Братство рун - Михаель Пайнкофер

— Хорошо, — наконец сказал он. — Я склонюсь перед силой. Не ради себя, а ради моей жены и моей семьи, ради блага людей, которые состоят у меня на службе. Я не могу позволить, чтобы они заплатили своими жизнями за мою гордость и упрямство.

— Мудрое решение, сэр, — сказал признательно Деллард, и Квентин вздохнул с облегчением. — Я знаю, что вы человек чести, которому нелегко дался такой поступок. Но я могу вас заверить, что нет ничего предосудительного в том, чтобы освободить поле боя, если таким образом хотят защитить невиновных.

— Я знаю, инспектор. Но вы понимаете, что в этот момент ничто не утешит меня. Всего так много, что мне нужно сначала все переварить, и возможно в Эдинбурге самое подходящее для этого место.

— В этом я совершенно убежден. — Деллард кивнул утвердительно, потом поднялся из своего кресла и подошел к письменному столу, чтобы протянуть на прощание руку сэру Вальтеру. — Прощайте, сэр. Я буду держать вас в курсе хода расследования и сразу пошлю вам посыльного, как только мы схватим и обезвредим главаря.

— Благодарю, — сказал сэр Вальтер, но его голос звучал вяло и расстроено.

Инспектор распрощался также и с Квентином и повернулся, чтобы уйти. Верный Мортимер проводил его по галерее и холлу наружу, где его ожидали драгуны.

И никто — ни сэр Вальтер, ни Квентин, ни старый управляющий — не увидели довольной гримасы, которая исказила черты Делларда.

Глава 7

Ничто не изменилось. Еще дома в Эгтоне Мэри проводила бесчисленные бесполезные часы на скучных балах и приемах, терпеливо выслушивая пустую болтовню людей, считавших себя особенными только на основании своего происхождения: молодых дам, не находящих никаких других тем для разговора, кроме последних новостей о моде из Парижа и свежих сплетен из Лондона, и молодых мужчин, которым ничего не оставалось в их жизни, как наследовать благосостояние своих отцов и дедов. Шумные попытки ухаживания этих юношей Мэри всегда воспринимала как оскорбление.

Следует заметить, что число молодых людей, толпившихся вокруг нее, чтобы она записала их в свою книжечку для танцев, резко сократилось с тех пор, как стало известно, что она невеста Малькольма Ратвена. Однако в любом другом отношении все стало только хуже.

Ратвены давали бал в честь Мэри, чтобы, как говорится, поприветствовать ее подобающим образом на новой родине. В действительности же на этом празднике, который давался в огромном рыцарском зале замка, речь шла больше о том, чтобы предоставить Элеоноре и ее сыну очередную возможность покрасоваться перед знатными семьями округи.

Все сверкали драгоценностями, кичились тем, что имели, пускались в глупые разговоры ни о чем и устраивали жаркие споры о вещах, которые не интересовали Мэри. Казалось, такие собрания общества не сталкивались с настоящей, реальной жизнью. Благодаря своему отъезду из Эгтона Мэри верила, что избавится хотя бы от этой малорадостной страницы в своей жизни, но и тут она ошиблась. Дворянство Хайлэндса было ничуть не менее надменно и напыщенно, чем у нее дома. Имена этих людей звучали по-другому, и они изо всех сил старались скрыть шотландский акцент, который считался у них признаком крестьянской неотесанности. Но под всем налетом скрывались те же самые разговоры, те же скучные лица и те же самые помыслы, как в Эгтоне.

— Прошу сюда, дитя мое, — сказала Элеонора Ратвен и взяла Мэри под руку, чтобы с мягким нажимом подвести к следующей группе гостей, стоявших с краю танцевального зала с неподвижными самодовольными минами, пока оркестр разыгрывал старомодный менуэт. О вальсе или других современных танцах, находящихся в большой моде на континенте, похоже, никто из них даже не слышал.

— Лорд Кален, — усилила свой металлический резкий голос Элеонора, — позвольте мне представить вам Мэри Эгтон, невесту и нареченную Малькольма.

— Я необычайно рад. — Кален, мужчина около шестидесяти пяти лет, носивший напудренный парик с парадным мундиром, изобразил поклон. — Судя по вашему имени, вы англичанка, леди Мэри?

— Да, вы правы.

— Тогда вы наверняка испытываете еще некоторые трудности, чтобы приспособиться к суровой погоде и обычаям здесь, в Хайлэндсе.

— Не совсем так, — ответила Мэри и принужденно улыбнулась. — Мой жених и его матушка прилагают все усилия, чтобы я чувствовала себя здесь как дома. Мне всего хватает, и у меня совершенно нет поводов для тоски по родине.

Смех Элеоноры, который раздался после этих слов, звучал искусственно, немного похоже на кудахтанье курицы. Мэри не смогла вынести лицемерия и отвернулась. Напрасно она искала в этом беспорядке из париков, сюртуков и украшенных перьями платьев человеческие лица. Вокруг она не видела ничего, кроме напудренных бледных пятен, которые, как пришло в голову Мэри, должны были скрывать то обстоятельство, что лишь немногие из этих людей оставались по-настоящему живыми.

— Ах, дорогая Мэри! Вот вы где!

Сама того не желая, Мэри оказалась поблизости группы, где разговаривал Малькольм с другими молодыми лэрдами и лэндлордами. Нескромные взгляды, которыми окинули Мэри некоторые из этих мужчин, четко свидетельствовали о том, что эти молодые люди вовсе не были такими цивилизованными и благородными, какими они изо всех сил стремились казаться.

— Мы сейчас как раз говорим на одну из ваших любимых тем, — сказал с усмешкой Малькольм, который почти не разговаривал с ней со времени их прогулки по лесу.

— Что бы это могло быть? — спросила Мэри и неуверенно улыбнулась. Она должна была любыми способами соблюдать приличия, чтобы пережить этот вечер, подумала она про себя.

— Это верно, что вы выступаете против Highland Clearances, миледи? — спросил молодой человек с копной светло-рыжих волос, которому едва ли было больше двадцати. В его коренастой фигуре было что-то крестьянское, если бы его предки уже несколько веков не добились для себя богатства и уважения, то он вполне вероятно мог бы трудиться в какой-нибудь конюшне.

Мэри не долго обдумывала свой ответ. За этот вечер она услышала столько лести и лицемерия и даже сама участвовала в этом, что ей чуть не стало дурно. Она не могла больше притворяться. Нет, если речь к тому же шла об ее убеждениях.

— Да, — сказала она откровенно. — Как бы вам понравилось самому, если бы вас прогнали с собственной земли и подожгли крышу над головой, мой любезный…

— Макдафф, — представился рыжеволосый юнец. — Генри Макдафф. Я второй лэрд из Деверона.

— Как мило, — с улыбкой ответила Мэри. — Наверняка вы храбро сражались во многих войнах и заслужили бесчисленные ордена, чтобы добиться своих привилегий.

— Конечно же, нет, — поправил Макдафф, который не заметил, что Мэри смеется над ним. — Мой прадедушка совершил это. Он принял верную сторону в битве под Куллоденом, и нашей семье с тех пор на все времена гарантированы власть и земли.

— Я понимаю. И вы, дорогой Макдафф, теперь подражаете вашему предку в том, чтобы бороться против собственных земляков. К сожалению, вы недостаточно храбры, как он. Потому что тогда это были воины клана и солдаты, сегодня же это только безоружные крестьяне.

— Это не поддается сравнению, — прорычал подвергнутый насмешке молодой человек. — Эти крестьяне заняли нашу землю. Они препятствуют тому, чтобы заработать на ней хорошую прибыль.

— Дорогой мой Макдафф, — сказала Мэри сладким голоском, — в самую первую очередь эти люди живут на вашей земле, а не занимают ее. И они делают это не бесплатно, а платят вам за это оброк.

— Оброк! — Лэрд набрал побольше воздуха в легкие, и его щеки покраснели. — Что я слышу? Да можно ли ту пару пенсов, которые платят мне эти поденщики, называть оброком?

Некоторые из молодых людей, стоявших подле, иронично рассмеялись, другие в полный голос выразили свое согласие. На лице Малькольма Ратвена отразилось возрастающее беспокойство.

— Конечно, — тут же парировала Мэри. — Вы правы, мой дорогой Макдафф. Я знаю, что вы и вам подобные живете в нищете, потому что ваши доходы с оброка постоянно сокращаются. — При этом она красноречиво указала на выпирающий над штанами немаленький живот молодого человека.

На этот раз Мэри собрала смех на своей стороне, и Макдафф стоял с оскорбленным лицом. Малькольм, которому эта сцена явно была неприятна, сказал:

— Вот видишь, мой дорогой Генри. Это прогресс, о котором мы так охотно беседуем, современная эпоха. К ней относится и то, что женщины выражают свое мнение.

— Это нельзя пропускать мимо ушей, — кисло возразил Макдафф.

— Простите, если я оскорбила вас, дорогой лэрд, — ядовито добавила Мэри. — Наверняка вы желаете только добра этим людям, которые живут на вашей земле. Вам даже и во сне не могло прийти в голову, чтобы обогатиться за их счет, не правда ли? — Она увидела, как Малькольм весь болезненно сжался, словно получил звонкую пощечину, которую она залепила его гостю, но это не беспокоило ее больше, она развернулась и разыскала выход.