АТРИум - Дмитрий Матяш

От него отделялась часть его существа.

Его душа.

– Пожалуйста… пожалуйста… – шептал он. – Забери лучше меня… Пожалуйста… Отдай ее…

– Кажись, он начинает верить, – донеслось от костра.

– Ей повезло, что он не закопал ее, а потом начал верить, – пошутил кто-то другой.

– Это точно, – согласился первый.

Земля под ногами затряслась так, словно в том месте, где стоял Кудесник, начиналось извержение вулкана. Бродяга поднялся на ноги, расставил их пошире, наклонился вперед и протянул руки – он готовился к тому, что почва, на которой он стоял, сейчас взорвется. Но взрыва не было. Было кое-что другое. Лес, земля, костер, сидящие за ним люди, дорога – все это пришло в движение. Площадь до леса и до дороги с обеих сторон от стоявшего в эпицентре непонятного явления Егора начала загибаться, сворачиваться, как подожженная фотография. Еще минуту назад пространство между бродягой и лесом было равниной – плоской, как футбольное поле, сейчас же край леса поднимался вверх, будто земля возле вырытой Звягинцевым погребальной ямы протаивала, проседала, раздаваясь в стороны. Футбольное поле постепенно превращалось в рампу для скейтбордистов. Верхушки елей теперь были направлены на бродягу, как исполинские стрелы. Это было невероятно, Кудесник не мог в это поверить, он чувствовал, что грань, за которой кончается действие рассудка, осталась где-то далеко позади. То, что он видел, не могло происходить в реальном мире – даже в том диковинном мире, в котором он прожил последние восемь лет.

В Атри случается все, что угодно, никто не станет отрицать, что завтра тайга может смениться песчаными барханами или по ней пройдет смертельный вихрь, который уничтожит все живое, от диких земель вплоть до КПП-3. Но одно дело – верить, что это теоретически возможно, и совсем другое – самому пребывать в жерле вулкана. Не всякий способен верить своим глазам, когда увиденное противоречит не только законам физики, не только твоим личным представлениям о том, что может быть, а что нет, но и устоям всего мироздания.

Егор следил за происходящим открытыми глазами, смотрел, как трое сидящих у костра тоже поднимаются вместе с загибающимся в полукруг миром, и теперь, когда он видел их как бы с высоты, они были похожи на три пирамидальные кучи тряпья, одна из которых периодически выпускала струю дыма.

Если бы можно было посмотреть на вздыбившуюся реальность мира в профиль, формой он напомнил бы каплю, гигантскую каплю, верхней частью слившуюся с небесной твердью и с одиноким человеком внутри утяжеленной нижней – балластом, который, сам того не желая, тянул ее вниз.

А затем в небе полыхнул яркий столб. Необыкновенно мощный, ослепительно-белый, взорвавший, казалось, и сами небеса и заливший пронизывающей, снежной люминисценцией землю, будто сияние, которое вложило всю свою мощь в огненный столб, сияние, которое продлилось всего долю секунды и конечной точкой которого было поднятое ввысь холодное тело…

Какое-то время Звягинцев пребывал внутри этого всепоглощающего и всепроникающего белого света. Он находился в сознании, мог шевелить руками и ногами, мог крутить головой, но все, что окружало его, было пропитано исключительной белизной. Ни земли под ногами, ни теней от сидевших у костра мужчин, ни стены леса. Егор попробовал позвать кого-нибудь, но никто не откликался. И тогда он просто пошел вперед. Не ощущая под ногами земли и даже не веря, что шагает по горизонтальной плоскости. К тому времени он уже не знал, во что можно верить, а во что нет.

Потом появился звук, и Егору показалось, что это были голоса. Знакомые голоса. Пройдя еще несколько шагов, он отчетливо узнал гулкий бас Хирурга и саркастический тон Звездочета. А еще… Господи, неужели это ему не снится? Звонкий смех Лены…

И он бросился бежать сломя голову. Белизна с каждым его шагом отступала, наполнялась долетающими извне звуками. Впереди замерцал огонь, а вокруг него стали проявляться тени. Белизна сменилась серостью, а та в свою очередь начала наливаться темной синевой. Теперь были отчетливо видны громоздкие тела в маскхалатах и сидящая между ними девушка в камуфляже. Она держала в руках что-то похожее на обычную армейскую флягу.

– Егор? – обернувшись на его громкие шаги, произнесла она, улыбнулась, и окружающее пространство вдруг стало четким и ясным.

Мир стал таким же, как прежде. Ельник по-прежнему тревожно шелестел, где-то выли собаки, где-то трещали ветки под тяжестью пробирающегося по лесу крупного зверя, где-то перекрикивались летучие мыши, а она была по-прежнему очаровательна в своей простоте и естественности. Если это был не сон, – а Кудесник готов был отдать что угодно, лишь бы это было так, – она оставалась прежней. На щеках живой румянец, глаза излучают тепло и жизненную энергию, и только выражение радости на лице сменяется кратковременным непониманием или даже смущением. Ей непонятно, почему бродяга застыл в нерешительности. Почему не подойдет и не обнимет ее?

– Ты… там… – Он неуверенно поднял руку.

Она встала и пошла к нему, сомневающемуся, навстречу. Подошла и обняла его за шею. Их поцелуй – пылкий и смелый – длился невероятно долго. Тройка у костра поначалу пыталась вежливо не замечать сладострастную прелюдию, но затем уже с нескрываемым восторгом наблюдала за влюбленными, тайком надеясь на более интимное продолжение зрелища.

Но продолжения не было. Хотя всем, без исключения, этого хотелось.

– Жаль, что я не ем баранины, – вздохнул Серб, снова поднеся к краю капюшона шашлык, который каким-то чудом еще не превратился в угли.

– Можно подумать, ты ешь свинину, – пробасил Хирург. – Вегетарианец, ёпт.

– Кто вы такие? – спросил Егор, подойдя с Леной к костру. В этот раз он не стал отказываться от приглашения хлебнуть из фляги огненной воды.

– Сложно объяснить, – сказал Звездочет. – Думаю, мы головная боль «Сонного Янтарника». Паразиты в кишечнике. Инфекция, которую не побороть промыванием и клизмами. Мы – глюк в его программе, вирус, который ничем не удаляется. Мы застряли частью во сне, а частью наяву. Требуем от него сна, в котором вечно горел бы костер и мы держали вот эти хворостины с наколотым мясом, и он не может не выполнить эти требования. Раньше мы хотели озера с лебедями, гоночных треков с машинами или девочек на морском пляже, но сейчас хочется просто ночного костра.

– Это точно, – кивнул Серб.

– Мы… внутри аномалии? – догадался Кудесник.

– В самом ее сердце, – кивнул Хирург.

– Мне это снится, да? И… – он сделал движение руками, будто показывал принцип действия разводного моста, – ничего этого не было?

– И да и нет. Ты внутри «Сонного Янтарника», – напомнил Хирург. – Здесь нельзя доверять глазам. Только чутью и сердцу.

– А что здесь тогда делаете вы? – отпив из фляги еще, спросил Кудесник.

– Боремся со сном, должно быть, – ответил Звездочет, выпустив из зубов мундштук.

– Уже больше двадцати лет, – добавил Хирург.

– Мы попали в «Янтарник» в девяностом, – сказал Звездочет. – Вернее, это он переместился на нас, а мы этого не заметили. Вот на этом самом месте. Наш разведотряд тогда состоял из пяти человек, мы возвращались с задания и устроили привал. Здесь нас и накрыло янтарным светом.

– Разведотряд? – удивилась Лена, которая, казалось, с самого начала присутствовала среди них. – Зачем в Атри нужна разведка?

– В те времена, – ностальгически протянул Серб, – отношения между некоторыми агломерациями были довольно-таки накаленными. Между Дагыром и Ордынцем часто вспыхивали локальные войны за самые богатые на уран и цацки территории, а заодно и расположенные на них деревеньки. Именно Дагыру изначально, согласно распоряжению партийных чиновников, проводивших здесь административное деление, подчинялись и Краснозвездное, и Каран-Яма, и Имас. А потом, когда стало ясно, что никто из белого периметра уже не в состоянии контролировать того, что здесь происходит, – как-никак, катилась к черту эпоха Страны Советов, и Москву беспокоило лишь количество добытого урана и прочих ценностей, – ордынцевские предприняли попытку дележа территорий. Ведь уже давно существовал канал, по которому из Атри тайно вывозились полезные ископаемые и продавались за бугор. Поэтому здесь и встал ребром чисто шкурный вопрос: больше «полезной» территории, больше добычи, больше денег. А поскольку мирным путем не получалось, «монглолы» принялись за диверсию. Мы – из Дагыра. Мы пытались защитить наш город, но… Сейчас от него ничего не осталось. Его сожгли дотла в девяносто втором.

– Я слышал историю о Дагыре и видел его руины, – отдавая флягу и чувствуя, как тело постепенно наполняется приятной усталостью, сказал Кудесник. – Меня интересует, как вы смогли здесь выжить, в аномалии?

– «Янтарник», как уже тебе говорил Серб, разумен, – сказал Хирург, передавая Лене свой шашлык. – Он как маленькая летающая тарелка, которая перед самым сиянием прилетает на Землю, крадет людей и тащит их души на большую тарелку. Понимаешь? Ловушка и транспортник в одном лице. Хитрый и умный. Он отлавливает и поставляет «сырье» на большую тарелку, которая повисла где-то на задворках нашей галактики, для экспериментов или для чего-то еще в этом роде, мы не знаем. Да и знать, если честно, особо не хотим. Мы попали на борт маленькой тарелки, а вот пересесть на большую у нас не получилось. По глупой иронии судьбы, совпадению или дикой случайности, как хочешь, так и называй. Потому что мы проснулись во время трансфера наших душ. Проснулись, когда должны были спать мертвым сном. Сбой в программе или еще что-то, хрен его знает, но факт остается фактом – мы послали на хер своих двойников и вернули свои души. И хоть нам не удалось выбраться из «Янтарника», мы не хотим спать, вообще не чувствуем потребности в отдыхе и тем самым являемся больным прыщом на заднице этой чертовой аномалии. Ты только не спрашивай, почему так все устроено, ладно? Сами вот два десятилетия уже голову ломаем, да так ни к чему и не пришли. – Хирург хохотнул, но смех у него получился горький. – Потому тут и сидим. Мы застряли в трюме этой чертовой маленькой летающей тарелки, понимаешь? Но мы не ноем и не бездельничаем, а, когда есть настроение, мешаем ей красть у людей души и превращать их в лунатиков. Вот и все.