Мышеловка - Александр Трапезников

— Теперь, парень, не жалеешь, что я пошел вместе с тобой? Тубо привязался ко мне еще со щенячьего возраста. Иди, крошка, гуляй… — Последние его слова относились к четвероногому стражу особняка. Тот бесшумно нырнул в темную ночь, исчезнув так же внезапно, как и появился.

— А еще какие-нибудь подобные сюрпризы нас тут ожидают? — спросил я. — Крокодилы там или ягуары?

— Люди, — коротко отозвался кузнец. — Эти звери будут пострашнее животных.

— Ну разумеется, — согласился я. — Но только и мы с вами не ангелы. А все-таки скажите откровенно: вы ведь пришли сюда не только ради того, чтобы оградить меня от Тубо?

— Надо поискать открытое окно, — промолвил Ермольник, так и не пожелав открывать свои карты. — Тогда мы сможем пробраться внутрь особняка.

— И что вы там намерены отыскать? — Наверное, сейчас я был похож на назойливого щенка, вроде того мастиффа несколько лет назад. Кузнец тяжело взглянул на меня и наконец-то ответил более-менее вразумительно:

— Следы…

— Которые ведут к смерти моего деда?

Мой вопрос так и повис в ночном воздухе, но, собственно говоря, молчание Ермольника было достаточно красноречиво. Мы уже обошли особняк и вскоре натолкнулись на приоткрытое окошко. Я посветил внутрь фонариком: комната была пуста. Она предназначалась то ли под хозяйственную кладовку, то ли под склад, поскольку вдоль стен стояло множество картонных ящиков. Когда мы влезли, я заглянул в некоторые из них. Там были консервы, галеты, пластмассовые бутылки с минеральной водой. В общем, пищевые запасы. Должно быть, все они перекочевали сюда из продуктового магазина Зинаиды.

— Недурно бы и подкрепиться? — предложил я, но Ермольник лишь сверкнул глазами. Да я и сам почувствовал, что веду себя слишком беззаботно. А ведь в послании Валерия вполне серьезно предупреждала меня о грозящей опасности.

— Вот что, парень, — сказал Ермольник. — Там, куда я сейчас пойду, твое присутствие не потребуется. Поэтому разойдемся. Делай свое дело, но старайся не шуметь, иначе нам обоим отсюда не выбраться.

— Хорошо, — согласился я. — Давайте договоримся встретиться здесь же через час. Надеюсь, этого времени хватит и вам и мне.

Кузнец молча кивнул. Он приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Я не знал, куда пойдет он, но мне надо было отыскать лестницу, ведущую в левую угловую башню, где меня ждала Валерия. Она говорила, что пройти туда можно через первый этаж, а склад, в котором мы очутились, располагался где-то в середине особняка. Мы вышли в коридор, и здесь наши пути разошлись. Ермольник пошел налево, я — направо, памятуя о том, что зашел к «своей» башне с тыла. Вскоре я оказался напротив главного входа, прямо под центральной лестницей. Охранники сидели в одной из ближайших комнат. Теперь надо было быть особенно осторожным, чтобы не налететь на них сдуру как куропатка.

Но, видно, Бог продолжал хранить меня в эту ночь. Дверь в левую комнату открылась (я еле успел прижаться к балюстраде), оттуда вышел зевающий «бельгиец» и стал подниматься по лестнице. Его кованые ботинки простучали буквально в нескольких сантиметрах от моей головы. Когда он скрылся, я шмыгнул в правую дверь, прошел через пустую комнату и выбрался в еще один, более узкий коридорчик. Как я уже догадался, отсюда можно было попасть в угловую башенку. Вот и заветная винтовая лесенка. Я поднялся на самый верх, где была небольшая площадка и одна-единственная дверь. Постучав в нее четыре раза, я прислушался. Но стояла полная тишина, если только не считать звук моего колотящегося сердца. Что случилось? Я ошибся и попал не туда? Или что-то изменилось в планах Валерии? На всякий случай я повторил условный сигнал, а потом нажал на ручку двери. Она не была заперта и отворилась. И мне ничего не оставалось, как войти в комнату. Я еще успел подумать, что уже вторую ночь как вор блуждаю по чужим домам, прежде чем на мою голову обрушился довольно ощутимый удар, после которого я свалился на пол. Но сознание не потерял. Надо мной стояла Валерия, держа в руках толстую книгу в наитвердейшем переплете.

— Чем это вы меня? — через силу поинтересовался я. — Часом, не «Капиталом» ли Маркса?

— Нет, это «Древняя и новая магия», — смущенно ответила девушка, помогая мне подняться и усаживая на кровать.

— Все равно больно. В следующий раз выбирайте что-нибудь полегче. Например, сборник анекдотов. Заодно и посмеемся. Разве вы не ждали меня? Кажется, я постучал условленным способом. Как вы и хотели.

— Я думала, это другой. Он только что был здесь.

— Кто? Намцевич?

— Нет. Хуже. И мне показалось, что он решил вернуться.

— А кто этот человек?

— Мне трудно вам объяснить, но поверьте, что он очень опасен.

— Вся Полынья играет в какие-то загадки. И прятки. Похоже, это нечто вроде местного вида спорта. Скажите хотя бы, зачем я вам вообще понадобился?

— Чтобы отразить готовящийся удар.

— Ну, один удар, ваш, я отразить не успел. Вряд ли сумею и следующий.

— Молчите! — Валерия прижала палец к губам и прислушалась.

Но кругом была тишина, только где-то далеко в поселке отрывисто пролаяла собака. Странный разговор мы вели в полутемной комнате, еле различая друг друга в узкой полоске лунного света. Валерия сидела рядом со мной, почти касаясь меня плечом, а ее точеный профиль был загадочно бледен, словно оживающий на листе бумаги рисунок. Я, скосив глаза на полупрозрачную кружевную ночную рубашку, не мог не залюбоваться почти обнаженной девичьей грудью с темнеющими сосцами. Но ее, казалось, мало тронуло мое неожиданное волнение. Она словно бы и не принимала меня за особу мужского пола. Так, за какое-то недоразумение в брюках, которое тем не менее должно в чем-то помочь.

— Он может подкрасться незаметно, — продолжила Валерия. — Он очень хитрый и… бесшумный. Тогда нам конец.

Я снова подумал о Намцевиче, но она, очевидно, имела в виду кого-то другого. Того, кто стоит за ним. Может быть, это Монк? Или есть еще кто-то, неизвестный ни мне, ни другим жителям Полыньи?

— Успокойтесь, — сказал я. — Клянусь, что помогу вам во всем. И хотя я не обладаю задатками супермена, но постараюсь оградить вас от неприятностей.

— Неприятности прежде всего ожидают вас и ваших друзей. А также и всех остальных, кто живет в поселке. И вы один можете противостоять им.

— Почему? Я самый обычный человек. Я просто неудавшийся актер. И совсем несчастливый муж. Я — никто.

— Неправда, — возразила Валерия. — Вы — внук… Арсения. А значит, только вы и готовы к борьбе, хотя сами пока не догадываетесь об этом. У вас есть тот же дар, что и у него. И он обязан проявиться. Только вы можете стать достойным противником. Остальные для него не представляют серьезной опасности. Их раздавят.

Меня немного задело, что она называет моего деда не по имени-отчеству, а этак фамильярно — Арсений, словно он был ее ровесником. И кого она постоянно имеет в виду? Кто этот монстр, левиафан, с которым мне нужно сразиться? А если я не хочу? Я всю жизнь избегал любых конфликтов и стремился жить в покое. К этому меня приучила изнеженная и сытая Москва. Я — типичный продукт нашего времени, и Милена в отношении меня и мне подобных абсолютно права. Мы не способны на героические поступки. Но сейчас, слушая Валерию, мне было и лестно и приятно, и я даже чуточку поверил в то, что смогу сыграть роль защитника и спасителя. И возможно, это будет самая лучшая роль в моей жизни. По крайней мере, я постараюсь исполнить ее «на бис». Но, в отличие от театра, здесь будут настоящие кровь и слезы, подлинные любовь и смерть. Это я хорошо чувствовал, а все предыдущие дни в Полынье лишь служили тому подтверждением.

— Что значил для вас мой дед? — задал я несколько коварный вопрос, поскольку знал о его последней любви к ней, к этой таинственной красавице, призванной подавать нектар богам либо самой восседать среди них. Но ее ответ превзошел все мои ожидания, просто ошеломил меня.

— Он… мой муж, — сказала она.

— Он был… вашим мужем? — как эхо, переспросил я, не в силах поверить. Кто из нас троих тронулся рассудком: она, я или мой дед перед своей смертью?

— Да, был, — ответила Валерия. — Это правда.

— И вы любили его?

— Нет. Ни единого дня.

— И все же были его официальной женой?

— Можно ли считать официальным обряд, совершенный Монком? Когда вы клянетесь в верности не друг другу, а извивающейся змее и целуете ее жало? Когда вам дают испить кровь, а вместо кольца погружают палец в горсть пепла? И наконец, вот это… — Она обнажила левое плечо, и на белоснежной коже я разглядел небольшое, величиной с копеечную монету, пятно. Это было клеймо, изображающее человеческий глаз со зрачком и ресницами. Он словно бы вглядывался в меня, в мое изумленное лицо. Неужели и деду поставили такую же мистическую отметину, призванную следить за всеми и за ним самим? Как вообще он решился на подобный обряд и почему не обратился к отцу Владимиру? Или это противоречило правилам игры? Неужели его любовь была так сильна и столь слепа, что он, не понимая происходящего, позволил превратить себя в куклу в руках Монка? Быть того не может.