Небо для смелых - Михаил Сухачёв

У входа в гостиницу Птухин взволнованно проговорил:

— Не знаю, веришь ли ты в судьбу, Соня, но иначе чем объяснить, что нам нужно было уехать за тысячи километров от России, чтобы найти друг друга. Как будет дальше?.. Но без тебя я не могу.

Повернулся и быстро ушел.

Глава VII

РОЖДЕНИЕ ДЕРЗКОГО ПЛАНА

К началу октября 1937 года Франко начал сосредоточивать на Арагонском фронте войска, оснащая их новым вооружением, щедро поставляемым «нейтральными странами». Сюда перебазировались лучшие асы легиона «Кондор». Многие из них щеголяли личными фюзеляжными эмблемами, изображавшими скрещенные мечи, тигров, леопардов, анаконд и тузы всех мастей. Нередко эмблемы снабжались афоризмами, выражающими жизненное кредо их владельцев. Например: «Иду в бой и возвращаюсь!» Самоуверенно, коротко и просто. Видимо, такому асу еще не приходилось возвращаться домой по земле с парашютом на плечах. Республиканским летчикам предстояло таким еще доказать, что из боя можно и не вернуться. Все эти «мечи», «тигры», «анаконды» скрытно сосредоточивались в десяти километрах от Сарагосы на аэродроме Гарапинильос.

Птухин уже слышал от летчиков, что в районе Сарагосы большое скопление зенитных орудий, плотным огнем обстреливающих наши самолеты при подходе к городу. Почему именно здесь?

Что они там так бдительно охраняют? Наблюдения с горы Монте-Оскуро и доклады разведчиков позволили установить скопление авиации. Это уже наводило на размышления о том, что намечается наступление, для поддержки которого создается авиационная группировка. Не исключалось предположение и того, что фашисты готовились нанести по аэродромам республики массированный удар. Это больше всего тревожило Птухина, поскольку самолетов у республики осталось катастрофически мало. Поставкам из Советского Союза большинство европейских государств чинило препятствия, а промышленность Испании давала в сутки один И-16 и не более двух И-15. Птухин подсчитал, что господство в воздухе можно удержать, если сбивать по восемь самолетов противника на каждый сбитый свой.

Позвонили из Бахаралоса. Серов доложил, что звено Евгения Антонова «заарканило» «фиат». Пленный летчик с Гарапинильоса! Такая удача может только присниться!

Всю дорогу до Бахаралоса Птухин молчал, изредка бросая шоферу:

— Нельзя ли побыстрее, Сервандо?

Сервандо любит Хосе и прощает ему эти оскорбительные просьбы. Видимо, генерал здорово задумался и не замечает, что нога Сервандо давно «утопила» в пол акселератор и машина едва вписывается в повороты дороги.

Серов и Антонов ждали Птухина на краю аэродрома.

— Где пленный? — спросил Птухин, пожимая руки встречающим.

— Один вот, — Серов показал на новый «фиат» с большим черным котом во весь фюзеляж, — а другой в сарае, дрожит от страха.

— Не знает дурных примет, вот и не повезло, — пошутил Агальцов, приехавший вместе с Птухиным.

— Насколько мы поняли, этот итальянец из вновь прибывших, район знает плохо, но пилот классный, — начал Антонов, — когда понял, что мы хотим его взять живьем, такой показал полет на бреющем между кустиков, позавидуешь. Только пулеметными трассами и управляли им до самого приземления.

Напряженно всматриваясь через окно сарая в лица прибывших, итальянец клял себя за то, что не выполнил требования командования: в плен не сдаваться. «Летчик должен найти в себе мужество и покончить жизнь самоубийством…» А он, когда тройка истребителей зажала его между трассами, послушно шел как щенок на поводке.

В том, что его расстреляют, он не сомневался. Страшно было подумать, что начнут пытать, как это порой делали с пленными его собратья по оружию. Он хорошо помнит, как, заблудившись и приняв за свой, на аэродром Сеговия приземлился русский летчик. Трудно сказать, сколько франкисты издевались над ним, но когда его, окровавленного, с петлей, захлестнутой на шее, водили по городу, вид его был ужасен. Наглумившись над летчиком, они его убили.

Птухин вошел, итальянец сразу же спросил:

— Меня не будут пытать, меня не убьют?

— Скажи ему, Соня, никто не собирается с ним расправляться.

С самого начала Птухин решил проверить, намерен ли пленный говорить правду. На карте северо-западнее Сарагосы он умышленно обвел кружок и спросил пленного:

— Гарапинильос?

Итальянец, обрадованный, что ему обещали сохранить жизнь, с готовностью указал точное расположение аэродрома.

А через двадцать минут перед Птухиным лежал подробный план размещения стоянок самолетов, бензохранилищ, складов боеприпасов, зенитных орудий. Над крестиками, обозначавшими самолеты, стояло их количество и тип. Общая цифра перевалила за сто. «Редкое скопление. Как у нас в Люберцах или на Центральном аэродроме накануне парада», — подумал Птухин.

Пленного увели.

Завороженно глядя на листок, Птухин обратился к Агальцову:

— Что скажешь, Мартин?

— Думаю, фашисты не будут долго держать в бездействии такую армаду самолетов на одном аэродроме.

Если верить итальянцу, они завтра утром действительно нанесут удар. Но как его упредить? Наши «Р-зет» тихоходны, пока подойдут к аэродрому, поднимут на ноги всю ПВО. Тут нужна внезапность.

— Вот именно внезапность! — Птухину показалось, что Агальцов разгадал его замысел. — Это первое. Во-вторых, бомбардировщиков у нас мало. Пока они продерутся через заслон зенитного огня, станет еще меньше. Кроме того, как видишь, самолеты расположены в одну линию. То есть цель узкая, вероятность поражения будет невысокой. Стало быть, остается одно — штурмовка истребителями!

— Удар истребителями по аэродрому? Что-то не припомню такого случая в истории авиации. Это до сих пор была задача бомбардировщиков.

— Необычно?! Противоречит взглядам? Тогда я напомню тебе Ленина. На курсах я выучил его записку. «Конница при низком полете аэроплана бессильна против него. т. Склянский! Не можете ли Вы ученому X, У, 2… заказать ответ (быстро): аэропланы против конницы?» [В. И. Ленин. Записка Э. М. Склянскому. Полн. собр. соч., т. 51, с. 43]. Тогда это тоже противоречило взглядам. Ну как, возражения есть?

Агальцов засмеялся.

— Так ведь и Ленин сначала решил проконсультироваться с учеными и не с одним, чтобы объективность была выше. А ты с кем проконсультируешься? Со мной? Я в этих вопросах такой же теоретик, как и практик. Потом, помнишь, Ленин дальше пишет, что «…один «практик», И. Н. Смирнов, смеется-де-чепуха». Если твоя затея провалится, найдется достаточное количество «практиков», чтобы посмеяться или сказать куда хуже, чем чепуха. Ну как перспектива?