Ген бесстрашия - Антон Антонов

Строй мотогалов и «добровольцев» стоял неподвижно в мертвой тишине. Только голос старого четырежды генерала разносился над бесконечными рядами солдат, которые тянулись от горизонта до горизонта.

Генерал Забазар стоял перед строем, не опустив головы и устремив неподвижный взгляд куда-то вдаль, мимо офицера, который один за другим срывал с его груди ордена.

— … И поскольку генерал Забазар не растерзал ни одного врага, дабы предотвратить поражение, лишить его знаков отличия «За образцовое растерзание врага», а поскольку его поведение явило всем очевидцам наглядный пример ничем не оправданной трусости, лишить его знаков отличия «За кошмарную храбрость», и в силу того, что Забазар не принял никаких мер для поголовного истребления врага, лишить его знаков отличия «За лютую ненависть». А также за все вышеизложенное лишить генерала Забазара знаков особого расположения «Благосклонная улыбка Всеобщего Побеждателя» и «Именной портрет Всеобщего Побеждателя», в связи с чем считать его утратившим навечно почетное звание «Славный сын Мотогаллии».

Четырежды генерал умолк, и тишина сделалась по-настоящему мертвой.

Когда офицер церемониальной службы прикоснулся к именному портрету Всеобщего Побеждателя, Забазар побледнел до синевы, но вопреки ожиданиям многих, не умер тут же на месте от разрыва сердца. Зато в строю напротив какой-то юный мотогал, не выдержав, с грохотом свалился в обморок, и это вызвало цепную реакцию в других шеренгах.

Если бы тишина продлилась еще немного, неизвестно, чем бы все это кончилось, но тут инициативу взял в свои руки дважды маршал Караказар, и его зычный голос быстро привел пораженных солдат в чувство.

— Преисполненный мудрости достойнейший из достойных второй адъютант Всеобщего Побеждателя Четырежды Генералиссимус Тартакан принял решение разжаловать покрывшего себя позором генерала Забазара в подполковники и изгнать его из рядов славных союзнических войск с переводом в штрафную эскадру на должность старшего офицера бригады камикадзе.

С парадного мундира торжественно спороли генеральский шеврон и бросили Забазару красную повязку камикадзе с грубо намалеванными знаками различия, которые соответствовали званию подполковника.

Но это было еще не все. Дальше начиналось самое страшное.

Забазар стоял перед строем в мундире, превратившемся в лохмотья, поскольку офицер церемониальной службы намеренно срывал многочисленные ордена, знаки отличия и шевроны крайне неаккуратно. Но на этих лохмотьях еще держались три последних награды — «Гордость мотогальника Заба», «Истинный сын мотогальника За’» и «Славный собрат мотогальника Набу».

Ни суд чести, ни командование войска не были властны над этими наградами. Только мотогальник, вручивший каждую из них, мог забрать ее обратно.

Последнюю из трех снял с груди Забазара сам четырежды генерал Набурай. Забазар перенес это стоически, но когда через проход в строю вперед вышли дети в ритуальных одеяниях мотогальника За’ — разжалованный генерал невольно отшатнулся. Не было позора страшнее, чем терпеть унижение от детей.

Так думал Забазар, пока из строя не вышел его старый анда, вечный побратим и добрый друг вице-генерал Забайкал[Как читатели, наверное, уже поняли, инопланетные имена в этом повествовании адаптированы к русскому слуху и письму. Точное воспроизведение этих имен невозможно без использования специальной трнскрипции, а воспроизведение, максимально приближенное к оригиналу, может оказаться неблагозвучным и неудобным для произношения. Точно так же, как имя Чингисхана может быть написано многими способами — Темучин, Тэмучжин, Темуджин et cetera — моторо-мотогальские имена могут писаться и иначе: например, Дзубэйгыл, Дзубэзыр, Тыртэхан, Бондубэй и т.п. Но автору показалось предпочтительным то написание, которое представлено в тексте. То же самое касается имен представителей других рас.. Они не виделись давно, ибо жизнь раскидала побратимов — но все равно у Забазара не было родных и друзей более близких.

— Ты недостоин зваться гордостью мотогальника Заба, — произнес Забайкал, и голос его дрогнул, а в глазах стояли слезы. — Отныне ты позор нашего рода и нет тебе прощения.

Тут Забазар опустил голову так низко, как только мог. Маршал Караказар добился своего. Теперь поверженный генерал больше не выглядел прославленным воином, страдающим невинно. Он казался униженным и растоптанным до такой степени, что даже смерть от собственной руки не в силах избавить его от этого кошмара.

И тогда маршал решил добить его окончательно.

— А дабы презренный Забазар до конца осознал всю глубину своей вины и позора, — произнес он размеренно и веско, — я от своего имени лишаю его права на почетную смерть от винного спирта, ибо в нем заключен дух Всеобщего Побеждателя, который не должен и не может соприкасаться с жалкой кровью труса и изменника. Умри в бою и унеси с собою побольше врагов — тогда и только тогда тело твое не будет подвергнуто поруганию и выброшено на съедение падальщикам. Кровь смывает позор, и смерть в бою почетна для всех.

И тут случилось неожиданное. Забазар поднял голову и расправил плечи. Он расставил ноги так, как это могут делать в строю только командиры высокого ранга и прокричал, чтобы слышали все солдаты, до последнего дня бывшие в его подчинении:

— Да здравствует моторо-мотогальское иго!

И солдаты не могли не ответить на этот возглас. Громогласное «Ура!» разнеслось над строем, и улыбка тронула губы разжалованного генерала.

Он повернулся к маршалу Караказару, скользнул взором по фигуре дважды генерала Бунтабая, а почетного главнокомандующего не удостоил даже взгляда. И произнес, не обращаясь ни к кому конкретно:

— А кто сказал, что я вообще собираюсь умирать?

46

Генерал Бунтабай так торопился убраться из опасной зоны вблизи Роксалена, что совершенно забыл о миламанах и людях, которые остались на планете.

Впрочем, его можно понять. Ген бесстрашия, никак не дающийся в руки, настолько надоел Бунтабаю в бытность его начальником разведки Генштаба, что получив шанс избавиться от этого бремени, дважды генерал поспешил им воспользоваться.

Теперь его гораздо больше интересовал Рамбияр, где миламаны остались практически без поддержки с родины. У родины все силы отнимал новый плацдарм, который тянулся от границ скопления Ми Ла Ман почти до Роксалена.

Впрочем, Роксален теперь попал в ничейную зону. Поскольку о разбившейся канонерке все забыли, мотогалов она больше не интересовала, а миламаны не могли к ней пробиться, поскольку между Роксаленом и Ми Ла Маном противник выстраивал новое кольцо окружения и делал это весьма усердно.