Синдзи-кун и искусство войны - Виталий Хонихоев

— Так ты у нас оказывается Хирано Юичи — то есть первый сын! — говорит Читосе, заглядывая в свидетельство.

— Класс, — кисло говорю я, — теперь я еще и не Синдзи.

— Хорошее имя. Юичи. — произносит Майко. — Юичи. Хм. Даже лучше, чем Синдзи. Ты сразу благороднее становишься, что ли.

— Хирано Юичи-доно, — торжественно произносит Читосе, — гордый наследник универсама на Окинаве.

— Да ну вас. — говорю я, листая документы дальше. — Там, между прочим, очень красиво. И тепло.

— О! Окинава из него поперла. — говорит Майко. — Ты можешь вывезти парня с Окинавы в Токио, но вот вывести Окинаву из парня — уже вряд ли.

— Начались шуточки от столичных девушек о провинциальных парнях. — говорит Читосе. — Я вот тоже с деревни и что такого? Там, между прочим, люди честнее и попроще немного.

— Смотрите! Первые фото Сина! — выхватывает лист Иошико. — Он тут — совсем голенький! И такой пухлый! Милота!

— И ничего интересного. В таком возрасте все младенцы похожи. — говорю я, понимая, что это бесполезно. И точно — фотография пошла по рукам, вызывая охи и ахи.

— Не, все-таки тогда ты милее был. — говорит Майко. — Так бы и зацеловала тебя. А какой у тебя писюн!

— Да, писюн у него уже тогда был знатный! — кивает Читосе. — Я таких у младенцев не видела ни разу.

— Это, наверное, — мутация. — предполагает Иошико. — Ну как у младенца до колена может быть?!

— А ну отдайте! — я выхватываю фотографию и изучаю ее. Никакого «до колена» не вижу, обычный ребенок. Девушки давятся смехом. Туше, думаю я, подловили.

— Ага, еще тут сказано, что в школу пошел… бла-бла-бла… учителя тебя кстати любили, ты тогда еще лапочка был. Это уж потом… — машет рукой Майко, показывая что потом я покатился по наклонной, перестал уважать старших и даже банду себе сколотил. И назвался Сумераги-тайчо.

— Ага. А вот и пропажа. Убежала твоя маман с Окинавы. Я ж говорила, кто там выдержит в вашем захолустье. Мать-то у тебя столичная штучка была. Ага, убежала и пропала, никто не знает куда. — изучает документы Майко.

— Ну, эту часть истории можно уже и у Нанасэ спросить. — говорю я.

— Если она все помнит верно. Так, после вашей пропажи твой батяня начал пить, опустился на социальное дно и … умер. Умер, кстати, интересной смертью — его акула сожрала. Почти всего. — переворачивает она последнюю страницу.

— Какие акулы у побережья Окинавы? — хмурится Читосе.

— Большая белая акула — объясняет Майко. — Они на Окинаве — не редкость вообще. Каждый год хоть парочку отдыхающих на пляжах да сожрут. Ты чего? Там их полно. Даже пляжи сетками отгораживают. Но папаня у Сина — молодец. Заплыл подальше, видать, да акуле попался. Так что … вот и рапорт полицейский. Немного от него осталось, да.

— Какая-то бессмыслица. — рассуждаю я вслух. — Не похож этот человек на маньяка со шрамом, которого Нанасэ боится. Обычный инженер.

— А может твоя мать боялась, что вот отец твоя найдет ее и заставит вас обратно на Окинаву переехать и в универсаме семейном работать? Может именно это ее и пугало? И вообще, мы ж не знаем, какая у нее свекровь была, бабушка твоя. Может она жуткая зануда и заставляет всех вокруг на каждый праздник всей семьей собираться и выслушивать истории как она во время войны взводом командовала? — фантазирует Майко.

— И именно из-за этого она бежала через полстраны, сменила имя и фамилию, да еще и Нанасэ запугала?

— Я ж говорю — Окинава. — пожимает плечами Майко. — Кто там жить захочет? Люди готовы бежать на край света, лишь бы в универсаме твоей родни не работать.

— Думаю, все-таки надо родителей… то есть дедушку и бабушку известить, что Син жив и здоров. — говорит Читосе. — А то они думают, что одни остались. А у них, и правда, наследник есть. Кровинушка.

— А может не надо? А то поедет Син потом на Окинаву в универсаме работать, а я ж вас знаю — вы за ним все поедете. И будем мы там одной командой мороженного тунца по вторникам разгружать. И на распродажах кричать. — говорит Майко.

— Это ж семейное дело! — округляет глаза Читосе. — Если надо будет тунца разгружать — значит будем. Вот тогда, кстати и выяснится, кто тут верный и навсегда рядом, а кто так — ради острых ощущений и материальных ценностей.

— Материальных ценностей?! Да я за все время знакомства с этим мелким только убытки терплю! Теперь еще и Лагерь кормим, двести дармоедов, минус Вереск и Чепу со Шлендой. — возмущается Майко.

— И ничего не дармоеды! — возмущается в ответ Иошико. — Мы с Юки еще там таланты нашли. Сина привлекли с Акирой — и нашли. Мы через два года индустрию моды взорвем! У нас бизнес-план и анализ рынка! Мы — будущие миллионеры! Вы все еще вспомните этот день и скажете: «Иошико, как мы все ошибались, относясь к тебе как к младшей и гоняя за пивом!». Два года — и вы будете посрамлены, неверующие!

— Через два года я с голоду сдохну, — ворчит Майко, — но хорошо, что нашли хоть что-то. Радует несказанно.

Дверь открывается, входят Акира и Питер. Оба сосредоточенные и серьезные, будто два священника на холостяцкой вечеринке со стриптизершами. Целеустремленные.

— Народ! — громко говорит Питер. — Результаты жеребьевки стали известны. У нас все-таки будет два матча в отборочных.

— Как и ожидалось. — кивает с места Майко. — А с кем именно?

— Команда из Исикаги, какие-то «Вамиры», у них там Рыбарь капитан. А в следующем матче, если пройдем, — «Евклид». Кто такие — без понятия. Про них и неизвестно ничего пока. Отборочные пройдут по правилам «Вышибалы», как и в прошлый раз. — уточняет Питер.

— Нам нужны те, кого трудно сдвинуть с места, плюс те, кто может сам подвинуть. — говорит Акира. Она снова — сама эффективность и целеустремленность. Был момент, когда казалось, что расклеилась, но, вот, несколько минут — и она снова с нами.

— Юки может ледяной столб сообразить. — говорит Иошико. — Когда мы тренировались вместе, я видела.

— Модифицированный Молот Правосудия. — кивает Майко. — Знаю, видела. Как даст снизу в челюсть!

— Хорошо. Тогда — еще Майко и Син. Син за землю зацепится может,