Журнал «День и ночь» 2011–03 (83) - Анатолий Аврутин

«Сейчас наша основная задача, чтобы не полезли в драку студенты, — весь Интернет переполнен их возмущённой реакцией, а это обострённая юная энергия. Я не знаю ни одного человека, который обрадовался бы этому назначению. По первому зову откликнулись все. Все деятели театра, с которыми я говорил — Калягин, Смелянский, Фоменко, Захаров — ничего не понимают. Возвращаются какие-то неприятные времена».

[…] ещё больше, чем конкурс Евровидения, в этот день на меня подействовал один эпизод в передаче «Максимум», которую, с одной стороны, смотреть не следует, потому что всё это гламур в форме антигламура, но иногда ведущий Маркелов позволяет себе редчайшие и опаснейшие взлёты. Показали сюжет об одном милиционере из какого-то большого сибирского города, сбитом в тоннеле. Сбила его насмерть на своей роскошной машине пьяная очень молодая дама. Она любит ездить на скорости и участвует иногда в городских по ночным улицам гонках. Сразу же она дала по мобильнику эсэмэску своему другу: «Убила мента, что мне делать?». Он ей ответил: «Устрой истерику и ничего не подписывай». Девушка требовала, чтобы её скорее отпустили домой. Потом показали милицейского расследователя. Расследователь сказал, что убийцей оказалась дочь выскопоставленного чиновника, расследователя завалили телефонными звонками. На лице автомобилистки ни тени жалости или понимания, что она порушила человеческую жизнь — ей помешали и дальше развлекаться. Надеяться можно только на корпоративную ненависть милиции к этой молодой даме, но ведь вытащат.

В одиннадцать часов выехал из Обнинска, дома в Москве пусто, собрался, взял портфель и поскакал на вокзал. Ехали в одном вагоне с Ниной Сергеевной Литвинец и телевизором, который невозможно было выключить, по нёму шёл какой-то пошловатый фильм, отражавший вкус агрессивной проводницы и, видимо, общей массы. Но у меня была заготовленная на все четыре часа поездки программа — «День опричника» Владимира Сорокина, книжка, которую я купил уже давно, но до неё всё не доходили руки. Это и стало главным впечатлением первой половины дня.

Вторая половина, вернее, вечер, была посвящена замечательной прогулке с Ниной Сергеевной по набережной. Говорили о том, что городской центр Ярославля не погиб, как погиб бытовой центр Москвы, о книгах, о положении с книготорговлей и книгоиздательством. В том числе говорили и о том книжном экспрессе «Москва-Владивосток», с которым я не поехал. Жалею. Приятно было, что Н. С. хорошо говорила о Прилепине. Я его люблю как человека, и полагаю, что он всё же лучший сейчас молодой писатель, по крайне мере, художественно абсолютно внятный.

Что о самом новом сорокинском романе. Конечно, это очень талантливое сочинение. Но, в отличие от романа Татьяны Толстой «Кысь», здесь лишь один тон отрицания сегодняшнего времени нашего управления. Все переклички очевидны, и в них больше лихого узнавания, нежели подкожной правды.

«— Писателей ко мне!

Тут же в воздухе кабинета возникает 128 лиц писателей. Все они в строгих коричневых рамочках и расположены-выстроены аккуратным квадратом. Над квадратом сим парят трое укрупнённых: седобородый председатель Писательской Палаты Павел Олегов с неизменно страдальческим выражением одутловатого лица и два его ещё более седых и угрюмо-озабоченных заместителя — Ананий Мемзер и Павел Басиня. И по скорбному выражению всех трёх рыл понимаю, что не простой разговор ожидает их».

Много и беллетристических украшений, нацеленных на коммерческий успех. Например, две или три сексуальные сцены и кровавые сцены, написанные с большой жестокостью. Ощущение и больной, и недостаточной сексуальной фантазии. Видятся также и иллюстрации из любимого детского чтения советской эпохи — книг по судебной психиатрии.

Для скорейшего коммерческого перевода всё это сделано ещё и на очень простом синтаксисе. Сексуальные сцены вызывают нескромное желание покопаться в мозгах автора.

[…] Для придания заседанию кафедры некоторой пикантности, попросил Инну Люциановну Вишневскую, профессора ГИТИСа, кое-что нам рассказать. Выяснились некие подробности, хотя до сих пор не ясно, как господин Шерлинг попал в список кадрового резерва, как мог министр Авдеев подписать подобный приказ, не познакомившись лично с человеком, который претендовал на одну из самых значительных ролей в нашем искусстве. Но возможно, — эта мысль у меня появилась только что, возможно, это была команда сверху, окрик боцмана! Ведь каждый раз, когда министерство начинает куражиться и сопротивляться любимцам верхов, каждый раз министр получает сверху по морде. Считается, что сверху ловчее наблюдать и за экономикой, и за искусством. В своё время экспертный совет не рекомендовал, и министр Соколов не подписал представление на звание народного артиста России для Киркорова, а наверху посчитали, что участник корпоративных концертов это звание заслуживает. По морде министру! Потом экспертный совет не рекомендовал давать самое высокое артистическое звании государства тридцатидвухлетнему Баскову. Наверное, министр Авдеев тоже не подписывал подобного ходатайства, а тридцатидвухлетний Николай Басков всё же стал народным артистом. При этом легендарная Татьяна Доронина к своему юбилею получила лишь орден Почёта. А не нажали ли сверху на министра Авдеева, предложив ему в качестве кандидатуры ректора рати (Российской академии театрального искусства — новое название ГИТИСа) бывшего танцовщика и постановщика Еврейского театра?

Инна Люциановна поведала главное, что не министерство испугалось общественности, а ещё только прислушавшись к поднимающейся волне, ему предложили отменить приказ. Парадный учёный совет с привлечением телевизионных камер и всех желающих состоялся уже после того, как пришёл приказ, дезавуирующий первый, уволили нового ректора Шерлинга. Но, как говаривали ранее, «за позор», «за бесчестие» наградили его при увольнении тремя должностными окладами. Ура.

Я абсолютно уверен, что всё так просто не закончилось. Есть и ещё детали, свидетельствующие о том, что всё не так просто, самые благородные люди высказались чрезвычайно красиво, утверждая свою репутацию. Во-первых, Калягин послал министру письмо, в котором энергично сказано: «ГИТИС — это театральный вуз, а не военное ведомство, где приказы не обсуждаются». Во-вторых — дальше цитата из вчерашней «Российской Газеты» — «Педагог РАТИ-ГИТИСа Михаил Швыдкой при известии о назначении Шерлинга подал заявление об уходе». Зная неутомимость Михаила Ефимовича, я предполагаю, что это начало его избирательной кампании на пост ректора этого самого рати-ГИТИСа. Четыре года назад, ещё будучи директором Федерального агентства, он уже выставлял свою кандидатуру, но проиграл Хмельницкой. Что-то будет осенью. Все остальные байки Инны Люциановны, в том числе о появлении танцора с приказом министра в пять часов в кабинете ректора и, будто бы, сорванный танцором со стены портрет отца ректора актёра Хмельницкого и прочее я опускаю. Без подробностей. […]

В девять часов двадцать минут Ашот прислал сообщение:

«Ужас! Ушёл Олег Янковский… Чуда не случилось…»

Со смертью чудес и не случается. И с творчеством тоже.

Потом, когда я поехал по делам в издательство «Дрофа», то, покупая в палатке торт для милых редакторш, я услышал, как молодая продавщица спросила: «Вы знаете, что Янковский скончался?» Зрители постепенно остаются без кумиров. […]

И самое, перед сном, последнее. Кое-что прояснилось и с гибелью иркутского губернатора Игоря Есиповского. И его попутал бес на недозволенное. Постепенно в прессу стало просачиваться, что нашли ружья, когда разбирали обломки вертолёта, а потом и сообщили, что с вертолёта стреляли медведя. Они как раз сейчас просыпаются, так вот, вертолёт низко завис, чтобы было удобно стрелять, тут его качнуло, и вертолёт зацепился за дерево. Рабы барских утех. Хотел бы я посмотреть, если бы в Англии случилось что-либо подобное, какая бы буря поднялась в парламенте. Консерваторы — либералы — Единая Россия — демократы? О, это всё барские утехи секретарей обкомов.

[…] Весь день, пока ездил на метро, читал прелестно изданный у нас в институте небольшой альманах кружка «Белкин», который ведёт Алексей Антонов. Здесь собраны рассказы «любителей», но и есть рассказ Алексея, укрывшегося за прозрачным псевдонимом Антон Антенов. Самое главное, что в этих рассказах, написанных не без маргинальных страстей, всегда есть собственно рассказ, судьба человека, небольшой, хотя, подчас, и трагический сюжет. Это то, что наша литература почти забыла. Кстати, забегая по дню вперёд, уже значительно позже, встретив во дворе института Аню Кузнецову, которая сейчас в «Знамени» занимается книгами и библиографией, я спросил её, продолжает ли она писать прозу, которая у неё очень неплохо получалась. В своё время она защищалась прозой у меня и получила «с отличием». Она сдалась, прозу не пишет: «Кому сейчас нужна бессюжетная проза? Сейчас все пишут премиальную литературу». Тут же я подумал о себе, а вот я, несмотря ни на что, ничего не бросил. А ведь «Кюстин» у меня тоже литература вне явного сюжета. […]