Байки Семёныча. Вот тебе – раз! - Игорь Фрост
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И при всем при этом, даже наметанными взглядами парней, ну никак не визуализировались скучающего вида товарищи, слоняющиеся по рынку в спортивных штанах и кожаных куртках, каковых в своем чреве тогда содержал любой российский рынок. Любой. Будь то базар продовольственной снеди, вещевой рынок, больше походящий на выставку достижений китайской кооперативной промышленности, или даже серьезная площадка, торгующая иномарками и запасными частями к ним. В задачу этих парней входило не столько поддержание порядка на вверенной территории, сколько планомерные поборы с каждого торгующего, которые завуалированно назывались «страховкой». Страховкой от «случайного» возгорания торговой точки или, что еще страшнее и мерзопакостнее, «случайного» избиения за просроченный платеж этой самой «страховки». В кругу же себе подобных, насмотревшись «Крестного отца» и краем уха наслушавшись об уголовных «понятиях», такие топтуны считали себя «семьей» и предпочитали называться «братвой». Торговое сообщество время от времени, изрядно устав от постоянных поборов и приободрившись в коллективной решимости, таких баскаков било нещадно, зачастую отправляя их в травматологию на продолжительный срок. А сотрудники милиции в желании премию со звездой на погон получить либо по причине того, что вовремя им дольку не занесли, отлавливали таких «романтиков с большой дороги», стараясь впаять узколобому бандиту статью 77 УК РСФСР. В общем, при всей обманчивой видимости простоты бытия рыночных бомбил сытая и обеспеченная вольница была мероприятием рискованным и имела все предпосылки завершится трагически и в чрезвычайно сжатые сроки. Вот как раз таких персонажей на рынке Макола парни, как ни старались, но ни разу не усмотрели.
Увидев широкие потоки денег, но при этом не увидев спортивных бычков с остриженными головами, методом наилучшего и наибыстрейшего обеспечения финансовой независимости парни сочли самый обычный рэкет. Дмитрий в этом вопросе обладал глубокими теоретическими и практическими познаниями, а Слон вполне мог обеспечить мышечную часть мероприятия. «Заживем, брат!» – провозгласил Димитрий и уже совсем было изготовился завтра Слона на первый промысел по «разводу лохов» вывести. Однако Слон, по окончании службы в армии занимавшийся чем угодно, но исключительно не противоречащим уложениям Уголовного кодекса и КоАП России, а также обладавший должной долей критического мышления, предположил: «Заметут. Как Бог свят, заметут!» И заметут по той простой причине, что два белых хлопчика, настойчиво требующих платы «за воздух» среди исключительно чернокожего торгового персонала, согласитесь, внимание к себе привлекут мгновенно, и потом в полиции, которая в Гане все-таки была, доказывать, что «да не я это был», не выйдет совершенно. Дима пару минут подумал и решил, что резон в доводах Слона есть, а в тюрьму присесть всего через пару недель по прибытии совсем не хотелось бы. На этом идея о силовом отъеме денег у местного населения почила в Бозе и уже более никогда не появлялась.
Но жить, однако ж, на что-то было нужно, потому как наличность, с собой привезенная, она не безграничная. К ней же, неспешно заканчивающейся, что-то зарабатывать нужно, потому как без работы счастливо существовать только ганцы умели, а Слон с Дмитрием к ганцам ну никак не относились. В общем, нужно было начинать работать. В председатели правительства или в министры юстиции их почему-то не взяли, а пойти каким-нибудь токарем на завод или, положим, вагоновожатым в Гане не представлялось возможным. По той причине не представлялось, что последний токарь уехал из Ганы еще в 1982 году, и звали его Савелий Парфентьевич Тереньтев, а уехал он с разрушенного теперь завода по производству ЖБИ, некогда Большим братом, СССР, для младшего нахлебника, Ганы, построенного. Завод этот в эпоху Дмитрия и Слона пришел в такой упадок и запустение, разворованность и неприглядность, что ему, заводу этому, теперь не только токаря да электрики не нужны стали, ему теперь даже сторожа совсем не требовались. На том заводе теперь разве что герпетологу на пару с арахнологом погулять и в интересах своей профессии по кустам от души пошариться интересно было. Остальная же промышленность, которая в Гане на тот момент из единственной аффинажной фабрики Ashanti Goldfields Corporation состояла, большой Южно-Африканской компании принадлежала, и буры, парни совершенно белокожие, белого человека ни в какой иной роли, кроме как хозяйствующей, представлять себе не желали. В хозяева же золотого производства парней, как ранее в министры, буры не пустили, а токарем белому человеку у себя на заводе работать гордые потомки Дани Терона позволить ну никак не могли. Пальцами у виска крутили и просили больше не приходить.
А вагоновожатым не получилось бы, потому как из всех видов общественного транспорта, к тому моменту человечеством придуманных, во всей Гане только ржавые маршрутки тро-тро присутствовали. Тро-тро эти собой страшное явление представляли. Микроавтобусы всех возможных марок и мастей, восемь раз сменив хозяев на своей родине и будучи без всякого сожаления в конце жизни в утиль сданными, прибывали в Гану в виде утомленного жизнью металлолома, который у себя, на территории Японии, к примеру, хранить считали экологически небезопасным и вообще изрядно затратным. Проще было здоровенный сухогруз такими автопокойниками под завязку забить и, чтоб своих территорий
