Последний рай. Черные острова - Милослав Стингл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Повторение действия или подчеркивание его значения передается удвоением. Если же действие, которое описывает меланезиец или папуас, длилось очень долго или было чем-то особенно выдающимся, то соответствующий глагол можно повторить пять раз подряд. Вообще многое зависит не только от того, что вы говорите, но и как вы это преподносите. В крайне примитивном «пиджин инглиш» часто приходится прибегать к помощи мимики, повышать или понижать голос и, конечно, много жестикулировать.
И в то же время на этом языке выходит газета, на него переведены значительные части Ветхого и Нового завета, псалмы, гимны, литургические тексты. Он имеет даже свой словарь, изданный в 1935 году католической «Миссией слова божьего». На меланезийском «пиджин» папуасы рассказывают свои бесконечные истории. Несмотря на бедность словарного состава и примитивизм грамматического строя, на нем можно выразить свои чувства и мысли, он помогает островитянам договориться друг с другом, открывает им двери в современный мир» пути к «культурным переменам», как называют этот процесс этнографы.
На меланезийском «пиджин» говорят в основном мужчины. Им этот язык помогает понять белого работодателя. Женщины им почти не пользуются.
В последнее время островитяне стали осознавать, что «пиджин инглиш» — это не «настоящий язык белых людей» и, овладев им, они еще не достигнут их социального и культурного уровня. А ведь раньше именно эта причина часто побуждала местных жителей изучать «пиджин инглиш». Теперь меланезийцы уже отличают свой «английский», который называют ток пиджин, от настоящего английского языка — ток плез билонг Сидни, — «языка, на котором говорят в Сиднее», то есть в Австралии.
Для многих европейцев небогатый словарный запас меланезийского «пиджин» служит источником насмешек. Более того, островитяне раньше включали в свой словарь любое слово, которое слышали от белых людей. И некоторые остряки пользовались этим почти священным почтением, которое местные жители испытывали к языку белых людей, чтобы пополнить местную речь, мягко говоря, весьма странными выражениями. Я, например, был просто шокирован, когда узнал, что один из таких остряков, оказавшийся среди первых англичан, попавших на Новую Гвинею, назвал океан «содовой водой» («сода уотер»). И простодушные меланезийцы приняли это название. В наши дни эта «газировка» в меланезийском «пиджин» была переделана в «солт-уотер» — «соленая вода». Таким же образом в меланезийский «пиджин» вошло выражение саббибокс — «мозг», первоначально означающее «коробка для знаний», и целый ряд других.
Я придаю большое значение меланезийскому «пиджин». И не только потому, что осознаю всю его важность для папуасов и меланезийцев, но и из-за того, что он дал лично мне. Благодаря «пиджин инглиш» я смог без переводчика проехать все меланезийские архипелаги, в том числе и самый большой остров — Новую Гвинею, и сравнительно легко договориться с местными жителями. А это услуга, которую здесь, на «последней границе человечества», вероятно, даже трудно оценить.
ПАРЛАМЕНТ НА НОВОЙ ГВИНЕЕ
Путь из горной страны назад, на побережье, нелегок. Свое путешествие по Новой Гвинее я начал на севере острова, но отправился в высокогорные центральные области из Лаэ, то есть с восточного побережья. А теперь моя цель — южный берег. Я собираюсь посетить ту часть Новой Гвинеи, которая раньше административно была совершенно самостоятельной, — Папуа.
Столицей Папуа, а в наши дни всей территории Папуа— Но1вая Гвинея, является Порт-Морсби, который по числу жителей уже обогнал и Лаэ и Маданг, несмотря на то что возможностей расширяться у него немного. Город раскинулся на узкой полосе берега, с обеих сторон ограниченного высокими скалами. Вначале Порт-Морсби располагался только на побережье, теперь же он карабкается вверх по склонам к седловине, разделяющей обе горы.
Окрестности города не имеют тропического характера. Они, скорее, напоминают некоторые высохшие участки берега Адриатического моря. Позже я познакомился с двумя примечательными деревнями. Это поселение Хануабада и пристань торговых лодок — Коки. Здесь и далее к востоку живет племя моту[88], на территории которого начала строиться будущая столица острова.
По соседству с моту, прямо над Порт-Морсби, живут воинственные племена коитапу[89] и коиари, предки которых были одними из самых опасных и воинственных охотников в Папуа. Интересно, что моту, менее многочисленное и более мирное племя, отваживалось с ними соседствовать.
Люди моту обладают талантом, которого не имеет в такой степени ни одно другое племя, — умением торговать. Кроме того, они искусно изготовляют керамические изделия, что также не характерно для других областей Новой Гвинеи. Самих членов племени моту не больше пяти тысяч, но в год они производят более тридцати тысяч горшков. Эти горшки «финикийцы Новой Гвинеи» укладывают на широкие лодки лакатои, совершая путешествия вдоль всего южного и восточного побережья острова. Они даже отваживаются подниматься против течения рек в центральные области. И везде встречают дружеский прием, обменивая свои гончарные изделия на таро и саго.
Вместе с горшками моту распространяют и свой родной язык. На юге Папуа язык моту понимало так много жителей, что он почти вытеснил «пиджин инглиш». В конце концов австралийское правительство приняло решение сделать язык моту официальным языком Папуа[90].
И хотя в наши дни он является всего лишь коммерческим языком южного побережья, тем не менее вновь появилась надежда, что язык моту станет официальным для территории Папуа — Новая Гвинея. Дело в том, что именно из рядов этого немногочисленного, но очень энергичного племени вышли самые влиятельные представители парламента. Парламента? Здесь, в глухих джунглях Новой Гвинеи?
Я не сказал еще, что главной причиной моей поездки на южное побережье было желание принять участие в учредительном заседании палаты Ассамблей Папуа — Новой Гвинеи. И в Порт-Морсби я попал как раз вовремя.
В день заседания я проснулся очень рано, боясь пропустить это исключительное событие. Особенно интересовал меня финал длительного процесса, в начале которого стояла родовая община, а в конце — парламентарная демократия.
Я возвращаюсь в своих воспоминаниях на архипелаг Бисмарка, где процесс этот, собственно, и начался. Первыми колонизаторами архипелага, как, впрочем, и северо-восточной части Новой Гвинеи, были немцы. И им следовало определить формы административного управления колонии, которая, если говорить о доколониальной социальной структуре, была одной из самых отсталых в мире. Здесь, естественно, не существовало папуасских или меланезийских государств, даже
