Одиночество в сети. Возвращение к началу - Януш Вишневский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Больница действительно находилась неподалеку, две трамвайные остановки и несколько сотен метров по асфальтовой в колдобинах – ну а как же без них? – дороге. Небольшое потрепанное здание с узкой подъездной дорожкой для скорой помощи, трехэтажное. В приемном покое было много народу, все молчали. В глубине помещения за стеклом сидела женщина в белом халате с приставленным к уху мобильником. Он терпеливо ждал, когда та соизволит подойти к нему. Не подходила. Когда он в третий раз повторил «Здравствуйте», она сердито положила телефон и, не двигаясь с места, воскликнула нетерпеливым голосом:
– По какому вопросу? Очередь не видите?
Именно в этот момент он почувствовал в кармане вибрацию мобильника и поспешно вышел на крыльцо.
– Ты где и почему именно там? – Узнал он голос Витольда, который неизменно так начинал каждый их разговор. – Марика предложила встретиться вчетвером. В каком-то новом джазовом клубе. А потом посмотрим, как дело пойдет, может, переберемся к ней. К вашему сведению: я поддерживаю эту идею. А ты? Если ты согласишься, нас будет большинство.
Когда Витольд услышал, что друг в больнице, испугался не на шутку. Но когда Якуб объяснил ему, зачем пришел, сказал с типичным для себя сарказмом:
– Посещение польской больницы всегда связано с вероятностью того, что тебя просто не заметят. А чтобы заметили – пусть тебя туда внесут, ну или сам приползи с металлическим стержнем в башке. Ты до сих пор этого не знал? Значит, ты здоровый счастливчик и жить будешь долго.
Якуб закончил разговор и вернулся в приемный покой. Он стоял у самого стекла. Женщина в белом халате снова говорила по телефону и не обращала на него внимания.
И тогда он вот что придумал. Когда-то, еще в школе, учитель польского языка организовал цикл уроков о толерантности. В рамках этого цикла, ученики подготовили спектакль по мотивам популярного тогда молодежного романа Ричарда Эванса «Майкл Вэй. Заключенный из камеры № 25». Главный герой – подросток, больной синдромом Туретта, который в его случае проявлялся прежде всего интенсивным морганием, особенно в стрессовых или неловких ситуациях. В роли Вэя был Витольд, что никого не удивило. И хотя герой книги не сыплет ругательствами, Витольд стал убеждать учителя, что драматургически будет лучше, если на сцене не моргать (в книге это понятно, а со сцены – не видать), зато его персонаж будет ругаться. Учитель, конечно, не хотел соглашаться на это. И тогда Витольд во время одной из репетиций начал ругаться, но… произнося слова наоборот. Так из его уст то и дело вылетали «йух», «дялб», «адзип» и многое другое. Он ввертывал эти слова в текст так органично, так легко, что учитель, в конце концов, сдался.
Вит сыграл свою роль отлично, и в школе появилась мода на ругательства, произносимые задом наперед. Именно от него Якуб научился идеально имитировать тики, характерные для больных с синдромом Туретта, и теперь он решил использовать эту способность. Он начал биться головой о стекло, яростно клясть все последними словами, благоразумно перевернутыми наоборот, судорожно трястись. При этом он строил дикие рожи, высовывал язык, морщил лоб и закатывал глаза. Люди в приемном покое стали потихоньку отодвигаться подальше. Послышались крики: «псих», «безумец», «бедняга», «эпилептик», «есть в этой, на хрен, больнице врач вообще?»
Женщина за стеклом вскочила со стула, с опаской подошла к нему, как к собаке, которая может вцепиться в горло. В приемном покое воцарилась тишина.
– Все будет хорошо, сейчас мы вам поможем. Вы в больнице, только спокойно, – повторяла она.
Якуб выпрямился, поправил пиджак и громко сказал:
– Я спокоен. Я рад, что вы перестали играть в телефон на работе. Да не просто на работе – в больнице, на дежурстве. И я рад получить помощь. Я пытался попросить ее. Несколько раз. Все в приемном покое могут засвидетельствовать это. Не так ли, господа?
В одно мгновение люди в приемном покое поняли, что приступ был разыгран. Одни засмеялись, другие вздохнули с облегчением, третьи зааплодировали. Регистраторша в ужасе выбежала из приемной и исчезла в одном из коридоров. Через некоторое время в комнате за стеклом появился высокий мужчина в белом халате и со стетоскопом на шее. Рядом с ним стоял охранник в темно-синей форме, на подбородке и лацкане пиджака были остатки пищи.
Якуб вежливо спросил про пана Искру, на что охранник потребовал от него паспорт. Наивно полагая, что такова обычная процедура, необходимая, чтобы его впустили на территорию больницы, Якуб подал ему документ. Однако записав данные, охранник сообщил ему, что пана Искру перевезли в другое место, а его данные он передаст полиции, которую, безусловно, заинтересует мошенник, прикидывающийся больным ради того, чтобы навестить какое-то отребье, получившее по морде в драке.
Якуб ощутил прилив ярости. Слушал охранника, держа в руке мобильник. В какой-то момент он поднял его, но все же попытался успокоиться и сказал:
– Я записал ваше оскорбительное высказывание на этот телефон. И на фото зафиксировал ваш бейджик. С удовольствием передам, причем уже сегодня, запись – сначала пану Искре, а потом – плечистым и, в общем-то, не слишком склонным к нежностям его друзьям. Людям честным, с отличной памятью и крепкими кулаками. Уверен, они захотят с вами перекинуться парой слов. Потому что доктор Искра – их друг. И не думаю, что им понравится, что вы назвали его отребьем. Еще раз повторяю и рекомендую запомнить: «доктор Искра». Приятной беседы не предвижу, но разговор наверняка будет полезным. На вашем месте я бы вел себя поаккуратнее. Особенно в этом районе. Особенно по вечерам, – добавил Якуб, пряча телефон в карман.
Охранник сначала ехидно лыбился, но вскоре, что называется, спал с лица и посмотрел на Якуба с неподдельным страхом.
Якуб вышел на улицу и по подъему для карет скорой помощи выбежал на газон. Долго не мог перевести дыхание: он еще никогда не блефовал так отчаянно. Ну на самом деле, должна же быть хоть какая-то справедливость.
На своих двоих добрался до супермаркета. Зигусь в наушниках сидел на скамейке и кормил голубей. Якуб подошел, чтобы сесть, и всполошил птиц, которые резко взлетели. Зигусь взглянул на него с гневом:
– А надо было, приятель, так резко, чтобы голодных пташек распугать? – раздался детский голос, абсолютно не соответствовавший качку с татуированной шеей.
– Искры в той больнице нет, – отрезал Якуб, не обращая внимания ни
