Я знаю, кто убил Лору Палмер (СИ) - Баюн София

— Мы все пили. Кроме Лема и Яны, им не надо. Лена во всю еду добавляла, — сказала Инна, а Нора тут же затосковала и решила, что ей срочно нужно сдать анализы. Хорошо, если мертвую воду они набирают не в реке.

Пожалуйста, пусть они набирают ее не в реке!

— Что такое мертвая вода? Где ее берут?

Инна упрямо мотнула головой и замолчала. Нора подогнула ногу и загрустила.

Девочка права — скоро убийства начнутся снова. Сошел лед, весеннее солнце все чаще бросает лучи в реку. Яр до сих пор не объявился, на заброшенных дачах не нашлось ни завалящего трупа, ни шкатулочки какой-нибудь с колечками жертв или срезанными прядями — ничего, что мог бы закопать беглый преступник и маньяк, ничего, что им полагалось найти по законам жанра. А она тратит время на то, чтобы узнать какое суеверие подтолкнуло девочку на мелкое хулиганство. Чтобы написать дряную статью, которая никому не нужна — все ждут следующее убийство, кому какое дело кто таскает сувениры с могил прошлых жертв.

— А мне можно ее попробовать?

— Зачем? — настороженно спросила Инна.

— Может, я тоже увижу мертвых.

— А кто у тебя умер?

Нора хотела сказать «бабушка», но прикусила язык.

— Давай ты дашь мне попробовать воду, все про нее расскажешь, и я пойду искать Яну и Лема, — улыбнулась она. — Может, Яна сейчас сидит в кинотеатре, смотрит какой-нибудь ужастик и поливает слюнями воротник.

— Яна не… — обиделась было Инна, а потом вдруг смягчилась: — В кино не пускают с бубнами.

— Она взяла стаканчик попкорна и вот так его трясет, — Нора забрала пустой стакан, накрыла ладонью и несколько раз медленно встряхнула. Нерастаявший лед с шорохом прополз по стенкам.

— Ты их правда найдешь? — спросила Инна, вмиг перестав улыбаться. — Как?

— Ну это же моя работа. Я, конечно, ищу не людей, а сюжеты, но если бы слово «сюжет» было человеком — это была бы Яна.

Девочка нахмурилась. Она сомневалась. Боялась рассказывать, хотела рассказать. И — почудилось Норе — будто должна была рассказать.

— Яна… — наконец, осторожно начала она. — Яна называла это «бардо». Она сложно объясняла. Вроде как это стадия между двумя какими-то точками. Наша жизнь — бардо между рождением и смертью. Сон — тоже бардо между реальностью и сновидениями. Яна сказала, что для нас всех зима — это бардо между последним убийством осени и первым убийством весны.

— То есть зима — не сезон, а промежуток между убийствами? А если убийства не произойдет? Маньяку надоело или он умер — зима не кончится?

— Она про это тоже что-то объясняла… что он просто так убивать не перестанет, и что если перестанет — значит, умрет или физически или… ну, как убийца… — Инна замолчала. Нора изо всех сил старалась делать серьезное лицо, но видела свое отражение в узком зеркале на двери уборной на другом конце зала.

— Прости, — сказала Нора. — Я во всем этом совсем не разбираюсь, и Яна мне почти не объясняла. Только сказку рассказывала про смерть.

— Лем сказал, что однажды Яна должна будет рассказать другую сказку. Она давала тебе амулет?

Нора зябко повела плечами, почему-то представив сушеную мышь на веревке.

— Нет. А про амулеты тоже тайна?

— Нет, Яна их почти всем раздавала. Говорила, они отпугивают зло, и того, у кого такой есть, маньяк не найдет. Странно, что тебе не дала.

На секунду Норе почему-то стало тошно. Это была особая, холодная и горькая тошнота. Она даже не сразу поняла, что испугалась.

Инна тем временем достала из кармана кулек из белой ткани. Осторожно развернула.

Никакой сушеной мыши там не было.

— Можно? — не дожидаясь ответа, Нора осторожно подняла невесомое колечко из высушенных ивовых веток, перевитых красной нитью. — Почему вы раньше не показывали?..

— Кто показывает свои амулеты просто так?

Нора положила амулет на ладонь и тут же поняла, что «колечко» — не то слово. Это был венок. И от него едва ощутимо попахивало гарью.

Она не сразу вспомнила, что ей это напоминает. О таком же венке рассказывал Яр — правда, он назвал его «ветки какие-то с нитками перекрученные». Он нашел его у подруги Рады, Леси. У той, что была на нее похожа, а потом подстриглась под машинку, а может и вовсе налысо побрилась, и вставила цепь в нос. Это больше походило на действующий оберег от маньяка.

Яр нашел амулет Яны в кармане пальто Леси. Она не выходила без него из дома.

— Почему он пахнет дымом?

— Яна какие-то в костер бросает, а какие-то рядом складывает…

— А как она решает, какие жечь, а из каких венки делать?

Инна пожала плечами. На ее белых от тонального крема щеках хлопьями сажи лежала осыпающаяся тушь.

Нора положила венок на стол, сделала несколько снимков и вернула амулет. Нужно было все записать — тогда, она была уверена, догадка, которая только начинала скрестись сотней шустрых лапок, обретет окончательную форму. И главным будет ее поймать. Не дать сбежать, затеряться в эзотерических бреднях Яны и ее друзей.

— Бардо прерывается не просто так, — продолжила Инна, спрятав амулет в карман. — Это от кого-то зависит…

«От маньяка», — раздраженно подумала Нора, но промолчала, потому что девочка, хмурясь и добросовестно вспоминая чушь, которую ей наговорили, на самом деле сообщала ей очень важные вещи.

— От кого?

— От каждого из нас. В смысле, может зависеть от каждого из нас… короче, мы принимаем в какой-то момент какие-то решения, и не можем знать, какое именно решение прекратит бардо. Она сказала «это как играть в русскую рулетку, где каждое решение — камора револьвера. Мы не знаем, в какой окажется патрон».

«Очень мудрая мысль, ну просто охренеть какая мудрая. Кто-то примет какое-то решение — и что-то случится».

— И что теперь, ничего не делать?

— Мы не можем ничего не делать, — философски вздохнула Инна. — В этом-то и трагедия. Еще Яна сказала, — вдруг оживилась она, — что у кого-то патрон окажется вероятнее. И ему лучше задержаться в бардо как можно дольше, может быть перейти в другое… как думаешь, может, она правда заперлась где-нибудь с бубном и кино сутками смотрит? Ну типа там ходит, в своих этих пограничных состояниях по берегам рек?

Пришло время Норе пожимать плечами. Она пока не представляла, как искать Яну, если она действительно решит спрятаться. Только надеялась, что она не бросит свой прокат.

Если ее в этом прокате не прирезали и не закопали под грибочком в песочнице на ближайшей детской площадке. Нора бы совсем не удивилась — Яна выглядела и вела себя как человек, который должен закончить свою жизнь именно так.

Странно только, что Лем тоже пропал. Лем, вроде, был умнее и почти всегда говорил правильные вещи.

— Может быть, — наконец сказала Нора. — Ладно, значит, ты думаешь, Яна могла застрять в каком-то своем бардо, а наше бардо в любой момент закончится — и это зависит от чьих-то решений, но у тебя есть амулетик. Это хорошо. А теперь расскажи про воду.

Инна заговорщически подмигнула и запустила руку в огромную сумку, истыканную значками. Долго чем-то гремела и шуршала, а потом, наконец, достала фляжку.

— Вообще-то, на тебя может не подействовать, — серьезно сказала она. — Это… для нас вода.

Нора вдруг вспомнила банки, которые заряжала ее мать. Той водой полагалось лечить бронхит и умываться от прыщей. Прыщи, как ни странно, прошли — наверное, сгинули от отвращения, но все же Нора всегда испытывала к Чумаку подсознательную симпатию.

— Яна ее заряжает? Что-то читает над ней, да?

Нора открутила фляжку и подозрительно принюхалась. Пахло металлическим горлышком фляги. Инна настороженно смотрела на нее исподлобья, и Нора сделала осторожный маленький глоток. Потом изобразила второй — смелый.

Нет, вода была не речная. Обычная вода, с легким металлическим привкусом.

— Нет. Я тебе скажу, но только тебе, ладно? Не пиши про это. А то все так делать начнут и такой бардак случится…

Нора с трудом подавила мученический вздох.

Яну она обязательно найдет. И таких ей вставит, что сразу перехочется стучать в бубны и лить детям во фляжки всякую дрянь.