Нехоженые Тропки (Любительский Перевод) - Саймон Грин

В нем были сила и живучесть, горящие как костер, и, лишь при одном виде его становилось ясно, что он может бежать без устали весь день и всю ночь и голыми руками разорвать добычу в конце охоты. Его темно-медная кожа была покрыта волосами такими жесткими, что напоминали звериный мех, а вместо ног были копыта. Он был Герни и Паном и смехом в лесах. Волынщик в воротах рассвета, и нечто с окровавленным ртом над бесчисленными убитыми. Его решительная улыбка показывала острые, тяжелые зубы, созданные рвать и ранить. От него пахло потом, дерьмом и звериным мускусом, и как раз в тот момент, когда мы смотрели, он небрежно мочился на землю, и острый кислый запах беспокоил зверей вокруг. Они тревожно шевелились и топтались. Их бог метил свою территорию.

Это был не тот Герни, которого я знал или ожидал увидеть, и я боялся его. Его жирный спеицфический запахбудил во мне старые забытые инстинкты. Я хотел драться с ним, бежать от него или упасть ниц и поклоняться ему. Я был далек от дома, в чужом месте, и каждой клеточкой тела я знал, что никогда не должен был приходить сюда. Это был Герни, дух охоты и возбуждения от преследования, грубая животная сила, которая неизбежно порождает грубую неукротимую страсть, капая красным с зубов и когтей. Он был бурлением лесов и триумфом сильного над слабым. Он был всем, что мы оставили позади, когда мы вышли из лесов, чтобы стать цивилизованными.

И я рассчитывал явиться сюда, чтобы обмануть или запугать его в своих интересах? Должно быть, я рехнулся.

Герни Охотник сидел с величественной насмешкой на огромной иззубренном Троне, слепленном из старых выцветших костей. Шкуры и скальпы висели на расстоянии вытянутой руки от Трона, некоторые из них – с еще стекающей свежей кровью. Были также комплекты зубов и когтей, подарков и трофеев прошлых охот, слишком много, чтобы сосчитать. Сьюзи неожиданно нагнулась к моему уху – что-то прошептать, и я чуть не выскочил из кожи. Лицо ее как всегда было непроницаемым, а голос - обнадеживающе ровным.

- Марселлус и Ливия, по-моему, слишком просто нашли дорогу сюда, - пробормотала она. - И ни один из местных, кажется, не удивлен и не шокирован их появлением. Человек подозрительный мог бы подумать, что они здесь бывали прежде. Знаешь, на мой взгляд, еще не слишком поздно, чтобы застрелить или взорвать что-нибудь, что движется, во время нашего достойного, но поспешного отступления.

- По-моему, «слишком поздно» закончилось, когда мы вошли в лес, - сказал я спокойно. - Поэтому давай оставим убийство и погром как последний шанс. Кроме того, вряд ли мы можем рассчитывать на помощь Герни, расстреливая его Двор.

- Я не глухая, знаете ли, - подхватила Ливия. Так случилось, мы с мужем бывали здесь прежде, много раз.

- Да, - сказал Марселлус. - Много раз. Мы давно знаем бога Герни, а он знает нас.

- Мы, видите ли, были проданы в рабство не за деловые долги, - сказала Ливия с по-настоящему неприятной улыбкой. – Это, скорее, было связано с природой нашего бизнеса.

- Мы продавали Герни рабов, - произнес Марселлус оживленно. – Покупали их совершенно официально, на рынке, а потом доставляли сюда, в дикий лес, чтобы они были добычей для божественной Дикой Охоты. Видите ли, они действительно очень любят преследовать человеческие жертвы. Частично – из мести за вырубку лесов под строительство поселений, ферм и городов, но главным образом - потому что никто не бежит лучше или отчаяннее загнанного человека. Некоторое время все шло хорошо. Мы удовлетворяли спрос - за подходящую цену, Двор наслаждался своими Охотами, и все были счастливы. Ну, кроме рабов, конечно, но кого интересуют рабы. В этом суть. Но одной холодной зимой случилась отчаянная нехватка рабов, и цены подскочили до неба. И поэтому мы с Ливией начали похищать людей прямо с улиц. Никого заметного или того, кого могли потерять, - только слабые, глупые и бедные.

- Только они пропадали, - сказала Ливия. - Но кто-то поднял шум, всегда найдутся назойливые люди, сующие нос, куда не надо, и к делу подключились Легионеры. И они поймали нас на месте.

- Мы сделали очень хорошие деньги, - сказал Марселлус. - И большую часть потратили на адвокатовах, но без толку. Я, как мне казалось, очень энергично защищался на суде, но судьи не стали слушать. Я имею в виду, не стали, как будто мы похитили Гражданина...

- Это был год выборов, - горько сказала Ливия. – И поэтому у нас отняли все, а самих продали в рабство. Но, благодаря вам, теперь у нас есть шанс для свободы и мести.

- Мести, - добавил Марселлус, - всем нашим многочисленным врагам. И оба рассмеялись.

Они резко отвернулись от нас и низко поклонились богу Герни. Я посчитал дипломатичным тоже поклониться, и даже у Сьюзи хватило здравого смысла коротко склонить голову. Чудовищные создания Двора Герни жадно наблюдали за нами, и мне в самом деле не нравилось, как они на нас смотрели. Ливия заметила мой интерес, и взяла на себя представление членов Двора. Голос ее был откровенно насмешливым.

Хоб В Цепях был громадной бесформенной человекоподобной фигурой добрых десяти футов росту, с огромными плитами мускулов и головой кабана. Крупные изогнутые клыки высовывались изо рта, а красные глубокопосаженные глаза были жестокими и безумными. Длинные железные цепи спускались по его голому уродливому телу от железного ошейника вокруг толстой шеи. Сковали его очень давно, но это ничего не значило. Его кисти и предплечья выглядели так, как если бы их опустили в свежую кровь, она все еще капала и парила на открытом воздухе. Полдюжины карликов с головами свиней сидела на корточках около его раздвоенных копыт, ворча и визжа в борьбе за место. Они смотрели на нас со Сьюзи голодными, нетерпеливыми глазами, и толстые потеки слюней бежали у них из пастей.

На некоторых из них все еще оставались тряпки и лохмотья с тех времен, когда они были людьми, до того, как Хоб В Цепях подчинил их своей воле.

Томас Квадратная Нога совершенно точно был неандертальцем. Не выше пяти футов роста он был почти так же широк, с приземистым неповоротливым телом и лицом, которое не было ни человеческим, ни обезьяньим. Подбородка не было, а рот был широкой и глубокой безгубой раной, но его глаза были странно добрыми. Он глубокомысленно рассматривал нас, беззастенчиво царапая свое волосатое голое тело.

Дюжина неестественно крупных волков была мне представлена как оборотни, и я не видел причин сомневаться в словах Ливии. В их глазах человеческий ум сочетался с нечеловеческим голодом. Были личи, так недавно поднятые из могил, что темная земля все еще цеплялась за их грязные одеяния. У них были мертвая белая плоть, горящие глаза, и руки как когти.