Под маской - Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это Колдунья, подруга Людоеда.
Ставня, хлопнув, закрылась, а затем снова открылась.
— Это добрые и злые феи, — объяснил мужчина. — Они невидимки. Злые феи хотели закрыть ставню, чтобы никто не мог заглянуть внутрь, а добрые хотят ее открыть.
— Добрые побеждают!
— Да, — он посмотрел на девочку. — Ты моя маленькая фея!
— Да. Смотри, папа! Кто это такой?
— Он тоже из армии Короля, — мимо с совершенно невоинственным видом прошел клерк из ювелирной лавки мистера Миллера. — Слышишь свисток? Он означает сбор. А вот, слушай — сейчас раздастся барабанная дробь.
— А вон и Королева, папа! Ведь это Королева?
— Нет, эту девушку зовут мисс Дальновидение, — он зевнул и стал думать, как вчера все хорошо получилось. Он отключился. Затем посмотрел на девочку и понял, что ей сейчас очень хорошо. Ей было всего шесть лет, и она была такая милая! Он ее поцеловал.
— Тот человек с куском льда тоже служит Королю, — сказал он. — Он положит лед на голову Людоеду и заморозит его мозги, чтобы он больше никому не сделал зла.
Девочка проводила его взглядом. Мимо прошли еще люди. В фургончике с надписью «Драпировки из Делавэра» проехал негр в ярко-желтом пальто. Опять хлопнула и медленно открылась ставня.
— Смотри, папа, добрые феи опять побеждают!
В его возрасте уже понимаешь, что такие дни не забываются — тихая улица, хорошая погода и разыгравшаяся на глазах у ребенка сказка, которую создал он сам, хотя ее блеск и фактуру ему самому уже ни увидеть, ни ощутить. Так что в качестве замены он вновь потрепал дочь по щеке и уплатил за это тем, что включил в рассказ еще одного мальчишку и хромого калеку.
— А я тебя люблю, — сказал он.
— Я знаю, папа, — рассеянно ответила она, глядя во все глаза на дом. Он на мгновение закрыл глаза, пытаясь увидеть то, что видела она, но ничего не вышло — ему никогда уже не проникнуть за те пыльные шторы. Он видел просто негров и мальчишек, а погода навевала воспоминания о давно ушедших и еще более чарующих утренних часах.
Из столярной мастерской вышла дама.
— Ну, как? — спросил он.
— Все хорошо. Иль куиль э фа ле майзон де пупи пур ле Дю-Понт. Иль ва ле фэр.
— Комбьен?
— Вин син. Что-то я долго, вы уж простите.
— Смотри, папа, еще солдаты пошли!
Машина тронулась. Проехав несколько миль, мужчина повернулся и сказал: «Пока ты там ходила, мы наблюдали крайне интересное событие». Он кратко рассказал о случившемся. «Жаль, что мы уехали и не увидели штурма».
— Мы видели! — воскликнула девочка. — Штурм был на соседней улице. И в том дворе осталось лежать тело Людоеда. Король, Королева и Принц убиты, так что теперь Принцесса стала Королевой.
Его Король и Королева ему нравились, и было жаль, что от них так бесцеремонно избавились.
— Но ведь сказок без героя не бывает? — пристально посмотрел он на нее.
— А она выйдет замуж! Тогда и появится Принц.
Они ехали дальше, и каждый стал думать о своем. Дама думала о кукольном домике — она выросла в бедности и у нее такого никогда не было; мужчина думал о том, что у него уже почти миллион долларов; а девочка думала о необычайном происшествии на темной улице, которую они только что проехали.
В чужих краях
I
Вечером воздух почернел от саранчи, и дамы визжали, в страхе падая на пол автобуса и укрывая волосы дорожными одеялами. Саранча шла на север, пожирая все на своем пути, хотя в этом уголке мира еды для нее было совсем немного; насекомые летели по прямой, в полной тишине, словно хлопья черного снега. Ни одно насекомое не ударилось о ветровое стекло, ни одно не упало внутрь автобуса — заметив это, шутники тотчас принялись высовывать руки из окон, пытаясь поймать хоть одну саранчу. Через десять минут стая поредела, туча прошла, и из-под одеял стали появляться дамы, взъерошенные и чувствующие себя довольно глупо. Начался обмен впечатлениями.
Говорили все; казалось абсурдным не вступить в общий разговор после того, как вместе со всеми ты пережил нашествие роя саранчи на самом краю пустыни Сахара. Американский турок разговорился с английской вдовушкой, следовавшей в Бискру, чтобы подарить свое разбитое сердце какому-нибудь безвестному шейху. Биржевой брокер из Сан-Франциско застенчиво заговорил с писателем. «А вы, случайно, не писатель?» — спрашивал он. Отец и дочь, семья из Уилмингтона, разговорились с авиатором из Лондона, который хотел совершить перелет в Тимбукту. Даже шофер-француз обернулся к пассажирам и громко объявил: «Шмельи!», что вызвало приступ истерического смеха у профессиональной сиделки из Нью-Йорка.
Среди всех довольно неуклюжих попыток сближения внезапная перемена настроения выглядела естественно лишь в одном случае. Мистер и миссис Лиддел Майлс, повернувшись, как один человек, улыбнулись и одновременно заговорили с сидевшей сзади молодой американской парой:
— Ну, как? Не покусали вас?
Американцы вежливо улыбнулись в ответ.
— Нет. Нам жутко повезло!
Им было никак не больше тридцати; они все еще смотрелись как жених и невеста. Красивая пара: муж был в меру сильным и нежным, жена очаровательно светла: светлые глаза, светлые волосы. Живая свежесть ее лица подчеркивалась милой и спокойной уверенностью. Мистер и миссис Майлс угадали их принадлежность к особому, избранному кругу «хороших семей»: об этом говорила их изысканно-простая манера держаться и врожденная сдержанность, вовсе не походящая на чопорность. Если они держались особняком, то лишь потому, что им было достаточно общества друг друга. А пренебрежение обществом остальных пассажиров со стороны мистера и миссис Майлс выглядело как сознательно натянутая маска. Это была общественная позиция, рассчитанная на внешний эффект, как и вездесущая пронырливость везде совавшего свой нос и потому вызывавшего у всех презрение американского турка.
Майлсы сочли эту молодую пару «вполне достойной»; наскучив обществом друг друга, они совершенно искренне попытались с ними сблизиться.
— Вы когда-нибудь бывали в Африке? Совершенно очаровательная страна! Вы едете в Тунис?
Несмотря на накопившуюся внутри за пятнадцать лет жизни в Париже скуку, у Майлсов бесспорно был стиль и даже шарм; не успел еще на маленький оазис Бу-Саада опуститься вечер, как все четверо почти подружились. Нашлись общие знакомые в Нью-Йорке, и, встретившись за коктейлем в баре отеля «Трансатлантик», все решили поужинать вместе.
Когда юные супруги Келли спустились вниз, Николь с внезапным сожалением подумала, что принятое приглашение означало, что им теперь, по всей вероятности, придется более-менее часто видеться со своими новыми знакомыми — по крайней мере, до прибытия в Константинополь, где их маршруты