Атомный поезд - Данил Корецкий

Но Директор не мог себе представить, что его российский коллега генерал Мезенцев на каждой планёрке кроет матом подчинённых и даже не подозревает, что делает нечто нехорошее, за что с него могут спросить по всей строгости закона. И подчинённые, что характерно, воспринимают это как должное и даже не помышляют о таких глупостях, как жалобы вышестоящему начальству или, упаси боже, в суд. И до тех пор, пока Директор ЦРУ и другие руководители американской администрации не могут себе представить реалий российской действительности, сохраняется миф о «загадочной русской душе», феномен которой Запад, на горе себе и радость России, не может разгадать уже столько десятилетий.

Кольбан, в свою очередь, смотрел на Директора ЦРУ. Он тоже мог задать Фоуку вопрос: «Где вы взяли такого идиота?», тем более что в отличие от Директора не располагал сведениями, опровергающими это мнение. Но, во-первых, вышеприведённые соображения полностью распространялись и на него, а во-вторых, Директор вдобавок платил ему неплохую зарплату. Так что оскорблять его словами у учёного не было никаких оснований. Поэтому они просто сидели и молча смотрели друг на друга.

— А как ваш детектор поедет по российским железным дорогам? Кто его будет сопровождать? Ведь это большой риск! — наконец нарушил молчание Директор.

Кольбан развёл руками.

— Я могу только собрать прибор и высказать соображения по его эксплуатации. То, о чём вы говорите, не входит в сферу моей компетенции. Но думаю, его надо замаскировать в грузовом контейнере, следующем через Россию транзитом под пломбами страны-отправителя.

Ричард Фоук откашлялся. У него была такая манера привлекать к себе внимание во время беседы.

— Действительно, тактические вопросы продумает мистер Паркинсон. А я прослежу, чтобы взаимодействие между Паркинсоном и мистером Кольбаном было наиболее эффективным. Только один вопрос: какова конечная цель отслеживания «Мобильного скорпиона»?

Директор долго молчал, глядя в сторону окна. Наконец заговорил, и голос был совершенно бесцветным.

— Это политическое решение, его должно принимать высшее руководство страны. На мой взгляд, любая угроза национальной безопасности должна быть уничтожена.

Совещание закончилось.

В коридоре Кольбан одобрительно сказал Фоуку:

— А ведь Директор вовсе не такой иди… Я хочу сказать, что некоторые мысли он хватает на лету!

Последнюю фразу Директора он, как всегда, пропустил мимо ушей. Подобные детали его не касались.

Глава 2

Медовый месяц ракетчика

Триста восемьдесят километров по трассе Вильнюс — Клайпеда, по «Дороге Солнца» Ницца — Париж или по автобану Дюссельдорф — Берлин — это одно. Триста восемьдесят километров по шоссе местного значения Тиходонск — Кротово — это совсем другое. Разбитая, в многочисленных выбоинах дорога, подлежащий списанию по возрасту автобус, теснота, духота, устойчивый запах пота… Основную часть пассажиров составляли селяне, которые посетили по какой-либо надобности Тиходонск и возвращались в родные места. Кто-то ездил за правдой в государственные или судебные органы, кто-то проведывал обучающихся в тиходонских институтах детей, кто-то выбирался за покупками. Для сельской глубинки Тиходонск был тем, чем для самого Тиходонска являлась Москва: столицей, центром власти, очагом культуры, городом изобилия, конечной инстанцией в судебных тяжбах и блистательной перспективой для будущей жизни детей и внуков.

Автобус натужно тащился по выбоинам и ухабам, то и дело останавливался в райцентрах и приткнувшихся к шоссе населённых пунктах, изрыгая изжёванных и потных пассажиров. В салоне становилось просторнее, появились свободные места, потом освободилась половина автобуса. Молодой лейтенант и красивая девушка с капризным выражением лица сидели справа от прохода в задней части салона. Саша снял лейтенантский китель, оставшись в форменной рубашке с погонами, закатал рукава и расстегнул несколько пуговиц. Спёртый воздух был пропитан миазмами, он попытался открыть окно, но оно было заколочено наглухо.

— Так что это за Степан Григорьевич? — как бы невзначай вернулся он к теме, которую уже неоднократно затрагивал. — Почему он вёл себя как хозяин? Почему взял на себя такие расходы? Почему ты его поцеловала?

— Ой, ну сколько можно говорить об одном и том же? — Оксана подняла глаза. — Я тебе уже всё рассказала. Человек устроил нам праздник, я чмокнула его в щёку, что с того? Ты же не тиходонский Отелло в лейтенантском мундире? И вообще, не приставай ко мне с всякими глупостями!

Как опытный разведчик или неоднократно судимый уголовник, она избегала конкретизации и уточнений, ограничиваясь самыми общими и неопределёнными словами. Причём этому её никто не учил, она сама интуитивно определила тактику, максимально затрудняющую выявление лжи.

Многочасовая тряска в душном междугороднем автобусе не могла поднять настроение Оксане. Кудасов всю дорогу предпринимал отчаянные попытки растормошить свою молодую супругу и отвлечь её от мрачных мыслей, но у него ничего не получалось.

— Оксанка, рассказать анекдот? — приступил он к очередной попытке. — Приходит генерал домой, а там…

— У меня нет настроения для анекдотов, — отрезала Оксана.

Разувшись и забравшись с ногами на сиденье, девушка больше смотрела в окно, чем на расположившегося слева Александра. Мимо проплывали убогие пейзажи российской глубинки, которые она расценивала как печальных предвестников её будущего. Солнце припекало через толстое стекло, занавески на окне не было, Оксана изнывала от жары. Она пыталась заснуть, но и это ей сделать не удалось.

— Я думаю, что это твоё Кротово ещё хуже, чем я предполагала, — раздражённо произнесла новобрачная. — И это называется медовый месяц! Честно скажу тебе, Саша, я представляла его себе несколько иначе.

— Да, это не медовый месяц, — Саша ласково погладил нежные девичьи ступни. — Это трудовые будни. Прости, но когда мне предложили эту работу, отказаться от неё или попросить отсрочки на месяц было бы по меньшей мере неразумно. Я бы даже сказал, глупо.

— У тебя всё получается глупо, радость моя, — язвительно ответила девушка, продолжая созерцать унылые ландшафты за окном автобуса и не поворачивая головы к мужу. — Зачем было срывать меня с места? Что я буду делать в этой дыре? Коров доить?

Александр невольно рассмеялся, хотя и понимал, что смех вызовет ещё большее раздражение.

— Почему коров? — он попытался обнять Оксану за плечи и прижать её к себе, но супруга строптиво высвободилась. — Кротово — не деревня, это военный городок, коров там нет. К тому же ты можешь не работать, у меня достаточная зарплата. И потом, через несколько лет я поеду в Академию на учёбу и мы будем жить в Москве…

— Саша, перестань нести чушь, — девушка непроизвольно повысила голос, не замечая, что на них уже начинают оглядываться другие пассажиры. — Всё, о чём ты говоришь, это вилами на воде писано. Ты фантазёр и романтик, но я-то смотрю на вещи более здраво. Мне не нравится начало твоей карьеры. Эта ужасная поездка как бы модель нашей будущей жизни. Вонь, тряска, духота… Я жутко устала. У меня сейчас нет сил даже на то, чтобы спорить с тобой. Я мечтаю принять прохладный душ. А ещё лучше ванну. С пеной.

— Скоро мы доберёмся, и ты примешь ванну, — заверил супругу Александр, хотя вовсе не был уверен, что именно так все и будет. — Мне это пообещали серьёзные люди. У нас будет квартира со всеми удобствами.

Оксана ничего не ответила. Она вновь сомкнула глаза, пытаясь всё-таки задремать. Александр не стал её беспокоить. Всю оставшуюся часть пути молодые супруги молчали, хотя Оксане так и не удалось уснуть. Когда девушка вышла из автобуса, она буквально валилась с ног от усталости. Кудасов огляделся.

Они попали в сонное царство. Тишь, лень, безвременье… Пыльная, окружённая колючими акациями площадь, голая потрескавшаяся клумба вокруг гипсового памятника Ленину, небольшой продовольственный магазин в маленьком саманном домишке с двускатной крышей и крохотными оконцами, спящая на обочине собака, медленно катящаяся за гнедой кобылой телега, набитая свежескошенной травой. Наискосок через площадь нетвёрдой походкой шли два неопределённого возраста человека в военных галифе, заправленных в сапоги, и синих линялых майках. Эта картина могла с равной степенью достоверности относиться и к девяностым, и к шестидесятым, и даже к сороковым годам прошлого века.

Людей на площади было немного, только у магазина царило некоторое оживление. Попутчики куда-то исчезли. По дороге автобус регулярно останавливался и отрыгивал измятых и потных пассажиров, до Кротова доехали человек шесть, и все они как-то сразу и незаметно рассосались. Кудасов поставил объёмистую спортивную сумку и чемодан на землю и догнал пожилого мужчину с усталым морщинистым лицом.