Контрабанда - Андрей Валерьевич Скоробогатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я слушал всё это в лёгком шоке. Батя очевидно ходил по краю. Во-первых, поэт запросто мог оказаться имперских кровей — о себе он рассказал немного, сказал, что бездомный, яхта — единственное его постоянное жилище, что должен кучу денег бывшей жене, и что та преследует его. Во-вторых — упоминать про экспроприацию судов человеку, в которого в ближайшие часы собирался сам угнать его судно, к тому же, единственное — верх цинизма. Или нет? Или же отец действительно сожалеет, что таким приходится заниматься?
Заваривали крепкий чёрный чай, говорили ещё долго. Егоров пытался спорить про внешнюю политику, Арсен прочитал какие-то страшные стихи, потом батя посмотрел на часы и начал изображать беготню. Батя даже попросил последить Леонида за стрелкой какого-то контроллера — он не стал сопротивляться и сообщил, когда она достигла нужного уровня. После того, как волна погружения прошла, отец крикнул:
— По койкам! Пять часов лететь, за четыре часа выспимся. Я на вахте, прослежу.
Егоров не стал спорить, дошёл до жёсткой тахты, стоящей в общем зале, посадил кота на ноги и отключился.
Я лёг в своей каморке, но засыпать не стал, Знал, что моя помощь понадобится. Отец скоро тихо подошёл ко мне и сказал:
— Начинаем, пошли.
Глава 21
Рука, схватившая меня в глотке четырехмерника
Потребность во сне: Средняя (7 часов бодрствования)
Потребность в еде: Низкая (2 часа)
Я прошёл мимо спящего на матрасе Егорова, над ним нависал Ильич — сканировал каким-то странным устройством, которое я раньше не наблюдал. Кот робота совершенно не боялся и никак не реагировал на его действия — сидел, обернувшись шипастым хвостом и посмотрел на батю с каким-то презрением, если не пренебрежением.
— Что на меня так смотришь, хвостатый? Стыдно мне — да, стыдно, у хорошего человека судно крадём. А что делать?
— Не красть? — предположил я.
— Поумничай мне тут ещё. Лететь два с половиной часа, а не пять, — продолжал батя, всё также вполголоса. — Я приукрасил, и до Ишима-1 чуть ближе. В кружке было снотворное, он отрубится минимум на часов семь-восемь. Я его расспросил, как корабль открывается, нужна сетчатка, лицо, карта и отпечаток пальца. Лицо и сетчатку отсканировали, сейчас напечатаем. Осталось карту и отпечаток. У тебя будет два часа на всё про всё. Выведешь корабль из эллинга. Отведёшь к Ишиму-40, это мелкий астероид, там его подхватит Варвара.
У меня зачастил пульс. Настоящее задание! Серьёзное!
— Варвара? — я нахмурился. — Почему не мы?
— У нас владелец спит! Ты хочешь, чтобы он проснулся, спустился ненароком в грузовой, а там его яхта стоит? Откуда нам знать, вдруг напоследок решит прогуляться?
— И то верно, — кивнул я. — Что нужно делать?
— Идём, — батя повёл меня в каюту Арсена, где стоял наш медмодуль. — Ты туда проникнешь и всё сделаешь.
У меня уже было нехорошее предчувствие.
— Ложись, — скомандовал батя. — И глаза закрой. Арсен, готово?
— Угу… Эх, Гага, прости, всё во имя правого дела партии.
Я лёг, закрыл глаза. Услышал, как захлопнулась надо мной крышка, как поменялся воздух — на вязкий, сладковатый, с тягучим привкусом… Потом я почувствовал боль по всему лицу — всего на миг, когда десяток тонких иголок воткнулся в кожу лица. Потом мне снилась Дина — совсем недолго, снилось, как мы бежим, взявшись за руки и почему-то совершенно голые, по бескрайней степи. В небе горело три солнца, а перед нами в две шеренги стояли огромные, в пару этажей ростов механические коты, а где-то за спиной играла совершенно попсовая мелодия — наверняка те самые «Короли Барсуков», которых она так любит.
Образ держался недолго, потом мне слегка хлопнули по лицу.
— Давай, поднимайся, через полчаса всплываем, — сказал батя.
Лицо горело, жгло, будто его ошпарили кипятком, и я уже знал, что это значит. Мне налепили биомаску, новое лицо. Это было что-то среднее между пластической операцией и кожаной маской, напечатанной на принтере и кое-как повторяющую черты лица Егорова. Нечто подобное теперь было пришито и к кончикам пальцев. Подобные программы для биомодулей были строжайше запрещены по всему сектору, даже у нас, в Челябинске. Но только не на контрабандном флоте. Я потянулся рукой к носу, чтобы потрогать его, но батя ударил меня по руке.
— Чего! Куда! Только пришили, и сразу щупать — не надо. Отёк спадёт — тогда и пощупаешь. И в зеркало не надо смотреть, а то, говорят, люди в обморок падают, — мы вышли на палубе, и папа спросил: — Ильич, как там?
— Готово, квантовая расшифровка завершена, ключ на сетчатку изменён, — проговорил робот и протянул скопированную универсальную карту доступа.
— Остаётся верить, что наш друг не наврал, — батя как-то растерянно посмотрел на Егорова, который завернулся в плед и сладко спал вместе со свернувшимся рядом котом. — Прости, товарищ поэт, ничего личного.
Описывать, как выныривали — не буду, отмечу лишь, что это было одно из самых плавных всплытий за тот вояж. Отец пробормотал что-то о том, что не собирается проверять надёжность снотворного. Дал несколько наставлений, затем выдал карту, рюкзак и скомандовал:
— Переоденься и дуй в нижний коридор, сынок. Удачи. Будем ждать тебя на тридцать первом Ишиме.
Я спустился в трюм — волчок шептал что-то мне на своём наречии на прощание, и шагнул в узкий и шаткий стыковочный коридор. Мы не стали садиться, зависли над полукилометровой мачтой, торчащей рядом с купольником — удобная штука, встречающаяся далеко не везде. Разрешена была стыковка не больше пяти минут, зато для высадки не обязательно было арендовать дорогой эллинг и отстёгивать волчка.
Лифт. Коридор, регистрация. Дрожь в коленках.
— Егоров Леонид Ромуальдович! — выпалил я строгому дядьке в старомодной кепке таможенника.
Тот молча кивнул на сканер отпечатка. Я провёл пальцем — тот считался с третьего раза.
— Хм… что-то вы не похожи на сороколетнего?
Уровень стресса: выше нормы, рекомендован отдых.
— Генетика… хорошая. Почти все предки выросли на крупных планетах… Я на штраф-стоянку, забрать, судно номер… я-2–00101–2645-суз, — сказал я почти без запинки.
— Ясно, это вам на минус третий ярус, сектор четыре, для маломерных. Там терминал, оплатите.
Снова
