Под маской - Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он снова заговорил, голос его прерывался:
— Сойдешь в Форт-Уэйне, друг, не то придется тебя прикончить, — он пошевелил рукой в кармане, продемонстрировав контур револьвера.
Я покачал головой:
— Тебе меня не достать, — ответил я. — Видишь ли, я все знаю. — Его ужасные глаза быстро пробежали по мне, пытаясь оценить, действительно ли мне все известно. Затем он зарычал и притворился, что сейчас вскочит на ноги.
— Слезаешь тут или я доберусь до тебя, друг! — хрипло крикнул он. Поезд замедлил ход, приближаясь к Форт-Уэйну, и в относительной тишине его крик показался громким, но он не двинулся с места — думаю, он был уже слишком слаб. Так мы и сидели, глядя друг на друга, пока за окном взад и вперед ходили обходчики, простукивая тормозные колодки и колеса, до тех пор, пока паровоз впереди не запыхтел громко и жалобно. В наш вагон никто не вошел. Через некоторое время проводник запер дверь в тамбур, прошел по коридору на свое место, и мы плавно переместились опять во тьму, покинув мутный желтый свет перронных фонарей.
То, что, как я вспоминаю, произошло затем, должно быть, тянулось пять или шесть часов, хотя мне всегда кажется, что это было вне времени — это могло продолжаться и пять минут, и целый год. Он начал медленную, хорошо обдуманную атаку на меня, безмолвную и ужасную — я чувствовал, как нечто неведомое и холодное пытается мной овладеть, нечто подобное тому, что я чувствовал весь вечер, только еще более пронизывающее и сильное. Это было ни на что не похоже; я лишь чувствовал, как меня куда-то уносит, и я механически вцепился в подлокотники кресла, пытаясь удержаться хоть за что-то в реальном мире. Иногда я чувствовал, что от напряжения сейчас потеряю сознание. Я чувствовал, что сейчас вдруг станет легче, что теперь уже все равно; но затем, диким усилием воли, я возвращался обратно в реальный мир.
Вдруг я осознал, что некоторое время назад я перестал его ненавидеть, перестал чувствовать пропасть, отделявшую его от меня, и при этой мысли меня охватил озноб; с меня ручьями полился пот. Ему удалось прорваться сквозь мою ненависть — так же, как раньше ему удалось приблизиться к Элен, возвращавшейся домой с Запада. Именно так он и вытягивал из своих жертв ту силу, которая позволила ему воплотиться до степени, когда он смог совершить настоящее насилие в Сент-Поле, и которая, постепенно уменьшаясь и угасая, все еще позволяла ему бороться.
Наверное, он заметил трепет в моем сердце, потому что сразу же заговорил, тихо, спокойно и почти что нежно:
— Лучше уходи.
— Никуда я не пойду, — заставил я себя ответить.
— Ну, как знаешь, друг.
Он был моим другом, давал он понять. Он знал, каково мне было, и хотел помочь. Он жалел меня. Пока еще не поздно, мне лучше было уйти. Ритм его атаки стал успокаивающим, словно колыбельная: мне лучше уйти — и тогда он займется Элен. Издав слабый крик, все еще сидя, я выпрямился.
— Чего тебе надо от девушки? — дрожащим голосом произнес я. — Хочешь превратить ее в зомби?
Его взгляд выражал лишь тупое недоумение, как у животного, которое наказывают за то, чего оно не понимает. На мгновение я заколебался, а затем наугад продолжил:
— Ты потерял ее! Она мне поверила!
Он почернел от злости, закричал: «Ты лжешь!», и от его голоса мне показалось, что у меня побежали мурашки по коже.
— Она доверяет мне, — сказал я. — Тебе ее не достать. Она в безопасности!
Он взял себя в руки. Его лицо вновь стало вкрадчивым, и я почувствовал, как у меня внутри опять появились ощущения неестественной слабости и безразличия. Что толку во всем этом? Что толку?
— У тебя осталось мало времени, — заставил я себя сказать, а затем у меня в голове вспыхнула догадка, и я выпалил правду: — Ты сдох, или тебя убили, где-то здесь, недалеко от этого места! — И тогда я заметил то, чего не видел раньше: в его лбу зияло небольшое отверстие, похожее на то, которое остается в гипсовой стенке от толстого гвоздя. — А теперь ты гибнешь. У тебя осталась лишь пара часов. Каникулы кончились!
Его лицо искривилось и перестало быть похожим на человеческое, даже на мертвое. Одновременно с этим воздух в помещении стал холодным, и с шумом, напоминавшим нечто среднее между приступом кашля и взрывом ужасного смеха, он встал на ноги, смердя грехом и кощунством.
— Еще посмотрим! — закричал он. — Я тебе покажу…
Он сделал шаг ко мне, затем другой, и тут позади него будто внезапно растворилась какая-то дверь — дверь, за которой зияла немыслимая бездна тьмы и тления. Послышался вопль смертельной агонии — от него или откуда-то позади него, и внезапно сила покинула его одним долгим хриплым выдохом, и он поник на пол…
Сколько я там просидел, полумертвый от испуга и изнеможения, я не знаю. Сразу вслед за этим в памяти сохранились начищенные ботинки сонного проводника в противоположном углу курительной, а за окном — стальные отблески Питтсбурга, нарушившие плоскость ночной панорамы. А еще на скамейке лежало нечто — слишком незаметное, чтобы быть человеком, и чересчур плотное, чтобы быть тенью. Прямо на моих глазах оно поблекло и окончательно исчезло.
Через несколько минут я открыл дверь купе Элен. Она спала там же, где я ее вчера и оставил. Ее прелестные щечки утратили румянец и стали бледными, но она лежала совершенно естественно — руки ее были расслаблены, дыхание ровное и чистое. Передо мной снова была сама Элен, пусть и похожая на выжатый лимон; то, что владело ею, покинуло ее.
Я устроил ее поудобнее, подоткнул одеяло, выключил свет и ушел.
III
Приехав домой на пасхальные каникулы, первым делом я пошел в бильярдную у «Семи углов». Кассир за стойкой, само собой, ничего не помнил о моем кратковременном визите тремя месяцами раньше.
— Хочу вот найти одного типа, который здесь, кажется, когда-то часто бывал.
Я достаточно точно описал человека, а когда закончил, кассир окликнул какого-то замухрышку, сидевшего невдалеке с таким видом, будто у него какое-то важное дело — жаль только, что он забыл какое.
— Эй, Коротышка, поговори с этим парнем, ладно? Кажется, он ищет Джо Варланда.
Замухрышка бросил на меня подозрительный взгляд, как и положено всей этой братии. Я подошел к нему и сел рядом.
— Джо Варланд помер, приятель, — нехотя произнес он. — Помер прошлой зимой.
Я
