Семь смертных грехов. Роман-хроника. Соль чужбины. Книга третья - Марк Еленин

— Нет, ваше высочество. Я весь внимание. Смею думать, конечная цель — интервенция против Советов?

— При одном условии: если какая-то часть России заявит о своем желании принять мою власть. Интервенция — не то слово. Я не допущу кровопролития. Точно так же, как не приму верховной власти без решения Земского собора.

— Отношение Совещания к великому князю Кириллу — будет ли позволительно узнать?

— Полное неприятие новоиспеченного «государя». Никаких компромиссов. Никаких открытых программ, — разглагольствовал все громче Николай Николаевич. — Надо повести дело так, чтоб вся программа мыслилась как бы в несколько отдаленном будущем. А пока мы выдвигаем лишь лозунг освободительного движения. Государственное устройство — дело самой России, не отдельных эмигрантских партий или групп. Вы согласны, князь?

— Абсолютно, ваше высочество!

— Мое кредо — государственный бескровный переворот, — продолжал Романов. — На первый период Советы — разумеется, без большевиков! — сохраняются. Разве я не посвящал вас? По-моему, посвящал.

— Вы запамятовали, ваше высочество.

— А? Да!.. Ну, вот. Советы сохраняются. Я — диктатор. При мне Директория из шести человек — орган исполнительный, и Сенат, имеющий совещательные функции... Вернемся, князь. Я несколько устал, — он закашлялся внезапно и, постояв, несколько метров прошел молча, собираясь с силами и мыслями, потом сказал, отделяя слово от слова, будто ему не хватало воздуха: — Армия... именуется Красной... Офицеры остаются... на постах... Давайте... присядем, князь.

— Извольте. Вам нехорошо, ваше высочество? Может, доктора?

— Сейчас... пройдет. Доктора к... чер... ту! — великий князь, откинувшись на спинку скамейки, снова замолчал. Глаза его были закрыты, но бледность уже проходила, лицо обретало краски. — Простуда, — сказал он, устыдившись своей слабости.

— В таком случае вам надо ехать в Швейцарию, ваше высочество.

— Возможно... На чем я остановился?

— На армии. Но, вероятно, в другой раз?

— Пустое! На Красной армии — да! Но без комиссаров, конечно. Командиров оставляю только лояльных... Только!.. Со временем созыв Земского собора. Представители всех сословий. Собор избирает достойного России царя. Вот так, князь. Что скажете?

«Интересно, кто автор и вдохновитель этой «стройной» и малореальной программы? — подумал Белопольский. — Неужели Петр Бернгардович Струве? Слишком примитивно: Струве — политик, ученый, знающий эмиграцию. Год ведь двадцать пятый на дворе. Нет, не Струве. Но кто? Кутепов? Почему решил опробовать все это на мне? Доверяет? Или не доверяет этим бредовым идеям?»

— Трудно сказать, ваше высочество, — ответил он, придавая голосу спокойную весомость. — В целом план представляется мне перспективным, но требующим внимательнейшего изучения всех деталей.

— Так, так... Уходите от ответа, — великий князь, ожидавший, вероятно, шумных восторгов, посуровел.

«Что на уме, то на лице!» — вспомнил Белопольский и решил тут же исправить промах.

— Никак нет, ваше высочество! Привлекает меня в вашей военно-стратегической разработке гениальное перенесение, так сказать, главного удара. Не замечая самоиспеченного самодержца, игнорируя его, вы переносите свою деятельность непосредственно на Россию. Этот талантливый ход достоин высочайшей оценки. Не побоюсь преувеличения, наполеоновский ход, ваше высочество. Прост, дальновиден, эффектен — его по достоинству оценят друзья России и наши потомки!

«Не перегнул ли? Нет, в самый раз. Дюк доволен».

— Если будет угодно вашему высочеству, готов и я руку приложить. В меру своих сил и способностей по части гражданского плана, разумеется. Используя ваше доверие, за счастье почту.

— А что ж?! Пожалуй, — милостиво улыбнулся великий князь. — Недаром на Руси говорят, одна голова хорошо, а две — лучше.

«Чья же все-таки эта первая голова? — беспокоила неотвязчивая мысль. — Кого имеет в виду? Не себя ведь? Но разве спросишь? И разве ответит правду?»

Внезапно кусты позади зашелестели. На аллее, перед скамейкой, появился средних лет отличной военной выправки человек с черной повязкой, закрывающей правый глаз. Сказал, вытянувшись по стойке «смирно»:

— Осмелюсь помешать-ссс, ваше имп-соч-во! Генерал Кутепов-ссс прибыли.

— Идите, подполковник, идите, и передайте: пусть генерал работает, — милостиво приказал Николай и, проследив, как тот уходит, чеканя шаг, сказал, обращаясь к Белопольскому: — Теперь я за каменной стеной: сам Александр Павлович ставит мне охрану. Еженедельно приезжает из Парижа, инспектирует. Устраивает ложные тревоги. И знаете, все отлично! Отличные воины — преданные, выученные, тренированные.

«Неужели автор плана все же Кутепов? — не оставляла прежняя мысль. — «Герой Перекопа, Галлиполи и Тырново» на такое не способен: у него политический кругозор на уровне полицмейстера, военный — как у батальонного командира. Кутепов ни при чем...»

— Александр Павлович рекомендует мне небезызвестного Конради, преданность и храбрость которого гарантирует. Взять? Ваше мнение, князь?

— Я бы не нанимал убийцу, — сказал Белопольский и, спохватившись, поспешил добавить: — Из политических соображений, ваше высочество. Мнение общества... Европы.

— Умерщвление большевистского комиссара не считаю убийством, — наставительно произнес Николай Николаевич. — Впрочем, возможно, вы и правы. Я подумаю.

По аллее к ним приближался генерал Кутепов. «Даже так, без вызова, — изумился Белопольский. — Свой, человек в Шуаньи». Александр Павлович, чуть располневший, казался отлитым из чугуна. Он расточал спокойную уверенность.

— Ваше высочество, — быстро сказал Николай Вадимович. — Вы давно не принимали генерала Врангеля?

— Барон не частый гость Шуаньи. А что?

— Настоятельно рекомендую привлечь и его к рассмотрению военной части вашего плана.

— Военной? — даже как бы удивился великий князь. — В моем плане нет никакой «военной части». С чего вы взяли?

Кутепов подошел к скамейке.

— Не могу больше удерживать вас, князь.

Белопольский поспешно откланялся.

3

РОВС, руководимый от имени Николая Николаевича Кутеповым, начинал свои боевые действия не слишком успешно. Первая акция, намеченная на сентябрь 1925 года, — организация убийства Чичерина, поехавшего лечиться за границу.

После окончания работы Генуэзской конференции нарком иностранных дел Советской России однажды уже счастливо ушел от покушавшихся. Вторая атака ставилась шире, профессиональнее, привлекались значительные силы. По замыслу контрреволюции, это убийство должно было стать не только демонстрацией силы новой организации, но и достойным ответом французскому правительству, установившему дипломатические отношения с СССР. Ударом на удар!

Акцию возглавил небезызвестный Георгий Евгеньевич Эльвенгрен[34], хотя номинально главой террористической группы числился генерал Юрий Федорович Волошинов. Третьим был князь Владимир Вяземский — бывший кавалерийский офицер, приближенный князя Михаила Александровича, ныне содержатель бара в Ницце. В запасе находился генерал Топорков — командир Атаманского пола, однокашник Эльвенгрена по Николаевскому училищу. Связь с Кутеповым шла только через Эльвенгрена, который поселился в Монте-Карло, в пансионе «Hotel de la Terrasse» доктора Габриловича.

Газеты сообщили, что Чичерин прибыл, поселился в Нейи, в отеле «Maritime». Агентура подтвердила эти сведения, но, когда стали проверять через полицию (!), оказалось, комиссар живет в лечебном заведении в пятнадцати верстах за Тулоном.

Террористы решили побывать там. Утром Волошинов на мощном автомобиле марки «Роше и Шнайдер» ждал группу на площади у Ниццского вокзала. Он сообщил: на проведение операции нм получено две тысячи франков. Тут расходы на машину и отель, на быстрое и хорошо организованное отступление после завершения операции место приготовлено. Полиции опасаться не нужно. В случае ареста организацию называть не следует — их действия лишь месть русских патриотов большевикам.

Решили ехать в Тулон. По дороге посетили генерала Топоркова в Каннах. Он подтвердил: «Чичерин рядом. Чего вы смотрите?» — «Не беспокойтесь, генерал, — ответил Волошинов. — Необходимые меры предпринимаются».

Из Канн террористы поехали в Сан-Рафаэль, задерживаясь по пути у различных дач и пансионов, разведывая, не остановился ли там Чичерин. Никаких результатов! Переночевав, группа отправилась в сторону городков Сан-Максим, Борн и Нейи. В Нейи прибыли в два часа пополудни. На улицах царила дремотная тишина. Отсутствие нарядов полиции и секретных агентов охраны укрепило террористов в мысли, что Чичерина здесь нет.

Подъехали к отелю «Maritime», расположенному довольно далеко от городка и соединенному с ним узкой дорогой. Выведя их к берегу, дорога пошла вдоль садов, задами домов и отелей, выходящих фасадами к морю. Оставив машину на площадке у отеля, убийцы заняли круглый столик под тентом, заказали вермут, закуски и принялись наблюдать. Через полчаса им стало ясно, что в гостинице остановилась важная особа. По улице стали медленно прохаживаться парами агенты, вдоль ограды и ворот встало четверо. Как только Волошинов, Эльвенгрен, Вяземский и двое их людей сели за столик, из подъезда вышел какой-то человек и, не скрываясь, принялся их пристально разглядывать. Вскоре они заметили, что за ними наблюдают и из окна фасада отеля, расположенного «покоем». Соседний столик заняла излишне шумная ватага иностранцев. Все это представлялось весьма необычным и заставило террористов насторожиться. Волошинов направился в отель узнать, есть ли свободные комнаты. Портье любезно ответил ему, что сколько угодно, а затем, догнав уже возле столика, извинился: он ошибся и просит прощения, ибо все номера оказались занятыми.