Девичьи сны - Евгений Войскунский

Валька кинулась ко мне целоваться. Взглянула на мой живот, заулыбалась:

— О-о-о! Будет дело!

Познакомила нас со старшим лейтенантом, его звали тоже Сергеем, а фамилия была армянская, я не запомнила. Он имел какое-то отношение к Дому офицеров, во всяком случае, очень быстро нашелся для нас четверых столик, а на столике воздвиглись две бутылки с серебряными головками — Господи, шампанское! Такая редкость! Я и всего-то раз пила его — однажды дядя Юра принес к какому-то празднику.

— Как ты живешь, Валечка?

Шампанское играло во мне, кружило голову, делало меня легкой, словно летящей.

— Живу как живется.

— А он неженатый? — тихо спросила я, качнувшись к ее уху. — Он порядочный?

— Неженатый. — Валя выглядела несколько растерянной. — Его переводят в Свинемюнде, физруком базы. Вот он меня зовет…

— Поезжай! — зашептала я горячо. — Непременно с ним поезжай! Ты увидишь виноградники Франции и равнины Италии…

Валя посмотрела на меня испытующе. К ней вернулось обычное насмешливое выражение.

— А ты уже на них насмотрелась? — сказала она.

В мае я родила девочку. Вряд ли вам будет интересно описание родов, тревог и радостей материнства. Женщины все это знают, а мужики… Ну что ж мужики — мой неизменно внимателен и заботлив. Всегда и во всем я ощущала его твердую поддержку. А ведь это именно то, что нам, бабам, нужнее всего.

И уж особенно в условиях послевоенного гарнизонного быта, когда было легче со спиртом, чем с молоком и сахаром, и негде купить те же пеленки, не говоря уж о коляске, а соску для Ниночки — обыкновенную соску — мне прислала мама из Баку. Кстати: в 51-м, летом, Сережа взял отпуск, и мы съездили с годовалой дочкой в Баку. Незадолго до этого мама рассталась с Калмыковым — говорила, что прогнала его, но Галустянша рассказала мне по секрету, что Калмыков просто ушел к молоденькой. Ну да, он любил молоденьких, это точно.

Но я не об этом. В той поездке Сергей выказал такую заботливость, такую разворотливость (ведь было безумно трудно с билетами, с питанием в дороге), что я снова уверилась в правильности своего выбора. Маме Сергей очень понравился, она мне так и сказала: «Рада за тебя. Твой Сергей хороший муж».

И все шло у нас ладно, и уже Сергея представили к очередному званию майора, поскольку предполагалось повышение по службе (на ответственную должность в политуправление флота), — как вдруг грянула резкая перемена в нашей жизни.

Было это в сентябре 1952 года. Сергей пришел со службы необычно рано, снял мокрый от дождя плащ, подхватил подбежавшую к нему Ниночку на руки. Я сразу увидела по его вымученной улыбке: что-то случилось.

В тот день выдали немного муки, я испекла блинчики и предвкушала, как Сережа станет их есть и похваливать. Если бы еще и сметана… да где ее взять?

Сергей ел блинчики один за другим, запивал чаем — и молчал.

— Что случилось? — спросила я.

— Ничего.

— Сережа, я ведь вижу. Господи, что еще?

— Да ерунда, — сказал он неохотно. — Чушь собачья… Я его последний раз в тридцать шестом году видел… Ему и полгода не было…

— О ком ты, Сережа?

— Да о Ваське… ну, о сыне… Разве могу я нести ответственность, если никакого не принимал участия…

— Что случилось?! — закричала я. — Ты можешь сказать ясно?

Он посмотрел на меня так, словно в первый раз увидел.

— Пришла какая-то бумага. По линии органов. Васька арестован в Москве.

Я хлопала глазами, а он допил чай и перевернул чашку на блюдце кверху дном.

— Завтра меня вызывают в Балтийск, в отдел… К особистам, в общем…

Наш поселок стоял, можно сказать, на краю земли. На узкой песчаной косе Фрише Нерунг. Но мне даже нравилось это: тут у меня был — впервые в жизни — свой дом. Пусть не дом, всего лишь комната в пятнадцать метров, с окном, из которого всегда дуло, как ни затыкай щели. Но это была моя комната; я тут жила со своим мужем и дочкой — и впервые ощущала себя не квартиранткой, занимающей угол, а хозяйкой. Теперь же, когда Сергея вдруг вызвали в особый отдел, оказалось, что дом-то мой построен на трясине… или на зыбучих песках… и опять мне стало неуютно, тревожно — как в Питере, когда арестовали Ваню Мачихина…

Из Балтийска Сергей вернулся не то чтобы веселый, но — приободрившийся. Обнял меня, подкинул Ниночку к потолку, она радостно верещала — потом мы сели на тахту, и я навострила уши.

— Понимаешь, — сказал Сергей, — они получили бумагу. В какой-то московской школе несколько девятиклассников организовали группу изучения марксизма. Заводилой был Васька. Я и не знал, что они в Москву переселились. Лизин муж, бухгалтер Кузьмин, работал в наркомземе. Он Ваську усыновил, дал фамилию, а когда эту группу арестовали, Кузьмина тоже взяли, и он заявил на допросе, что Васька не его сын, а мой. А я-то уехал, когда ему полгода было, и больше никогда не видел. А они говорят: «Мы понимаем, что вы касательства к воспитанию не имели. Но между вами и сыном могла быть переписка». Я говорю — даю честное партийное слово, не было никакой переписки, ни одного письма. Я и адреса не знаю и даже что они в Москву переехали…

— Постой, Сережа. Что-то я не понимаю. Группа изучения марксизма — что в этом плохого?

— Ну… это они так себя назвали. А следствие определило по-другому: молодежная антисоветская организация.

У меня, наверное, был вид идиотки.

— Ну что ты не понимаешь? Лезут в Маркса, ищут… ну, несоответствия между тем, что написано, и тем, что получилось… Дурак Васька, — сказал он, скривившись, как от зубной боли. — Маркса ему, видите ли, надо читать. «Краткого курса» ему, дураку, мало. В «Кратком курсе», в четвертой главе, весь марксизм в сжатом виде — читай, изучай, как все люди. Первоисточники ему, видите, нужны.

— Мы в институте конспектировали первоисточники.

— Так то в институте, под руководством преподавателя. Это другое дело. А тут сам полез, без подготовки.

— Ну и что, если сам? Парень хотел разобраться…

— То и плохо, что сам! — Раздраженная нотка появилась у Сергея. — Что может понять в философии безусый юнец? Ему и семнадцати еще нет. Дурак, вот и все!

Я вздохнула. Незнакомый мне дурак Васька арестован за чтение Маркса. Понять это трудно, но факт есть факт. Да мне-то какое дело? Мне нужно, чтобы под ногами была не трясина, а твердый грунт…

— Значит, они от тебя отвязались, Сережа?

— Подполковник, который со мной беседовал, умный мужик. Понимает, что моей вины нету никакой. Он так и сказал: «Мы понимаем, что вы не виноваты. Мы, — говорит, — посоветуемся в политуправлении».

Спустя два или три дня вызвали Сергея в политуправление. Какой у него там был разговор, он не счел нужным мне рассказать. Но я видела, какой он ходит хмурый.