Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием - Виктор Петрович Крутоус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из этой самой общей, отдельными мазками набросанной характеристики концепции Овсянико-Куликовского становится ясным следующее. Его концепция составляет довольно специфичную часть общей рефлексии по поводу социокультурного кризиса рубежа XIX–XX веков. Затронутые учёным проблемы продолжают оставаться актуальными и сейчас, почти столетие спустя после его кончины. Исходя из этого, культурологическая концепция Овсянико-Куликовского, её внутренняя логика, аргументация и выводы заслуживают, на мой взгляд, более конкретного, более детального рассмотрения.
* * *
Исходным пунктом размышлений Овсянико-Куликовского о судьбах культуры и всего человечества стали вопросы морали. Без серьёзного пересмотра сложившихся взглядов на сущность морали и морального регулирования она не сможет, считал учёный, успешно выполнять своё высокое предназначение.
В моральных оценках слишком много релятивного, связанного с сочетанием определённых обстоятельств, мотивов и т. п. (Так, человека, совершившего убийство, по совокупности конкретных условий и преследуемых целей в целом ряде случаев можно оправдать. Примеры: герой войны; участник дуэли; тираноубийца и др.). Как же, спрашивается, спасти, сохранить от девальвации абсолютное в критериях морали? По мнению автора «Воспоминаний», этого можно достичь путём переноса акцента с мотивов на объективное деяние («факт»), оценка которого более однозначна, внеситуативна. (Убийство – всегда зло, даже если субъект совершил его ненамеренно и не является преступником по сути своей). При таком подходе, считает автор, нетерпимость ко злу не притупляется, не смягчается, не распыляется.
Чисто социологическая (субъект – субъектная, «диалогическая») трактовка морали, считает Овсянико-Куликовский, ведёт к истолкованию репрессии в отношении преступника как «возмездия», «наказания» субъектом субъекта за причинённое зло, своего рода «мести». То, что субъектом, вершащим возмездие, выступает всё общество в лице своих государственных, правовых органов, является не смягчающим, а отягощающим обстоятельством: общество, государство становится на один уровень с преступником и «мстит» ему. Нужен иной, более высокий и гуманный взгляд на эту проблему, усматривающий в справедливой репрессии ограждение общества от преступных поползновений субъекта и лишение потенциального преступника средств, с помощью которых он мог бы творить зло.
Считать предметом моральной оценки только действия субъекта (человека) вменяемого, обладателя свободы воли, было бы, считает учёный, непростительной ошибкой. Нравственной оценке, нравственному суду подлежат и поступки стихийные, иррациональные, «звериные» (например, действия маньяков). Таким образом, область моральных оценок должна быть расширена, с включением в неё всего, наносящего ущерб личности и социуму, самой человечности.
Понятие морального зла, согласно такому взгляду, является лишь частным случаем мирового зла. Зло имманентно миру природы.
Мораль должна опираться на разум, который познает единство космоса. Нормы морали уходят своими корнями в универсальные законы, которым подчиняется весь космос. Таково основание «высшей человеческой морали». Благодаря такой перестановке акцентов разум и мораль ещё теснее сближаются друг с другом, обнаруживая свою принципиальную общность, «единосущность».
Самое ядро взгляда Овсянико-Куликовского на проблемы морали можно выразить следующим образом. Мораль – критерий человеческий, она стоит на страже человеческого бытия и «уровня гуманности». Мораль и должна оставаться антропоцентричной, но лишь – по своей направленности, функциям. По своим основаниям она космична. Нужна расширительная трактовка морали. Расширительная в сторону показа её онтологических основ, и преодоления таким путём элеменов субъективизма, релятивизма.
Однако, что осложняет нравственный прогресс человечества, что тормозит, затрудняет его? Ответить на этот вопрос можно, лишь уяснив себе культурологическую концепцию Овсянико-Куликовского как некое системное целое. Роль главных устоев концепции играют следующие положения.
Как в биологической науке (и медицине), так и в теории и истории культуры центральное место занимают оппозиции «норма/патология», «здоровье/болезнь». Причём, анормальное, патологическое, болезненное играет, пожалуй, даже более фундаментальную роль, чем его гармоническая противоположность.
В качестве обоснования и развития этой идеи автором предложена такая периодизация ретроспективы «человека разумного». Начальный, базисный этап – зверство, животное состояние. Следующий период, охватывающий львиную часть исторического времени, культурной эволюции – это период становления человечества, его предыстория. Длительный этот этап исполнен, во-первых, атавизмов зверства («дурная наследственность»), во-вторых, «болезней роста», в-третьих – проявлений регресса, вырождения. Поэтому его можно назвать, по примеру Э. Ренана, периодом сумасшествия, безумия человечества. И только на этапе новейшей истории начинает доминировать прогресс как особая форма развития, как свидетельство утверждения главных атрибутов человечности – разума и морали. Фактически, всё становление человечества есть процесс выздоровления, выхода из безумия.
Картина, нарисованная Овсянико-Куликовским, не только беспощадна в своей реалистической правдивости, но и имеет явный уклон в сторону негативистского взгляда на человеческое прошлое. Иллюстративного материала у автора, специально изучавшего эпохи дикости, варварства, ранней и зрелой цивилизации, древние обычаи и ритуалы (подчас невероятно жестокие), хватало с избытком.
Тем не менее, взгляд в будущее человечества у Овсянико-Куликовского достаточно оптимистичен. Ибо, как ни велики и сильны рецидивы прошлого зверства в настоящем, как ни остры болезни роста и регрессивные тенденции, – разум (наука) и мораль (человечность), упрочив свой союз и узы взаимопроникновения, способны, в чём он был убеждён, преодолеть, обезвредить со временем большинство негативных проявлений.
Наиболее впечатляющий образец соединения научности и гуманности в деле «врачевания» отдельных людей и всего общества являет собой, по мысли учёного, медицина, в частности – психиатрия. Современная жизнь человечества, современная культура также полны болезненных и патологических проявлений – неврозов, психозов и т. д.; их надо мудро и гуманно лечить, опираясь на завоевания науки и критерии высокой человеческой морали.
В своей культурологической концепции Овсянико-Кульковский стремится избежать опасности утилитаризма, сопутствующей обычно позитивистской методологии. Он пишет: «…Человечество давно уже пришло к признанию морального блага, как и блага интеллектуального, то есть «Добра» и «Истины», за нечто самоценное и самодовлеющее, в самом себе заключающее оправдание своей общепризнательности»[208]. Нетрудно заметить, однако, что само это высказывание внутренне противоречиво. Самоценность – самоценностью, а всё же над нею возвышается критерий блага. В этом смысле можно сказать, что Овсянико-Куликовский возрождает платоновскую традицию, платоновскую иерархию понятий, в которой идея блага занимала верховное место. С той, правда, разницей, что у отечественного учёного общую основу науки и морали составляет не идея в платоновском смысле, а человеческая психология, приведённая к определённой мере – мере телесного и душевного здоровья. Она и есть то «благо» для Овсянико-Куликовского, которому соподчинены такие сферы культуры, как наука и мораль.
Красота же, согласно взглядам учёного, – это чисто субъективная видимость, не вытекающая из сущности предмета, не укоренённая в нем. Она есть форма одобрения соответствующих объектов, опосредованная действием разного рода социальных факторов. Последние меняются при переходе от одного социума к другому, от эпохи к эпохе. Красота, стало быть, целиком состоит «из условностей и фикций»[209]. И если за калейдоскопической сменой представлений о красоте всё же можно
