Фарфоровое лето - Элизабет Хауэр

— А, это ты, Агнес, — сказала она. — Я тебя уже искала. Ведь у тебя сегодня не выходной. Привет, Елена. Где ты пропадала? Почему ты не известила меня, если по каким-то причинам не могла приходить ко мне? Тебе повезло, что ты меня застала. Артур хотел пойти со мной в театр. В последний момент я вспомнила, что должна написать важное письмо. Он пошел один, бедняга.

Елена Лётц подошла к Кларе поближе. Она хотела все объяснить, оправдаться. Она не хотела слушать от Клары упреки, тем более несправедливые. Но тут она вспомнила, о чем говорила по пути сюда Агнес: «Она ведет себя странно, ее нельзя волновать».

— Извини, — сказала Елена. — Агнес сказала мне, что твой муж еще не вернулся. Если ты не против, я останусь у тебя.

— Конечно, оставайся, если тебе это доставит удовольствие, — ответила Клара рассеянно, продолжая писать. — Завтра во второй половине дня мы займемся чем-нибудь вместе.

Елена Лётц не знала, что сказать. Она чувствовала, что эта равнодушная женщина за письменным столом становится ей все более чужой. Она хотела, чтобы ее кузина снова стала той Кларой, которую она, как ей казалось, знала, которую она понимала. Агнес все еще была в комнате. Она стояла там, куда не достигал свет лампы, молчала и не двигалась с места, казалось, она хочет убедиться, что Елена правильно обращается с ведущей себя так странно Кларой Вассарей.

— Я остаюсь здесь не потому, что мне это доставляет удовольствие, — попыталась объяснить Елена и тут же поправилась:

— То есть, конечно, я с удовольствием у тебя останусь. И прежде всего потому, что мне хочется помочь тебе своим присутствием, может быть, я смогу отвлечь тебя, я сама не знаю, Клара.

Клара обернулась. Она продолжала держать перо в руке, показывая, что ей мешают заниматься важным делом.

— Я не знаю, почему ты считаешь, что тебе нужно помогать мне, отвлекать меня, Елена. В чем помогать? От чего отвлекать? Со мной все в порядке. Виктор прислал телеграмму, у него возникли какие-то осложнения в заключении договора, так что он задержится еще на две недели. Я знаю, что если договор будет подписан, то это означает для него большой личный успех. Чего еще я могу пожелать? Я как раз пишу ему письмо. Я пишу ему, как я им горжусь. Пишу, что ему не надо беспокоиться обо мне. Я просто подожду еще две недели. Это ведь неважно. Важен лишь он. И его успех. Я должна сейчас же дописать это письмо. Агнес, пожалуйста, приготовь комнату для фрейлейн Елены. Это очень трогательно с твоей стороны, Елена, правда. — Клара помолчала и улыбнулась Елене с дружелюбным, отсутствующим выражением лица. — Но ты напрасно думаешь, что у меня что-то не в порядке.

— Два часа назад, — сказала Агнес тихо, когда они вместе с Еленой вышли из комнаты, — она вела себя совсем по-другому. Лежала в своей постели и не говорила ни слова. Это с ней со времени той поездки за город.

На следующий день пришел Артур Гольдман, он обрадовался, увидев Елену.

— Хорошо, что вы заботитесь о ней, — сказал он.

Елена заметила, что состояние кузины, по крайней мере сейчас, не внушает ей особого беспокойства, ведь вчера вечером Клара совсем было собралась отправиться с Артуром в театр, Гольдман ответил на это, что его даже не было в Вене.

Они озадаченно взглянули друг на друга. Неожиданно в комнату вошла Клара, неся большую корзину.

— Через полчаса у нас будет пикник в саду, — сказала она. — Не опаздывайте. Я должна еще переодеться.

Они молча сидели в гостиной, им было слышно, как Агнес хлопотала на кухне, потом она побежала в подвал и вернулась с фруктами и бутылками. Вытащила из буфета тарелки и приборы, из бельевого шкафа большую скатерть и салфетки. Она действовала еще проворнее, чем обычно.

— Подожди, я тебе помогу, — сказала Елена, которая не могла больше вынести молчаливого ожидания.

Она поставила бокалы на поднос, чтобы отнести их на кухню, но по дороге оглянулась на Артура Гольдмана. Тот сидел, повернувшись к ней спиной, в своей обычной позе, как всегда слегка сутуля плечи, как всегда немного откинув назад начинающую седеть голову, в своей обычной позе ожидания, готовый быстро и достойно встретить любую угрозу.

«И сегодняшнюю, — подумала Елена, — угрозу того, что Клара вовсе не придет, что мы будем сидеть одни на этом дурацком пикнике, потеряв всякую надежду дождаться ее, и все другие угрозы, которые будут сыпаться на него во все большем количестве, и отразить их все он уже не сумеет». Елена забыла о подносе, она опустила руки. Поднос наклонился, рюмки упали на пол. Две из них с резким звоном разбились. Артур Гольдман вскочил.

— Не дотрагивайтесь до осколков, Елена, — предостерег он, — это опасно. Позвольте, я все сделаю сам.

Появилась Агнес с метлой и совком. Артур забрал их у нее.

— Бывает, — сказал он.

— Со мной, — ответила Елена Лётц.

Подушки, обычно лежавшие на плетеных креслах, были теперь разложены вокруг скатерти. Траву наконец скосили, она была короткой и сухой. Густая тень от лесного бука ложилась на тарелки, снедь и напитки. Артур и Елена стояли в ожидании. Агнес с пустой корзиной в руках проверяла, все ли она принесла. Издалека был слышен голос Розы Брамбергер, внушавший Лоизи не приходить домой слишком поздно. Было жарко, ни ветерка. Сильный запах цветущей рядом бузины перекрывал запах снеди. Капустницы, лимонницы, павлиноглазки и бабочки-адмиралы, нигде не садясь, порхали по саду, летали над площадкой для пикника. Елена размышляла, как под благовидным предлогом отказаться от вина в такую жару. Артур Гольдман вытащил в третий раз свои карманные часы. Прошло уже полчаса. Клара не появлялась. Вдруг все услышали, как она зовет Агнес. Стуча башмаками, Агнес побежала в дом. Елена Лётц и Артур Гольдман уже не надеялись, что Клара придет. Но она появилась, в шортах и полосатой кофточке с большим вырезом на спине, рядом с ней шла Агнес, тащившая переносной граммофон с пластинками.

— Извините, — сказала Клара, — у меня никак не получалась прическа. Давайте-ка устроимся поуютнее. Какой восхитительный день! Агнес, садись с нами. Будь так добра, налей всем и предложи закуски. Если Артур не захочет позаботиться о музыке, то граммофоном займешься ты. Передник тебе ни к чему, сними его. Где Лоизи? Может быть, его мать разрешит ему побыть с нами.

— Лоизи нет дома, — сказала Елена.

— Жаль, — заметила Клара, — чем больше народу, тем веселее пикник. Садитесь же. Давайте наслаждаться летом. У нас так много времени. Ведь правда, я хорошо придумала с пикником?

Елена Лётц посмотрела на Артура Гольдмана. Он молча сел. Елена опустилась прямо на траву.

— Спасибо за твою подушку, — сказала Клара и потянула к себе подушку Елены.

Агнес, стоя на коленях, наполняла тарелки и бокалы. Потом она покрутила ручку граммофона и завела пластинку.

— Громче, — потребовала Клара.

«Так было в Сан-Суси, все и теперь, как прежде», — пел певец высоким тенором в неторопливом ритме английского вальса. Елене удалось вылить вино из своего бокала так, что Клара этого не заметила. Агнес подлила ей еще. Артур Гольдман наблюдал за происходящим с едва заметной улыбкой. Сам он ничего не пил. Агнес тоже. Лишь Клара выпила все до капли.

— Я умираю от жажды, — сказала она и вновь протянула Агнес свой бокал.

— Выпей воды, если хочешь утолить жажду, — сказал Артур.

— Потом, — ответила Клара.

Розовая ветчина на серебряном подносе постепенно заветривалась, меняя свой цвет. Ни у кого не было аппетита.

— Боже мой, какие же вы скучные, — сказала Клара.

«Не спрашивай, куда иду я, не спрашивай, зачем», — пел граммофон.

Алоиз Брамбергер прошел мимо с граблями и стал что-то делать невдалеке от них. Через несколько минут он удалился, но вскоре появился снова с большой краюхой засохшего хлеба и принялся ожесточенно, хотя и не без труда, жевать ее. Дожевав до конца, он исчез.

Клара лежала, вытянувшись, на двух подушках. Артур Гольдман наклонился к ней и негромко сказал, что ему нужно вернуться назад, в контору, она отпустила его вялым движением руки. Ее глаза были закрыты. Елена уже не пыталась скрыть, что выливает вино.

— Я хорошо вижу, что ты делаешь, — сказала Клара.

— Извини, — ответила Елена испуганно. Клара села.

— Тебе не за что извиняться. Мне хотелось, чтобы всем было у меня хорошо. Каждый может делать то, что пожелает. Да, да. Именно то, что пожелает. А теперь я хочу спать. Под музыку. Сделай граммофон немного потише, Агнес. Так, достаточно.

Елена не знала, действительно ли Клара спит. Та лежала, расслабившись, закинув руку под голову, рот с влажными губами слегка приоткрыт. Она выглядела, как ребенок, лишенный матери, как любящая, лишенная любви. Елена придвинулась поближе к кузине, стараясь, однако, не касаться ее.

Агнес жестами объяснила, что в доме ее ждет работа. Елене хотелось прикрыть салфеткой ветчину, на которой копошились мухи с жесткими ножками. Но у нее не было желания двигаться. Когда пластинка кончилась, она не завела новую. Вдруг Елена почувствовала, что к ней под юбку заползли муравьи, она поспешно провела рукой по бедрам, и вытащив руку, обнаружила, что к пальцу прилипло раздавленное насекомое. Форма у него была странно неуклюжей. Видимо, она задела его ладонью. «Будем надеяться, что эта гадость уже мертва», — подумала Елена. Чтобы быть уверенной до конца, она раздавила насекомое ногтем указательного пальца. С отвращением смахнула трупик в траву. Не удержавшись, громко чихнула. Клара открыла глаза.