Буря на Волге - Алексей Салмин

Но в это время внезапно поднялся сильный ветер, он перешел в шквал. Лодку начало трепать волнами и захлестывать. Гребцы и рулевой, все время поощряемые хозяином, часто прикладывались к бутылочке и не справились, когда лодка ударилась о борт баржи, — ее затянуло под завозню и опрокинуло. Все пошли ко дну, только два гребца и старик цыган сумели выпрыгнуть на завозню.

До самого утра разными спасательными снастями искали утопленников, но так и не нашли. На следующее утро Чугунов узнал о гибели Белицина и сообщил семье. Много слез пролили Катя с Евдокией Петровной и решили во что бы то ни стало отыскать труп Михаила Петровича. Евдокия Петровна проехала на пароходе по нескольким пристаням, предлагая рыбакам и бакенщикам хорошее вознаграждение за обнаружение трупа.

Через несколько дней Белицины получили известие, что труп обнаружен в пятидесяти верстах от города. На указанное место был привезен цинковый гроб, в него сложили останки покойного, облив их одеколоном, и слесарь запаял гроб. С почестями останки Белицина были похоронены на городском кладбище.

...Все это дворник знал, но рассказать Наде при всем желании не мог, так как дал слово хозяйке молчать.

Так Наде и не удалось тогда узнать истинной причины смерти отца. А на второй день по приезде в город она уже сидела в магазине за кассой. Вдруг Надя услышала на улице какой-то шум. Бежали мальчишки-газетчики и звонко выкрикивали:

— Телеграмма-молния! Телеграмма-молния! Германия объявила войну России!

Смутное чувство тревоги охватило Надю. На Белицину старшую эта весть подействовала тоже неприятно. «Ну, теперь все пропало, нас разорят. Заводы не будут вырабатывать нашего товара, да и покупатель пропадет». Она помнила русско-японскую войну.

Город был переполнен мобилизованными солдатами, которых то и дело загоняли в вагоны поездов и отправляли па фронт. А с фронта приходили вести самые неутешительные...

Глава вторая

В начале зимы в магазин Белициных явился офицер в чине поручика.

— Подковы имеются в вашем магазине? — осведомился он у приказчика, окидывая быстрым взглядом присутствующих.

— Сколько прикажете? — спросил приказчик, собираясь отсчитывать.

— Мне нужно тысячи две.

— Такого количества не сумеем набрать.

— А где ваш хозяин?

— У нас хозяйка. Тут она, в конторке, — показал на стеклянную дверь приказчик.

— А что это за фея у кассы стоит? — кивнул офицер в сторону Нади.

— Хозяйкина дочка, — шепнул приказчик.

«Недурна, черт побери», — подумал офицер, проходя в конторку к хозяйке.

— Здравствуйте, хозяюшка! — вскинув руку к козырьку, произнес поручик.

— Здравствуйте, — поклонилась хозяйка.— Присаживайтесь. Чем могу служить?

— Видите ли, какое дело, хозяюшка. Мой дядя - генерал. Так вот, значит, по его поручению выполняю кое-какие дела... А к вам пришел справиться, не могу ли купить у вас подков тысячи так с две. Мне нужно для отправки на фронт.

— А сами вы тоже едете на позицию? — спросила Белицина.

— Ой, нет! Что вы, хозяюшка. Да нам и здесь работы вот так, — поручик провел пальцем ниже подбородка, — Сами видите, спозаранку вас беспокою. А все стараемся для фронта. Ну, как же, хозяюшка, насчет подков?

— К сожалению, такого количества не сумеем набрать. Зайдите денька через три-четыре, мы ждем поступления товаров.

— Ну-с, так, хорошо, загляну, — раскланиваясь с хозяйкой, проговорил офицер.

Выходя из конторки, он снова кинул взгляд на кассиршу. Но и теперь в глазах Нади он встретил равнодушие. Этот неприветливый взгляд кольнул самолюбие поручика. Он подумал: «Неплохо бы с этим личиком закрутить веревочку... Ничего, хорошенькая, да и денег у них, наверное, вагон... Надо будет жениться — утешить тетушку; да и самому уж порядочно надоело скитаться по чужим углам».

Так он и решил — пойти и доложить обо всем своей тетушке-генеральше.

— Анастасия Терентьевна! Я только что из магазина Белициных. Подков пока нет, но, говорят, скоро будут, — весело заговорил поручик, увидя тетушку у громадного трюмо, затиравшую кремом «Метаморфоза» морщинки на своем лице.

— А когда будут? — спросила генеральша, не бросая своего занятия.

— Сказали — на днях. А вот самоварчики видел прекрасные, тетушка, прямо чудо: как жар горят. И еще видел одну вещицу — эта, пожалуй, поинтереснее всяких самоваров... — улыбнулся поручик.

— Очень интересно, какую вещицу ты там нашел?

— Барышню, тетушка. Да такую славную, прямо прелесть.

— Вот уж это я тебе никак не проверю, потому что ты в барышнях ничего не понимаешь, — возразила генеральша.

— Это я-то не понимаю?

— Да! Вот это ты! Лучше уж я сама погляжу. А зачем она тебе, эта барышня?

— Знаете что, тетушка, я все-таки решил жениться. Что вы на это скажете?

— Скажу, что давно пора остепениться, хватит околачиваться по чужим углам да на дядюшкином содержании жить. Пора уже свое заводить. Только я тебе не

верю. Я сама должна посмотреть, что ты облюбовал...

— Когда же вы, тетушка, поедете?

— А у тебя что, загорелось?..

— Да, говорю, барышня больно хороша.

— Подождешь. Вот поеду самовар покупать и на нее погляжу.

На следующий день к магазину Белициных подкатили широкие генеральские сани. Кучер в военной форме осадил рысака у самых дверей. Шумя мехами и шелками, генеральша проследовала в конторку к хозяйке. За ней, в полной форме, навытяжку, шел лакей.

— Здравствуйте-ка! — громко произнесла она, увидев хозяйку.

— Милости просим, присаживайтесь, — низко кланяясь, подвинула кресло Белицина.

— Нет, благодарю, я вот здесь на диване посижу. Вчера мне племянник рассказал, что у вас есть прекрасные самоварчики.

— Какой прикажете? — услужливо спросила Белицина.

— Мне бы поменьше, рюмочкой.

— Хорошо, хорошо, и такие есть.

В конторку начали забегать приказчики, показывая образцы самоваров.

— Вот этот заверните да пригласите сюда кассиршу, я уплачу.

— Можно мне.

— Нет, нет, я хочу ей, — улыбнулась генеральша.

— Ваше превосходительство! Прикажете взять самоварчик? — почтительно вытянулся лакей.

— Берите, — кивнула генеральша и начала отсчитывать деньги Наде, окинув ее пристальным взглядом с ног до головы. Получив деньги, Надя ушла на свое место, а генеральша продолжала сидеть на диване.

— Не ваша ли дочка? — спросила она Белицину.

Та утвердительно качнула головой.

— Ничего, хорошенькая, — пробормотала генеральша и громко добавила: — Ну, будьте здоровы. Бог даст, скоро еще увидимся.

Белицина, проводив генеральшу, задумалась: «Что бы это значило? Почему сама генеральша приехала за самоваром и пообещала еще увидеться? Ах, вот оно

что... - наконец, догадалась хозяйка. — Сегодня же Надьке скажу».

А поручик Подшивалов встретил генеральшу вопросом:

— Ну, как ваши смотрины, тетушка?

— Да уж не очень, чтобы очень, — брезгливо сморщила посиневшие губы генеральша, — Да уж надо сказать и то — Оришка стоит Маришки... Ты сам-то горький лопух. Тебе и этой мужички еще много; на дядюшкиных харчах живешь.

— Ну уж, тетушка, вы всегда на меня сердитесь. А я ведь и сам жалованье получаю.

— Знаю! — сердито оборвала его тетушка. — Не болтай, чего не смыслишь. Жалование получает... Много ли твоего жалования? На чай да на табак — вот твое жалованье. Если бы ты пораньше остепенился да слушался тетушки, тогда бы не остался без гроша после продажи такого прекрасного поместья. А ты тогда не спрашивал тетушку, с кем ехать пропивать да проигрывать деньги. А как голый стал, так опять пришел к тетушке. Эх, Володя, Володя! Не забывай, что ты дворянин! Если бы ты имел дворянскую совесть, да разве такая бы нашлась тебе невеста... — отчитывала племянника генеральша.

А он стоял навытяжку, хлопал глазами и невнятно бормотал извинения.

Конечно, тетушка была права. У Подшиваловых действительно было когда-то хорошее поместье около тихой речки Меши, где старая водяная мельница поскрипывала ветхим колесом, раскидывая тучи брызг. За речкой шумел собственный сосновый бор. Все это радовало глаз и веселило душу матери Подшивалова, шестидесятилетней вдовы Валентины Терентьевны. Радовало ее и то, что она воспитывала и обучала в юнкерском училище своего единственного сына Вовочку. Она ждала, что сын скоро выйдет офицером, женится на хорошенькой, богатой девушке и приедут они счастливые в этот родной уголок. Но Валентине Терентьевне не посчастливилось увидеть офицерские погоны на сыне и богатую красавицу-сноху. Перед тем, как ее сынка произвели в прапорщики, она заболела испанкой. Долго мучилась, стонала, гоняла слуг в город за лекарствами, но ничего не помогло... Управляющий имением схоронил ее в церковной ограде, где покоились все их предки.