Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе - Акакий Гецадзе

Человек слушал меня, слушал, да как выпучит глаза:

— Ах ты, негодник, ах ты, сукин сын! Что ты вообразил? Кто я, по-твоему, такой!

— Да уж угадать не трудно, генацвале, такие как ты всегда хорошо одеты. Смелый ты человек, упорный, страха не знающий… вор… — Я вдруг спохватился, слышал, что настоящего разбойника обижает, если вором его называют. Так обычно говорят о мелких жуликах. А настоящий разбойник стыдится этого. Поэтому и поспешил я загладить свою невольную ошибку. — И как это я оговорился, да прости ты меня, разволновался немного. Кто же тебя не знает. И в газете ты недавно нарисован был, знаю — разбойник ты… большой разбойник, известный во всём мире…

— Нет, вы только на этого балду поглядите! — возмутился человек с палкой и, сплюнув, пошёл от меня прочь.

Я стоял не шевелясь, сжав деньги в потной, дрожащей руке.

«Это действительно большой разбойник, — решил я, — конечно, он не позволил себе взять вот такую мелочь. А если не разбойник, то кто же он?! Неужели я обидел почтенного человека»?

Подумав об этом, я положил деньги в карман и побежал вслед за незнакомцем:

— Простите, кто же вы такой? На шута вы как будто не похожи. Если не хотели отнимать у меня деньги, то зачем же тогда о них спрашивали!..

— Ты что, деревенский?

— Да, а что?

— А то, что всем деревенским мерещатся в городе разбойники.

— Вообще-то, сказать по правде, хорошего человека от разбойника здесь отличить трудно. Ведь большей частью одеты все одинаково…

— Ну ладно, прекратим болтовню! Вот это ты видишь? — Он простёр трость вверх и указал на луну, которая всё бежала от туч…

— А что, в городе запрещается смотреть на луну? — поинтересовался я.

— Ты что, дубина, бредишь? Не видишь разве, что это молодая луна. Я увидел её над твоей головой, потому и спросил о деньгах, понятно тебе, болван? — он отвернулся от меня и пошёл потихоньку дальше, а я опять стоял и раздумывал. Припомнилось мне, как бабка моя говорила: «Если увидишь молодую луну над головой человека, у которого карманы полны денег, будет у тебя целый месяц удача и изобилие, а если кого с пустыми карманами встретишь, — то не жди ничего путного». Жаль мне стало человека с палкой, снова побежал я за ним.

— Погоди, батоно, негоже отпускать тебя с разбитым сердцем. Не так уж беден я; это в кармане у меня один грош завалялся, а все остальные деньги в поясе брюк зашиты. Так что не огорчайся, месяц тебе удачный предстоит.

— Пошёл вон! Тоже привязался! Ну тебя к чёрту!

— Чего, батоно, чего сказать изволите? — не понял я.

— Если бы не жаль мне было этой палки, сломал бы я её о твою голову! — разозлился он и, стукнув ею об землю, ушёл так поспешно, словно боялся, что я снова нагоню его.

— Не хочешь добра, пусть бог тебе его не даст! — обиделся я.

Вдруг откуда ни возьмись передо мною вырос городовой.

— Стой! Что ты отнял у этого человека?!

Вот напасть, так напасть!

— Ничего, сударь, что я мог у него отнять?!

— Постой, — схватил меня за рукав городовой. — Знаю я тебя. Ограбил почтенного человека, а теперь убегаешь! Не удастся! Стой — я должен обыскать тебя.

— Чего тебе от меня надо?! — я вырвался и пустился наутёк.

— Стой, не то! — В руках у городового оказалось оружие. — Поделись со мною и иди своей дорогой.

— Пойдём, догоним того человека, пусть он скажет тебе, что я у него взял, — человек, если он прав, всегда смел. Если бы я был обманщиком, то, вероятно, не перечил бы городовому так бесстрашно.

Теперь мы вдвоём догнали господина с палкой.

— Простите, простите меня великодушно, но я ещё раз должен вас побеспокоить, — обратился я к нему.

— Вах! Что за нахал! Пока я не обломаю палку об его голову, он от меня не отвяжется! — перенёс человек палку в левую руку, а правую сжал в кулак и сердито погрозил мне.

— Не моя это вина! Городовой думает, что я вас обобрал.

— Ты… ты меня? Господи, чего только не услышишь, ха, ха, ха! Не хватало мне ещё по судам бегать. Кого ты можешь ограбить, ха, ха, ха! Вот уж, действительно, посмеялся от души, ха, ха, ха! — кончив смеяться, он повернулся к городовому. — Он правду говорит, этот осёл, или дурачит меня?

— Правду, ваше степенство, издали мне так показалось…

— Да-а, потерял ты лакомый кусочек, — посочувствовал он городовому, потом достал из кармана мелочь и протянул её ему так, словно давал милостыню нищему. — На, пропусти два стаканчика и успокой свою душу!

— Дай вам бог!.. — городовой, не стесняясь, взял деньги, снял шапку и, извиняясь, покинул нас.

— Лучше бы мне и вовсе не видеть сегодня луны, — сказал мне человек с палкой и тоже ушёл.

Я возблагодарил бога за то, что отделался так легко. Если бы городовой вдруг спросил меня, что я делаю в городе, я бы, вероятно, растерялся, и тогда не миновать мне было полицейского участка…

На другое утро я снова пошёл в город, вглядывался в каждого носильщика, думал, может, Кечошку встречу, но тщетно. Не было его и среди дворников. По дороге попадались мне ослики, гружённые дровами, углём, фруктами, мацони и зеленью. Скрипели арбы. Лениво тянулись навьюченные буйволы. Я даже заметил двух верблюдов. В общем, улица была очень пёстрой и интересной.

Из кузницы доносился стук молота и шипение мехов, водоносы орали на всю окрестность, предлагая холодную родниковую воду, а щёголи красовались перед женщинами, и те улыбались им в ответ с ярко освещённых солнцем балконов. Тут и там сновали кинто с подносами, полными фруктов, на голове. По каменной мостовой громыхали фаэтоны и дрожки. Откуда-то неслись оглушительный звон сазандаров, вой зурны и гром дайры, перемежающийся хлопками.

Внезапно, возвещая полдень, загремела пушка, а затем раздался бой часов на башне; они прозвонили 12. Толпа на улицах тоже была пёстрая: у одного мундир, у другого фрак, — третий в куладже, а иной — в обыкновенном штатском костюме. У женщин платья — хабарда, почти во всю улицу шириной. Говорят, подол такого платья занимает почти восемь аршинов земли.

А что вы думаете? Так всё и было!

Разморённая, ослабевшая от жары старуха погоняла облезлого осла. За нею следом тащился увешанный кастрюлями, усталый лудильщик. Уличные мальчишки в поисках развлечений приставали к старухе, кивая ей в знак приветствия:

— Здравствуй, мамаша всех ишаков!

— Здрасьте, дети мои! — не растерялась старуха.

Бездельники были обескуражены её находчивостью.

— Так вам и надо! — радовался лудильщик.

Хождение по городу не очень-то обогатило мои умственные способности, но в одном оно меня всё-таки убедило: деньги придают человеку красоту! Так и со мною: не было денег — ходил хмурый и печальный, а как зазвенело у меня в кармане несколько монеток, сразу и свету в глазах прибавилось, и спина выпрямилась, а из сердца всё песня мравалжамиер лилась.

В те времена очень мне цирк полюбился. Кто по-настоящему хочет развлечься, тот обязательно должен в цирк ходить. Город это вам не деревня. В деревне какие развлечения: смотришь на ссору собак или петухов да в лапту с пастухами играешь, а тут… Тут я впервые увидел, как медведь и лев слушались человека. Подумать только, сколько есть на свете людей, которых ничему научить не могли, а здесь даже животных выучили. Но больше всего в цирке мне понравился человек, которого называли «рыжим», Одет он был в широченные штаны, на ногах башмаки дырявые, нос у него большой и красный, всем этот «рыжий» подражал и смешил до слёз прямо-таки. А у одной беременной женщины живот от смеха лопнул прямо у меня на глазах, — хотите верьте, хотите — нет. Многим «рыжий» не нравился, но ведь знаете, если ко всем прислушиваться, недолго и с ума сойти, сразу станешь на Алексуну похожим!

Как-то поспорили двое. Один из них — чернявый сказал: «Такого фокусника, как рыжий, я нигде не встречал». — Другой, блондин, в ответ: «Что тут может нравиться, смысла в его шутках нет». Брюнет ему отвечает: «Нельзя во всём мудрость и смысл особый выискивать. Меня этот человек от тоски-печали своими шутками избавил, а уж после этого я душевное равновесие обрёл. Что же ещё, по-твоему, нужно»! Я этих людей не знал и поэтому не стал ввязываться в спор. А в душе соглашался с чернявым. Если обо всём глубоко задумываться, так и смеяться, выходит, совсем будет не над чем. А без смеха тяжело человеку жить на свете, поэтому не удивительно, что люди любят смех как жизнь. Конечно, смеяться по каждому поводу одни дураки могут, но если каждую мелочь всерьёз принимать и бить себя кулаком по лбу, — разве это человеку поможет? Вот и я, если бы над каждой своей бедой слёзы проливал — давно не было бы меня на свете. Да что слёзы, — одна вода солёная. Если бы слёзы помогали, не было бы во всей вселенной человека, который больше меня плакал! Проведёшь эдак луком по глазам, или разок сморкнёшься крепко, глянь, а слеза уже повисла у тебя на реснице…