Девичьи сны - Евгений Войскунский

Смутно, тревожно было на душе.

Но вот прошла зима, на Балтийск обрушились теплые ветры с дождями. В небе плыли бесконечные стада облаков.

Однажды в апреле мы с Валей смотрели в Доме офицеров новый фильм «Глинка». Фильм был так себе, только мне очень не понравился Алейников — актер, которого я вообще-то любила, — в роли Пушкина. Знаете, в том эпизоде, где он сидит в ложе театра и взволнованно грызет ногти. Но не в этом дело. Мы вышли из кинозала и услышали вальс. Наверху, в танцевальном зале гремела радиола.

— Давай поднимемся, — предложила я.

Валя сперва воспротивилась, но потом снизошла к моему легкомыслию:

— Ладно, заглянем. Только на минутку.

Мы вошли в зал и остановились у стены. Под вкрадчивые вздохи саксофонов кружились пары — черные тужурки и цветастые платья. Валя держала меня под руку, чтобы я не поддалась соблазну, не сорвалась в круг с первым, кто пожелает пригласить.

Желающие не заставили себя ждать. Двое офицеров, только что вошедших в зал, прямиком направились к нам. Один был высокий, с вьющимися волосами, с таким, знаете, победоносным разворотом плеч. Второй — ниже ростом, остроносенький блондин. Валя крепче сжала мою руку. Ясно, ясно — никаких танцев, — мы же только на минутку…

— Разрешите вас пригласить? — услышала я вежливый голос.

Я качнула головой в знак отказа. Вдруг увидела его открытую улыбку, в ней было — не знаю, как определить, — удивление, что ли… может быть, восхищение… не знаю… В следующий миг я выдернула руку из Валиной осуждающей руки и шагнула к капитану — у него были капитанские погоны с голубым кантом, — и положила левую руку на жесткий погон, и почувствовала на спине теплую ладонь. Плавная волна вальса подхватила нас и понесла, понесла…

— Меня зовут Сергей, — сказал он, — Сергей Беспалов.

— Юля, — сказала я.

— Вы давно в Балтийске?

— Нет… Хотя давно уже. Полгода, даже больше…

— Где же вы скрывались, Юля?

Я пожала плечами. В большом зеркале, мимо которого мы скользили, я увидела свое раскрасневшееся растерянное лицо, надо бы остановиться, причесаться… прийти в себя…

А вальс наплывал волнами, и не было спасения. Валя загрызет. Замучает нравоучениями — ведь они, мужчины, все мерзавцы, им бы только… Вдруг я увидела ее желтую мелкокудрявую голову, покачивающуюся над плечом партнера. Валя танцевала с остроносеньким блондином! Ее лицо было замкнуто, губы плотно сжаты, весь ее вид выражал отвращение к партнеру, который был ниже ростом, — и тем не менее она танцевала!

— Почему вы улыбаетесь? — спросил Сергей Беспалов.

— Просто так, — сказала я.

Мы стали встречаться с «капитаном Сережей», как я вскоре его прозвала. Он служил в авиаполку и жил на косе, в поселке рядом с аэродромом. По воскресеньям он приезжал в Балтийск на рейсовом катере. Мы ходили в Дом офицеров — в кино и на танцы. В ресторан я долго не соглашалась идти — ресторан был последним бастионом Валиных запретов.

— Порядочный! — передразнивала она меня. — Все они под порядочных работают. А потом окажется, что женатый.

— Он был женат давно, до войны еще, и развелся.

— Развелся! Ну смотри, Юлька. Я тебя предупредила. Наплачешься со своим капитаном.

Что было делать? Сергей, что ж скрывать, нравился мне. Открытая натура — так, кажется, называется? — мне это всегда импонировало. Конечно, ему было далеко до Вани Мачихина с его умом, с его исканиями. Но Вани нет… нет больше в моей жизни… что же, в монастырь теперь записаться?

Наливалось голубизной весеннее небо, в которое ветер уносил запускаемые нами шарики. Все больше прибывало солнце. А море вдруг оказалось не привычно серым, а синим — почти таким же синим, как родной Каспий.

Весна сокрушительно растапливала льды, загромоздившие мою душу. Во мне что-то менялось, требовало исхода. Ах, боже мой, не моя ли прабабка, в конце-то концов, убежала с гусаром?

Мы гуляли по набережной, по парку, а когда настали летние дни, ходили на пляж. Сергей рассказывал о своей юности в Серпухове, об отце-священнике, о брате, убитом вражескими элементами в ходе коллективизации, о том, как из-за плохого социального происхождения не был принят в летное училище — и все же добился своего, стал младшим авиаспециалистом. Попыхивая трубкой, рассказывал о войне — о налетах на Берлин, о кровавых боях на Моонзундских островах, об обороне Ханко. Я слушала и поражалась — через какие муки и смертный ужас прошел этот рослый капитан с лицом, может быть, простоватым, но открытым, мужественным. Я читала восхищение в его светло-карих глазах, устремленных на меня, — и втайне радовалась. Нравилось, что он сдержан, не лезет целоваться. И в то же время — сама не знаю — я ожидала неизбежной минуты объяснения — и боялась ее.

Как и всё в жизни, она, эта минута, наступила неожиданно.

Был жаркий воскресный день в конце июля. Весь Балтийск высыпал на пляж. Сергей скинул одежду и остался в синих длинноватых трусах. У него была хорошая фигура, крепкие ноги, рыжеватая растительность на груди. А я стеснялась. Купальник у меня был старый, некрасивый — зеленый в белый горох, выгоревший на бакинском еще солнце. Но делать нечего, уж какой есть, где же взять другой? Песок был мягкий, теплый, не хуже, чем в Бузовнах — приморском селении близ Баку, куда мы в школьные годы ездили купаться. Я устремилась в холодную воду и поплыла. Сергей нагнал меня, некоторое время мы молча плыли, потом я легла на спину отдохнуть. Было приятно лежать на покачивающейся воде. Я шевелила ногами и руками, смотрела на голубое небо с кисейными облачками — и вдруг услышала:

— Юля, вы хорошо плаваете.

И потом, после паузы:

— Юля, вы извините, если что не так… Хочу предложить, Юля… Выходите за меня…

— Что? — Я не поверила своим ушам. — Что вы сказали?

— Замуж за меня идите, — повторил он упавшим голосом.

Я засмеялась. Перевернулась на живот, поплыла к берегу.

— Почему вам смешно? — спросил Сергей, когда мы вышли из воды и бросились на горячий песок.

— Очень уж неожиданно, Сережа… В море…

— Могу повторить на суше. Юля, будьте моей женой.

В августе мы расписались. Я стала женой Сергея Беспалова и переехала в его комнату, в военный городок летчиков на косе.

Валя Сидельникова напутствовала меня усмешечкой, в которой была горечь, и блестящим обобщением:

— Все бабы дуры.

Мне было хорошо с капитаном Сережей. Он смотрел на меня сияющими светло-карими глазами. Не раз повторял, что в его жизни, в которой были только казарма, война, служба, — произошло чудо. Готовила я плохо, только училась, да и продукты были не бог весть какие, горох да пшенка, и костей больше, чем мяса, — но Сережа безропотно ел и похваливал мою стряпню, а я смеялась. И была благодарна ему.