О вере, неверии и сомнении - Вениамин (Федченков)

Таким образом, о Владыка, мне казалось, что Ты, недвижимый, грядешь, неизменяемый, увеличиваешься, не имеющий образ, приемлешь образ… Так и Ты, когда очистил совершенно ум мой, явился мне ясно во свете Духа Святого.

Тогда Ты сделал, что я вышел из мира сего, — мне кажется, скажу так, — и из тела моего; потому что Ты не дал мне уразуметь сие до точности. Но ты снял чрезмерно и, — как мне казалось, — явился во мне всем, видевшем добро.

Когда я спросил Тебя, говоря: "О, Владыка! Кто — Ты?", тогда Ты в первый раз сподобил меня, блудного, услышать и сладчайший глас Твой; и (Ты) столь сладко и кротко беседовал со мною, что я пришел в исступление, изумился и трепетал, помышляя в себе и говоря: "Как это славно и как блистательно! Как и за что удостоился я таких благ!"

Ты сказал мне: "Я — Бог, соделавшийся человеком, по любви к тебе. Так как ты взыскал Меня от всей души, то отныне будешь ты Братом Моим и другом, и сонаследником" (Гал. 4, 5, 7; Евр. 11, 9). — Слыша это, я весь вострепетал, иссякла вся сила моя, и едва не вышла душа моя! Опомнившись немного, я отвечал: "И кто есмь я, Господи! И какое добро сделал я, окаянный и бедный, что удостаиваешь меня стольких благ и делаешь меня соучастником и сонаследником славы Твоей?" — держа при сем на уме, что эта слава и радость выше всякого ума. — Ты же, Владыко мой, Христе, опять сказал мне: "Я говорю с тобой, как друг с другом, чрез Духа Святого, Который вместе со Мною говорит тебе. Это даровал Я тебе за одно твое произволение и веру, — и дам еще больше сего. Ибо Ты, созданный Мною нагим, кроме (без) произволения твоего; что другое имеешь ты, или имел когда-либо собственно твое, чтоб Я принял то от тебя и вместо того даровал тебе это? Впрочем, но если не отречешься ты совершенно от тела, то не увидишь совершенного и не можешь получить его всего здесь". — Когда я сказал на это: "Господи! И что другое блистательнее и выше сего? Для меня довольно в такой славе быть и по смерти". — Тогда Ты опять ответил мне: "Чрезмерно мала душа твоя, человече, если ты довольствуешься только таким благом! Ибо оно, в сравнении с будущим, похоже на то, как если бы кто нарисовал небо на бумаге и держал ее в руках: сколько разнится нарисованное небо от истинного, столько, или несравненно более, разнится будущая слава от той, какую видишь ты теперь!" Сие сказал Ты и умолк, и мало-помалу скрылся от очей моих Ты, сладчайший и добрый Владыка мой. И не знаю: я ли отдалился от Тебя, или Ты отошел от меня? — Впрочем, мне думалось, будто я пришел откуда-то и вошел в мое жилище; а тут и совсем пришел я в себя.

После сего, вспоминая красоту славы Твоей и Твои слова, Владыка, я — плакал: и когда шел, и когда сидел, и когда ел, и когда пил, и когда молился — и имел неизреченную радость, что познал Тебя, Творца всяческих. Да и как мог я не радоваться?..

Пошел я однажды приложиться к святой иконе Пречистой Матери Твоей и припал к ней, умоляя Ее, — Ты, прежде чем я встал, явился внутрь бедного сердца моего, сделал его все — светом. Тогда я познал, что воистину имею Тебя в себе. С того времени я стал любить Тебя, не от одной памяти, то есть не оттого только, что вспоминал Тебя и славу Твою, но оттого, что уверовал воистину, что имею внутрь себя — Тебя".

"Итак, если я (уже) имею Тебя, чего и надеяться мне более? И Ты опять сказал мне:

…Старайся всегда видеть Меня чисто и ясно внутрь себя… Поступая так, ты удостоишься потом, по смерти, увидеть Меня… Если же не станешь так делать, то все дела твои и труды, и эти слова не принесут тебе никакой пользы; и напротив, послужат к большему осуждению твоему… Кто испадает от Моей любви и дружбы, тому невозможно уже жить! Тотчас обнажается он от всех благ и предается в рабы врагам Моим и его; которые как только примут его, устремляются на него с крайним неистовством и зверством, по причине прежней любви его ко Мне".

"Так, Всесвятый Владыко, так воистину бывает. И я верую Тебе, Богу моему; и припадая, умоляю Тебя: сохрани меня, грешного и недостойного, Ты, явивший милость Свою ко мне… Ты ведаешь немощь мою, знаешь бедность и совершенное бессилие…Да будешь Ты во мне, и я — в Тебе" (494–502). Чрезвычайно необычайны оба эти "Слова"! Но чрезвычайного по существу нашей веры здесь мы ничего не видим. Например, вот что пишет кратко о себе апостол Павел: "Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю — в теле, или вне тела: Бог знает), что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать" (2 Кор. 12, 2–4).

Совершенно то же самое говорил о себе и преп. Симеон, как мы видели это.

Наш почти современник, преп. Серафим Саровский, так же, по молитвам своим, был восхищен в обители Божии (Ин. 14, 2, 3), о чем он сообщил сам. Когда же его спросили рассказать о них подробнее, то он смиренно и правильно ответил: "если сам батюшка (так он и выразился) ап. Павел не смог пересказать, что он видел в раю, то где же мне, убогому Серафиму, объяснить это!"

Но более всех убеждает нас Сам Господь Иисус Христос, Который свидетельствует, что Он сошел с неба и потом вознесся туда же; Который все время говорит об Отце и Св. Духе; Который явно свидетельствовал, что идет приготовить обители для верующих; Который разбойнику сказал: "днесь со Мною будешь в раю"; Который учил о Страшном Суде, на коем решено будет: праведникам идти в блаженную жизнь вечную, уготованную Отцем от создания мира; а грешникам уготована мука вечная — то каких еще нужно свидетельств?! А Христос Господь сказал о Себе евреям: "кто из вас обличит Меня в неправде?" (Ин. 8, 46). А в беседе Он сказал Никодиму:

"Мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели…" (Ин. 3, 11).

Достаточно нам и этих свидетельств о религиозном опыте! Св. Симеон о том же рассказал лишь подробнее. Церковь же всегда знала это!

Часть IV. Свобода воли

Казалось бы, что вопросы о вере кончены: старались мы "показать" закономерность ее с разных сторон.

И все же остается еще один пункт, который нам покажется (по крайней мере — для иных, и иногда), может быть, нужен для окончательного решения: верить или не верить?

И такое духовное состояние может быть или очень редко, или же этот вопрос может ставиться многократно.

Такое состояние действительно бывает: это говорит нам опыт. Вот, кажется, все доказано "за" веру. И вдруг встанет вопрос: "да так ли"? И тогда все наши "доказательства" окажутся малодейственными. Между тем вопрос этот так или иначе нужно решить: оставаться в недоумении или быть "агностиком" долго нельзя; это было бы мучительно.

Вот в таком состоянии и есть еще последний выход: это — наша свободная воля, свободное избрание решения.

Это мы свидетельствуем на основании опыта; а к нему присоединим и богословские наши мысли, чувства, пережитые нами, или — тоже переживания. Но они являются уже после факта переживания: объяснения его приходят уже потом. Вот что переживалось нами.

Человек останавливается на перепутье: да или нет? Уверую или "не знаю"? До конца убеждающих данных будто нет!

И мы думаем: так именно и бывает, так именно даже и должно быть в конце концов! Почему?

"Доказательность" — принудительна. Тут уже выбора нет, наша свободная воля здесь не участвует: следовательно, нет и добродетели, "заслуги" нашей.

Нет, далее, и милости Божией, нет и окончательного "откровения" Божия, или Самого Бога нам. И мы остаемся — "сами с собою", со своим "умом", с фактами, даже — с опытом. Что же остается делать?

Вот тут и вступает в действие наша "свободная воля". Каким образом?

Она не видит "принудительных", обязательных "доказательств" ни в ту, ни в другую сторону. Или, во всяком случае, "не видит" или "не чувствует" абсолютного аргумента в пользу веры. Или просто: после всех, даже убедительных, доказательств становится этот вопрос: а так ли? Возражений никаких нет, но так ли?

Вот в таком состоянии и потребуется решение свободного выбора: "верую"!

Человек — помимо всяких принудительных "доказательств" или каких бы то ни было "соображений" (о целесообразности, практичности, даже фактичности) — определяет себя — к "верую".

И мы это говорим: "Да"!

Это действительно так и бывайте. Это и должно быть.

И вот почему.

Прежде всего это требует Величие Божие.

То есть: Господь Сам свободен и потому желает и свободного изволения от нас. А иное отношение к нам было бы недостойно Его Величия. И потому всякие принудительные условия веры являются, — хотя бы в самом тонком виде, — собственно, так сказать, "насилием". Это-то и является грехом нашим против Бога (т. е. когда мы добиваемся так или иначе — "осязать" Его, будто Он в нашей вере в Него нуждается. Человек тогда ставит себя в положение старшего, коему Бог должен служить!).

И хотя Он действительно "служит" Нам, окаянным, т. е. всемерно "старается" спасать нас, даже Сына Единородного послал ради нас, и Спаситель унизился ради нас до воплощения и распятия, но это Его воля и любовь; мы же не имеем ни права, ни желания побуждать Господа служить нам: это — дерзость! Мы должны служить Ему. И в частности, самая вера наша должна быть даром и обязанностью, послушанием и счастьем — для нас в отношении к Богу, а никак какою-либо нашею услугою Ему!