Моя чужая женщина - Ольга Дашкова

В висках пульсирует, одно лишь слово повторяю губами, забыв, как дышать.

– Пе-ре-ста-ра-лись.

А потом начинаю выть, не слыша собственного голоса, чувствуя лишь безграничную, разрывающую меня на части боль. Не знаю, сколько прошло времени, но я лежу все на той же койке, чувствую, что мой палач рядом.

– Днем ребята отвезут тебя в другую клинику, где доктора более сговорчивые и выскребут все подчистую. А если ты не станешь послушной, из твоего Артемки на зоне сделают девочку и будут ебать еще пять лет.

Вообще ничего не чувствую, из меня выжали все эмоции до капли, до безразличия ко всему.

Глава 43

Арина

– И прекрати мне, блять, устраивать спектакли и истерики. Я, сука, по горло уже ими сыт! Ты моя! Понимаешь? Моя собственность!

Костя грубо трясет за плечи, пытается поставить меня на ноги, а я до такой степени морально выжата, что совсем нет сил сказать хоть слово или дать отпор. Открыв глаза, вижу лишь его искаженное от злости лицо, губы дрожат.

Вот сейчас он убьет меня прямо в этом подвале, дайте ему в руки молоток, и пусть он сделает это, как сделал с моей матерью. И ведь никто не узнает, не вспомнит, даже братишка – обдолбанный торчок, ради которого я прогибалась все эти годы под чудовище. Ребеночка жалко, очень жалко.

– Нет, сучка, ты не будешь мне падать в обмороки и притворяться. Я могу тебя запинать, чтоб ты сама выкинула этого ублюдка из себя, которого хотела выдать за моего ребенка. А могу дать поиграть тобой парням, но мне не нужна испорченная игрушка.

– Ты болен, Костя, отпусти… и не трогай меня… никогда не трогай своими погаными руками, – голос слабый, но Никифоров слышит каждое слово.

– Никогда, никогда я тебя, моя девочка, не отпущу. Я судьба твоя, карма, как и ты – моя. Сколько раз пытался забыть, трахал других, но всегда, как одержимый, выбирал рыжих. А перед глазами стояла ты, сука подлая, что посмела предать меня!

Больно хватает за волосы, тащит к двери, я лишь успеваю перебирать ногами, начинает тошнить от страха и неизвестности. Ступеньки кажутся бесконечными, где-то очень громко работает включенный телевизор, а в моих глазах пелена слез.

Яркий солнечный свет, морозный воздух, останавливаемся, хватка немного слабеет, теперь Костя сжимает мою шею пальцами. Подняв голову, вижу верхушки кедров, пронзающие яркое голубое небо. Словно ничего не происходит, словно у меня не уходит из-под ног земля, и мир не рушится на части.

– Отпусти ее!

Громкий крик, сердце, кажется, останавливается, пытаюсь понять, откуда он. Неужели за меня кто-то может заступиться? Кому нужна детдомовская девчонка, подстилка самого влиятельного человека в городе, которого наверняка все ненавидят?

– Я сказал, отпусти!

– Гектор, ты ли это?

Теперь я вижу мужчину, что стоит посреди большого двора без головного убора, пальто распахнуто, позади него открыты ворота, несколько автомобилей и больше никого. Даже удивительно, что нет ни одного человека.

– Отпусти девчонку, она тебе ничего не сделала.

– Это решать мне! Свали нахрен и появишься, когда я тебя позову.

Спускаемся с широкого крыльца, под нашими ногами скрипит снег. Облизываю губы, начинаю соображать, у них своя вражда, недаром Гектор говорил о свободе. Всех нас эта мразь держит – кого за горло, а кого за яйца.

Стараюсь не делать резких движений, а когда в руке Гектора появляется оружие, останавливаюсь, но Костя продолжает толкать меня вперед.

– Шутишь, да? Кто-то забыл, где его место? Напомнить?

– Не шучу! Отпусти ее! И где мое место, больше решать не тебе.

– Хм… как интересно. И что ты сделаешь? Выстрелишь в меня и думаешь, уйдешь отсюда живым? Или выживет эта кукла, которая тоже забыла, кто ее хозяин? А может, это вы за моей спиной трахались и снюхались? Не твоего ребеночка мы сейчас поедем выскребать?

Мы теперь стоим на расстоянии нескольких метров, слезы высохли, совсем не чувствую мороза, лишь энергию ненависти между двумя мужчинами. Гектор бледен, в голубых глазах арктический холод. Неужели он выстрелит?

Крамольная и греховная мысль, но я хочу этого. Всем сердцем хочу, всей своей грешной душой, понимая, что нельзя так. Но дай мне кто в подвале в руки оружие – я бы выстрелила. За моих родителей, за себя, за брата, за судьбу, что могла быть другой.

– А ты забыл, кто дал тебе все?

– Ты же это все до этого и отнял. Отпусти ее.

– Хм… какой забавный поворот: я приехал наказать свою шлюху, а придется еще показать место своей шавке.

Резкий толчок, меня отбрасывают в сторону, падаю на колени, отползаю, руки леденеют. Оглядываюсь по сторонам и замечаю, что никого нет, совсем никого. В доме как минимум человек пять, но никто не вышел.

– Ну что ты сделаешь? Убьешь меня? За нее, – кивок в сторону. – Или ты тоже, как и она, свободы захотел? Но ты ведь знаешь, сколько в моем личном архиве нераскрытых дел? В них не хватает лишь твоей фамилии в строке «подозреваемый».

– А ты знаешь, что мне плевать на них.

Никифоров подходит ближе, ему кажется все происходящее шуткой, сейчас Гектор перебесится, не посмеет тронуть хозяина, и все будет как прежде. Но я уже чувствую, как трудно дышать, все вокруг пропитано ненавистью, болью и злобой.

– Не слишком ли рано тебе стало на все наплевать?

Гектор не отвечает, сухие бледные губы, на скулах играют желваки. Вот он прикрывает на секунду глаза, а открыв их, улыбается. Серьезно? Мне не кажется? Он улыбается?

Не могу разобрать, что он говорит, но Костя ведет плечами, а затем следует выстрел, разрывающий тишину и мое сознание.

А дальше все происходит как в замедленной съемке. Никифорова отбрасывает назад, он падает на снег, заваливаясь набок, как раз в мою сторону, и я вижу, как белый снег вмиг пропитывается бордовой кровью.

– Арина! Арина!

Меня зовут, голос знакомый, а потом трясут за плечи и поднимают на ноги.

– Арина, не смотри туда, не смотри.

Теплые ладони на щеках, горячие губы осыпают лицо поцелуями, а у меня подкашиваются ноги. Цепляюсь за куртку мужчины, всхлипываю, начинаю плакать.

– Все нормально, все хорошо, моя девочка, все уже хорошо, я рядом. Сука, этот ненормальный сказал сидеть в машине и не высовываться, пока не будет сигнала. А потом выстрел, я, блять, чуть с ума не рехнулся.

– Тихон… я… я так рада, что ты приехал.

– Конечно, приехал, моя милая, за тобой приехал. Прости, прости меня, что не смог раньше, прости, моя любимая.