Избранное - Уильям Фолкнер

— Я их дал взаймы. — Саймон все еще говорил доверительным тоном, с видом человека, неприятно удивленного непроходимой людского тупостью. — А теперь эти черномазые говорят, будто я их украл.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что взял на хранение чужие деньги, а потом одолжил их кому-то другому?

— Но ведь вы же это каждый день делаете, — отвечал Саймон. — Это же ваш бизнес — давать взаймы деньги.

Старый Баярд яростно фыркнул:

— Немедленно забери деньги и верни их этим черномазым, а не то угодишь в тюрьму, слышишь?

— Вы рассуждаете так же, как эти нахальные городские черномазые, — обиженно возразил Саймон. — Но ведь эти деньги отданы в долг, — напомнил он хозяину.

— Возьми их обратно. Разве ты не получил под них никакого обеспечения?

— Чего?

— Чего-нибудь, имеющего ту же стоимость, чтобы держать у себя, пока тебе не выплатят обратно эти деньги.

— Да, сэр, это я получил. — Саймон усмехнулся елейным, сатирическим, благодушным, полным невысказанных намеков смешком. — Да, сэр, это я получил, как не получить. Только я не знал, что оно обеспечение называется. Нет, сэр, не знал.

— Ты что же, отдал эти деньги какой-нибудь черномазой красотке? — настаивал старый Баярд.

— Дело было так, сэр… — начал Саймон, но собеседник тут же его перебил.

— Ах ты, черт тебя возьми. И теперь ты хочешь, чтоб я заплатил эти деньги? Сколько их там было?

— Я точно не помню. Эти черномазые говорят, будто там было не то семьдесят, не то девяносто долларов. Только вы им не верьте. Дайте им сколько, по-вашему, надо, они и успокоятся.

— Будь я проклят, если я им хоть что-нибудь дам. Пусть вытрясут эти деньги из твоей никчемной шкуры или отправят тебя в тюрьму — как им заблагорассудится. Будь я проклят, если я хоть единый цент им заплачу.

— Что вы, полковник, да неужто вы допустите, чтобы эти городские черномазые обвиняли члена вашего семейства в воровстве?

— Погоняй! — завопил старый Баярд.

Саймон повернулся на сиденье, гикнул на лошадей и поехал дальше, направив сигару под немыслимым углом к полям своего цилиндра, широко расставив локти, лихо размахивая хлыстом и то и дело бросая снисходительные, полные презрения взгляды на черномазых, работавших на хлопковых полях.

Старик Фолз закрыл крышкой жестянку с мазью, аккуратно протер ее тряпкой, опустился на колени возле холодного камина и поднес к тряпке спичку.

— Не иначе как эти доктора все твердят, что оно вас прикончит? — полюбопытствовал он.

Старый Баярд вытянул ноги на каминную решетку, прикурил сигару, и от спички в глазах его заплясали два веселых огонька. Он выбросил спичку и усмехнулся.

Старик Фолз смотрел, как пламя лениво охватывает тряпку и столбик едкого желтоватого дыма курчавится в неподвижном воздухе.

— Человек должен иной раз для своего же блага подойти да и плюнуть прямо в лицо погибели. Он должен вроде бы навострить самого себя, ну как топор на точиле, — сказал он, сидя на корточках перед завитками едкого дыма, словно совершая в миниатюре какой-то языческий ритуал. — Если человек иной раз заглянет погибели прямо в лицо, она его не тронет, пока не придет его час. Погибель, она любит ножом в спину пырнуть.

— Что? — спросил старый Баярд.

Старик Фолз поднялся и аккуратно отряхнул с колен пыль.

— Погибель, она как всякий трус! — прокричал он. — Она не ударит того, кто смотрит ей прямо в глаза, если только он не подойдет к ней слишком близко. Родитель ваш это знал. Он стоял в дверях лавки в тот день, когда эти два карпетбеггера в семьдесят втором году привели черномазых голосовать. Стоял там в своем двубортном сюртуке и в касторовой шляпе, когда все остальные уже ушли, скрестил руки и смотрел, как эти два миссурийца тащили черномазых по дороге к этой самой лавке, стоял, прямо в дверях, а те два карпетбеггера засунули руки в карманы и все пятились да пятились назад, пока совсем не отошли от черномазых, и ругали его на чем свет стоит. А он себе все стоял — вот таким вот манером.

Он скрестил на груди руки, и на мгновенье старый Баярд словно сквозь затуманенное стекло увидел ту знакомую и дерзкую фигуру, которую старик в поношенном комбинезоне умудрился каким-то образом сберечь в вакууме беззаветной отрешенности от самого себя.

— А когда они пошли назад по дороге, полковник повернулся в дверях, взял ящик для баллотировки, поставил у себя между ног и говорит: «Вы, черномазые, пришли сюда голосовать? Ну что ж, заходите и голосуйте».

Когда они разбежались кто куда, он два раза пальнул в воздух из своего дьявольского дерринджера, потом снова его зарядил и пошел к мисс Винтерботтом, где те двое стояли на квартире. Снял он свою касторовую шляпу и говорит: «Сударыня, я бы хотел обсудить кое-какие дела с вашими квартирантами. Разрешите». Тут он снова надел свою шляпу и зашагал по лестнице наверх, спокойно так, как на параде, а мисс Винтерботтом, та только рот от удивления разинула. Входит он прямо в комнату, а они сидят за столом, глядят на дверь, а пистолеты ихние на столе перед ними разложены.

Как услыхали мы с улицы три выстрела, так сразу же в дом и кинулись. Глядим, стоит мисс Винтерботтом, наверх глаза пялит, а тут и сам полковник по лестнице спускаться стал. Шляпа набекрень, шагает спокойно, как присяжный в суде, и манишку платком вытирает. Остановился он перед мисс Винтерботтом, снова снял свою шляпу и говорит: «Сударыня, я был вынужден произвести значительный беспорядок в одной из ваших комнат для гостей. Прошу вас принять мои извинения. Прикажите вашим черномазым все это убрать, а счет пришлите, пожалуйста, мне. Еще раз приношу извинения, что мне пришлось истребить эту нечисть в вашем доме, сударыня. Доброе утро, джентльмены». Тут он снова надел свою шляпу да и вышел вон.

И знаете, Баярд, — добавил в заключение старик Фолз, — я даже немножко позавидовал тем двум северянам, провалиться мне на этом месте, если я вру. Человек может взять себе жену и долго с нею жить, но все равно она ему не родня. А вот парень, который тебя родил или на тот свет отправил…

Притаившись за дверью чулана, Саймон слышал неумолчные раскаты сердитых голосов мисс Дженни и старого Баярда; потом, когда они перешли в кабинет, а он отправился на кухню, где Элнора, Кэспи и Айсом ждали его за столом, волны гнева мисс Дженни, разбивавшиеся о неколебимое как утес упорство старого Баярда, доносились уже более глухо, словно рокот далекого прибоя.

— О чем это они спорят? Опять ты чего-нибудь натворил? — спросил Кэспи у племянника.

Айсом, размеренно работавший, челюстями, поднял на него спокойные глаза.

— Нет, сэр, — буркнул он. — Ничего я не натворил.

— Они вроде немножко притихли. А отец что делает, Элнора?

— Он там в холле, слушает. Айсом, сходи позови его ужинать, а то мне уже давно пора кухню убирать.

Айсом поднялся и, все еще продолжая жевать, вышел из кухни. Сердитый рев усилился, и, подойдя к деду, бесформенная фигура которого, словно взъерошенная старая птица, торчала в темном коридоре, Айсом смог разобрать отдельные слова: яд… кровь… по-твоему, можно отрезать голову и тем ее вылечить… дурак намазал тебе ногу… лицо… голову… ну и умирай на здоровье… умирай от собственного ослиного упрямства… сначала еще полежишь… помучаешься…

— Вы с этим проклятым доктором сведете меня в могилу. — Голос старого Баярда временно заглушил ее голос. — Вилл Фолз меня не убьет. В городе этот проклятый наглец ни минуты не дает мне посидеть спокойно на стуле, только и знает, что шататься вокруг с разочарованным видом, оттого что я все еще жив и здоров. А когда я приезжаю домой, чтоб от него отдохнуть, ты мне даже поужинать спокойно не даешь. Суешь мне под нос кучу дурацких разноцветных картинок, на которых какой-то идиот изобразил человеческие внутренности.

— Кто это собирается умирать, дедушка? — шепотом спросил Айсом.

Саймон обернулся.

— А ты чего тут слоняешься? Ступай на кухню, где тебе место.

— Ужин стынет, — отвечал Айсом. — Кто умирает, дедушка?

— Никто не умирает. Разве умирающие так вопят? Ступай на свое место, парень.

Они прошли через холл и вернулись на кухню. Сзади яростно бушевали голоса, слегка приглушенные стенами, но все еще недвусмысленно сердитые, как и прежде.

— И чего они все спорят? — спросил Кэспи, усердно работая челюстями.

— Не твоего ума дело. Ты не суйся — белые люди сами разберутся, — отвечал ему Саймон. Он уселся за стол; Элнора встала, налила чашку кофе из кофейника, стоящего на плите, и подала ему. — У белых людей тоже есть заботы, как и у черномазых. Подай-ка мне мясо, парень.

С наступлением ночи буря утихла; прекратив боевые действия как бы по обоюдному согласию, обе стороны надежно окопались, а назавтра вновь атаковали друг друга за ужином. И так продолжалось каждый вечер вплоть до начала второй недели июля, когда наконец на шестой день после того, как молодого Баярда привезли домой со сломанными ребрами, мисс Дженни со старым Баярдом и доктором Олфордом отправилась в Мемфис на консультацию к знаменитому специалисту по болезням крови и желез, с которым доктор Олфорд — не без труда — заранее условился. Молодой Баярд лежал наверху в гипсе, но Нарцисса Бенбоу обещала днем приехать с ним посидеть.