Блюстители Неба - Анатолий Королев

– Мне иногда снятся странные сны,– сказал Арцт,– мне двенадцать лет или чуть меньше, я крепко держусь за руку отца, и мы стоим на смотровой площадке исполинской железной башни в центре удивительного города. Прямо под башней квадратный пруд с живыми лебедями. С высоты хорошо видны кварталы, сады, аллеи, дворцы, фонтаны, мосты, лавины машин. Я спрашиваю отца: что это? Париж, отвечает он.

По лицу Арцта бегут полосатые тени, они мягко скользят в капсуле по пневмотоннелю от причальной иглы космического лифта к лунной колонии Селенир, первому городу на Луне.

– Париж? Но ты же сам его уничтожил, Умник,– заметил Батон. По лицу Арцта продолжают бежать цветные тени.

– Да… кажется, я и впрямь приложил к этому руку… но скажи, как может сниться то, что никогда не существовало? Откуда, например, взялась та книжечка с фотографиями Монмартра, Лувра, Нотр-Дама? Может, ты ее подкинул? Как могло быть то, что исчезло раньше, чем стало? А если его не было, то как его можно уничтожить?.. В парадоксах времени сам черт ногу сломит.

Роман молчал, он думал о том, где Мария и кто он здесь, на Луне,– гость или пленник?

– А иногда снится нечто совершенно невообразимое. Я по-прежнему подросток, и мы снова с отцом. Теснимся на каком-то паршивом балкончике у стены, а в воздухе над нами плывет исполинская рыбина. С плавниками вроде лап. И я взлетаю к ней, плыву рядышком, мне нисколько не страшно, я хватаю ее за плавники, они теплые, как руки. Рыбина поворачивает ко мне добродушную морду: мол, садись на спину; и я, смеясь, сажусь на хребет, бью ногами по чешуе, как заправского конька. Рыба весело кувыркается в небе. Отец, смеясь, что-то кричит с балкончика… странно, я люблю его только во сне, а в жизни ненавижу.

– Почему?

– Он бросил нас с матерью, когда я только начал учиться. Мне пришлось оставить аристократический колледж и начать жить, как тысячи других, в заботах о хлебе насущном. Правда, через пару лет мне крупно повезло – я попал в Пятерку Великих Мальчишек… приехали.

Капсула утонула в приемном пенале, щелкнула откидная стенка, и они вошли в жилой отсек – роскошное лунное жилище из анфилады комнат, с оранжереями и бассейном.

Над искусственным прозрачным куполом Селенира стояла Земля.

– Зачем ты привез меня? – спросил Роман.

– Ты свободен. Я захватил тебя по пути. Можешь вернуться хоть сейчас.

– А твой вызов?

– Беру назад. Мое самолюбие удовлетворено – я дважды вытаскивал тебя из могилы. Хватит.

– Неужели ты думаешь, что я прощу тебе гибель Саймона и твои фокусы с Даром?

– Саймона я не убивал. Мы вместе тогда влепились. Я остался жив чудом… впрочем, мне, наверное, помогли. Я был нужен им. Только вот зачем? Словом, я не собираюсь оправдываться. И разве об этом надо говорить? Нас накрыли, Батон. Мы все под колпаком и ходим на коротком поводке. Неужели тебе не тошно от одной этой мысли? Ты ведь слышал об Опеке?

– Да, но что это?

– Что-то вроде воспитательного дома для цивилизаций, чтобы мы, не дай бог, не оступились… Земля закатилась в детскую кроватку…– В душе Арцта как будто боролись противоречивые чувства.– И в то же время, Батон, может быть, так и надо? За ручку из класса в класс бытия? И мир уцелеет от ядерной зимы, и реки на шарике останутся чистыми. Подумаешь, свобода! Какой от нее толк в руках детей с атомными мечами? Они поубивают друг друга в кроватке! Согласись, идея мастера и учеников благородна.

– Но ведь нас засадили за парту навечно,– перебил Роман,– вот в чем штука! Нас никто не спросил, все сделано тишком. Ненавижу посвященных, деление на недорослей и опекунов.

– Но мы бессильны. Бессильны перед такой мощью. Они покорили пространство и время. Мы – трава, тля, песок. Мы дальше Луны носа не высунули, на паршивый Марс еще собираемся. Мы подыхаем в 70 лет, а они бессмертны. Даже если мы очень постараемся и взорвем шарик, они соберут его по крупинкам и заставят нас жить сначала. Сатана стал богом.

Он налил полный бокал вина и лихорадочно выпил, по лицу разом пошли розовые пятна, глаза заблестели, кончик носа покрылся испариной. Он был похож на злого зверька.

– Если б ничего не знать…

Умник налил еще, затем плюхнулся в надувное кресло, брякнул ноги на журнальный столик:

– А может быть, наплевать, Батон? Доживать свое. Свернуться калачиком в доброй ладошке. Пакостить им иногда. Только им или нам? Вот вопрос! – Он вскочил.– И ждать, ждать, ждать, когда откроется дверь, тебя отшлепают и поставят в угол. А игрушку отнимут. А чтоб не пищал, вышибут из головы мозги вместе с памятью: живи спокойно, без угрызений. Да пусть подавятся, вот, вот!

Арцт стал сдирать с руки магический браслет, намереваясь швырнуть его на пол, но… но вдруг передумал. Ироническая усмешка искривила его губы:

– Нет, я так просто не дамся. Я еще навтыкаю палок в колеса. Я, я…

– Глупец,– сказал Роман,– ты калечишь наше настоящее, а не их. Ты сделал из прошлого забаву, идиот. Зачем ты помогал Кортесу?

– Какая ерунда! Я тоже хотел помочь ацтекам, но ничего не вышло, даже с твоей помощью. И о какой истории ты говоришь? – расхохотался Арцт.– У нас нет больше истории, нашей истории. Это их, их история. Это их Кортес громит их ацтеков. Что «за», что «против» – все равно.

Батон пошел к выходу: ему надоела болтовня.

– Стой. Что ты решил?

– Покончить с молчанием, Умник. Вывести комитет на чистую воду – раз. Сообщить мировой общественности о существовании Опеки – два. Начать мировую кампанию по отказу от Даров – три.

– Поздравляю, ты стал «антиданайцем». Псих, истина слишком страшна, чтобы о ней знали миллиарды. Тебя шлепнут на первом углу. Ты не понял разве? Забейся в щель! Отпусти бороду, чтоб в тебя не тыкали пальцем. Я с этой игрушкой неуязвим. И жди.

– Чего ждать?

– Не знаю. Смерти.

– Нет, я не рыболов.– Батон пошел к двери.– Прощай.

– Значит, мы не заодно?

– Нет. Ты слишком любишь себя.

– Погоди. (Арцт снял браслет с руки.) Возьми.

– Поза?

– Пусть. Но тебе это нужней.

– Хорошо.– Браслет легко защелкнулся вокруг запястья; холодноватая змейка обтянула запястье.– Я верну ее, после… потом.

– Ты никогда мне ее не вернешь, никогда! – крикнул Умник, истерично озираясь.

Стена комнаты колыхалась, словно полиэтиленовая пленка на ветру, слева, справа и в центре проступили очертания шагнувших фигур. Батон все понял и сорвал машину с руки, но было уже поздно – Дар сменил владельца,– вокруг Умника мерцал ледянистый ромб, зловеще поворачиваясь по оси. Очертания его фигуры стали расплываться. Лицо перекосилось, Арцт что-то беззвучно кричал, а из указательных пальцев пришельцев – стража! – тянулись к вершине ромба три белоснежных морозных луча, заполняя ромб с вписанным Арцтом белесым туманом. Их было трое. Все трое – типичные молодые земляне, почти юноши, на улицах Лунария их можно было легко принять за аборигенов Луны: лица покрывал своеобразный лунный загар; один рыжий детина в спортивной куртке, второй в джинсах и в мешковатом перкалевом пиджаке, третий в черном свитере.