте решил послать три пары на разведку: одну направо, другую прямо и третью налево. Вскоре они вернулись и доложили, что все выходы отрезаны. И назад мы не могли повернуть — по тропе, по которой прошли ночью, днем было идти невозможно. Тогда команданте решил, что нам надо спрятаться в боковом ущелье и воздерживаться от боевых действий, сколько будет возможно, потому что если они начнутся хотя бы после трех часов, мы бы смогли сопротивляться до захода солнца, и тогда в темноте нам бы удалось выйти из окружения.

В восемь утра крестьянин по имени Виктор явился на военный пункт в Ла-Игере с сообщением, что в зарослях вблизи его ранчо передвигаются незнакомые люди. Офицер заплатил информатору и немедленно передал известие отрядам рейнджеров[214], расположенным в этой зоне. Майор Мигель Айороа, командующий двумя ротами рейнджеров, действовавшими в регионе, отдал по радио приказ блокировать выходы из ущелий Сан-Антонио, Ягуэй и Юро. Капитан Прадо со своим отрядом отправился к ущелью Юро, и его люди около полудня столкнулись с партизанами. В первой же стычке были убиты два солдата. Беспорядочная стрельба продолжалась около трех часов. Рейнджеры постепенно занимали территорию и приблизились к неприятелю метров на 70. В пятнадцать тридцать партизаны потерпели первый заметный урон. (Из военной сводки.)

На нашу беду атака началась в полдень — как я тебе говорил, команданте надеялся, что она задержится хотя бы до трех часов. Стали доноситься пулеметные очереди — к счастью, они пока били по той дороге, по которой мы прошли ночью. Очевидно, там полагали, что мы еще в пути. Это позволило нам выиграть время. Команданте разделил нас на три группы, условившись о месте, где мы должны встретиться с наступлением темноты. Но когда моя группа туда пришла, мы никого не застали. Мы молча переглянулись и рухнули наземь от усталости и тревоги, мы надеялись все же, что Че со своей группой, не имея возможности дойти до условленного места, решил идти к Сан-Лоренсо.

Палито замолчал. Мартин, лежа на спине, почувствовал, что сейчас начнется приступ астмы. «Моей астмы», — подумал он, как человек, с удивлением вдруг понимающий, что совершает самый низкий поступок в своей жизни. После долгого, жуткого молчания Палито он услышал, как тот очень тихо говорит: «Мы не знали, что вся его группа погибла, что команданте Эрнесто Че Гевара ранен, взят в плен и вскоре будет убит самым…» Но последних слов Марсело уже не расслышал. Больше они в ту ночь не разговаривали.