Остров - Виктория Хислоп

Тут заговорил Гиоргис:

– Мы все понимаем. Невозможно жить напротив Спиналонги и не знать, что люди думают о проказе.

– Да, их предубеждения полностью противоречат научным данным, – постарался успокоить его доктор. – Ваша дочь могла подхватить лепру где угодно и когда угодно. Но, боюсь, большинство людей слишком невежественны, чтобы это понимать.

– Мы, пожалуй, пойдем, – сказал Гиоргис. – Доктор уже сказал все, что нам нужно знать.

– Да, спасибо… – ответила Мария.

Девушка уже полностью овладела собой. Она знала, где ей придется провести всю оставшуюся жизнь. Не с Маноли поблизости от Элунды, а в одиночестве на Спиналонге.

На мгновение Марию охватило желание покончить со всем этим. Всю последнюю неделю она жила в неопределенности, но теперь знала, что произойдет дальше. Все стало даже слишком определенным.

Киритсис открыл перед ними дверь кабинета.

– И вот еще что, – сказал он. – Я постоянно переписываюсь с доктором Лапакисом и вскоре снова начну посещать Спиналонгу. Так что, сами понимаете, я буду участвовать в вашем лечении.

Отец и дочь выслушали слова утешения. Доктор был очень добр и внимателен, только им это ничем не могло помочь.

Мария и Гиоргис вышли из госпиталя под яркое полуденное солнце. Вокруг них люди спешили по своим делам, равнодушные к горю двоих, стоявших на улице. Жизнь всех этих людей была сейчас точно такой же, какой она была этим утром. Для них ничего не изменилось, день выглядел самым обычным. Как завидовала Мария рутине их повседневных забот, всему тому, что для нее через несколько дней будет потеряно навсегда. За какой-то час ее жизнь и жизнь ее отца стали совершенно другими. Они приехали в госпиталь со слабой надеждой, а уезжали без нее.

Молчание казалось самым легким способом спрятать свои чувства. По крайней мере, на время. Но примерно через час обратной дороги Мария заговорила:

– Кому мы сообщим прежде всего?

– Мы должны сказать Маноли, потом Анне и всем Вандулакисам. А потом уже незачем будет что-то говорить. И так все узнают.

Они поговорили о том, что необходимо сделать до отъезда Марии. Дел оставалось немного. Поскольку должна была состояться свадьба, все уже было готово к тому, чтобы Мария покинула отчий дом.

Когда они вернулись в Плаку, перед их домом стояла машина Анны. Сестра была последним человеком в мире, которого Мария хотела бы видеть прямо сейчас. Она бы предпочла общество Фотини. Но у Анны все еще оставались ключи от дома, и она ждала их внутри.

Уже начало темнеть, и Анна сидела в сумерках, ожидая возвращения отца и сестры. В том, что новости плохи, сомнений быть не могло. Их мрачные лица сразу сказали все, но Анна, бесчувственная, как обычно, нарушила их молчание.

– Ну? – спросила она. – Какие результаты?

– Результаты положительные.

Анна на мгновение растерялась. Положительные? Это звучало неплохо, но тогда почему у них такой убитый вид? Анна недоумевала, только теперь сообразив, что она ведь не знала, какой результат считать хорошим. Если сестра не больна проказой, она может выйти за Маноли. Для Анны это было бы как раз неблагоприятным исходом. Если же Мария больна, то это могло мгновенно изменить положение самой Анны в семье Вандулакис. Они бы неизбежно узнали, что Мария не первая из Петракисов, поселившаяся на Спиналонге. Ни тот ни другой исход не был желанным для Анны, но она пока что не могла решить, какое из зол можно считать меньшим.

– Что это значит? – услышала она собственный голос.

– У меня проказа, – ответила ее сестра.

Слова прозвучали холодно и решительно. Даже Анна умолкла на какое-то время. Все трое стояли посреди комнаты, прекрасно зная, что это означает, спрашивать больше было не о чем.

– Я сегодня же вечером поеду к Маноли, – решительно произнес Гиоргис. – А завтра – к Александросу и Элефтерии Вандулакис. Они все должны это узнать как можно скорее. – С этими словами Гиоргис ушел.

А его дочери еще некоторое времени сидели в полутьме, хотя им нечего было сказать друг другу. Анна должна была этим вечером встретиться с родителями мужа, и она думала о том, следует ли ей самой что-то говорить до того, как это сделает Гиоргис. Может, если она сама сообщит новость, это как-то смягчит удар?

Хотя было уже довольно поздно, Гиоргис знал, что Маноли сидит в деревенском баре. Он вошел туда и заговорил решительно, даже резко.

– Маноли, мне нужно с тобой поговорить. Наедине, – заявил он.

Они сели за столик в дальнем углу зала, так, чтобы никто не мог их услышать.

– Боюсь, у меня плохие новости, – начал Гиоргис. – Мария не сможет выйти за тебя замуж.

– Что случилось? Почему не сможет? Говори! – В голосе Маноли слышалось откровенное недоверие. Он знал, конечно, что Марии нездоровилось в последние дни, но его ведь заверили, что ничего серьезного не случилось. – Ты должен сказать, в чем дело!

– У нее проказа.

– Проказа! – взревел Маноли.

Слово прогремело в комнате, мгновенно заставив всех замолчать. Впрочем, здесь к этому слову все привыкли, так что через несколько минут разговоры в баре возобновились.

– Проказа… – повторил Маноли, на этот раз гораздо тише.

– Да, проказа. И послезавтра я отвезу ее на Спиналонгу.

– Как же она смогла заразиться? – спросил Маноли, сразу обеспокоившись о собственном здоровье.

Что мог сказать ему Гиоргис? Симптомы проказы могли проявиться через много лет, так что вполне возможно, что Мария была инфицирована все это время, подхватив бациллу от матери. Гиоргис подумал об Анне и о том, что все это может означать для нее. Конечно, шанс на то, что и она носит в себе заразу, ничтожно мал, однако Гиоргис понимал, что семья Вандулакис может посмотреть на дело иначе.

– Не знаю. Но вряд ли кто-то еще заразится от нее, – ответил он.

– Просто не знаю, что и сказать. Такая ужасная весть…

Маноли отодвинул свой стул от Гиоргиса. Это был совершенно бессознательный жест, но очень многозначительный. Маноли был не тем человеком, который готов утешать, и сам в утешении не нуждался. Гиоргис посмотрел на него и удивился тому, что увидел. Перед ним сидел вовсе не человек с разбитым сердцем, только что узнавший, что не может жениться на женщине своей мечты. Да, Маноли был потрясен, но никоим образом не убит.

Маноли было очень жаль Марию, но его мир не рухнул от страшной вести. Хотя он любил девушку, он точно так же страстно любил еще с десяток женщин в своей жизни и был реалистом. Его чувства рано или поздно найдут другой объект приложения. Мария не его единственная навсегда. Маноли вообще не верил в такую любовь. По его опыту, любовь была чем-то вроде продукта массового спроса, и если человек рождался с большим запасом этого добра, у него всего оставалось более чем достаточно для следующей женщины. Бедняжка Мария… Проказа, насколько знал Маноли, самая ужасная судьба для любого человеческого существа. Но ему еще повезло, он ведь мог и сам подхватить эту заразу, если бы Мария обнаружила свою болезнь позже. Избави боже!

Мужчины поговорили еще немного, а потом Гиоргис ушел. Утром ему нужно было встать очень рано, чтобы съездить к Александросу и Элефтерии. Когда на следующий день он приехал в поместье, его уже ждали. Горничная, на вид испуганная, проводила его в сумрачную гостиную, где сидели Александрос, Элефтерия, Андреас и Анна, – сидели неподвижно, как восковые куклы, холодные, безмолвные, пристально смотревшие на Гиоргиса.

Понимая, что история ее семьи все равно рано или поздно выплывет на свет, Анна призналась Андреасу, что ее мать умерла на Спиналонге. Анна рассчитала, что ее честность в данной ситуации могут расценить как добродетель. Но ее ждало разочарование. Хотя Александрос Вандулакис и был интеллигентным человеком, его взгляды на проказу не слишком отличались от взглядов невежественных крестьян. Несмотря на утверждения Анны о том, что бацилла лепры может передаваться только при тесном контакте с больным, да и тогда опасность заразиться крайне невысока, Александрос, похоже, твердо верил в древний миф о том, что эта болезнь наследственная и ее появление в семье означает истинное проклятие. Ничто не могло убедить его в обратном.

– Почему вы держали болезнь Марии в тайне до последнего момента? – резко спросил он, пылая гневом. – Вы навлекли позор на нашу семью!

Элефтерия пыталась сдержать мужа, но он был полон решимости высказаться до конца.

– Ради собственного достоинства и ради имени Вандулакисов мы оставим Анну в семье, но мы никогда не простим вам обмана! В вашей семье не одна, а целых две прокаженных, и мы только теперь об этом узнали! Хуже могло быть только одно – если бы наш племянник Маноли уже обвенчался с вашей дочерью. Но с этого момента мы будем весьма рады, если вы будете держаться как можно дальше от нашего дома. Анна будет навещать вас в Плаке, но здесь мы видеть вас не желаем, Гиоргис!