Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон - Ирвинг Стоун

Берр отправился в плавание с двумя лодками утром 22 декабря. Через пять дней как взорвавшаяся бомба прозвучала прокламация президента Джефферсона, доставленная в Нашвилл с задержкой. Население предупреждалось, что раскрыт заговор против Испании, и все военные и гражданские официальные лица были обязаны задерживать заговорщиков. Все в Нашвилле, читая между строк, понимали, что речь идет о сепаратистском движении.

Слухи долетали до Эрмитажа быстрее пуха, влекомого буйным ветром. Армия вторжения Берра сосредоточивается в районе слияния рек Кумберленд и Огайо; у Берра сотня лодок и тысяча человек под ружьем, а также большие запасы оружия и боеприпасов на острове Бленнерхассет. Рейчэл беспокоилась за Стокли Хейса, Эндрю тревожился по поводу измены генерала Уилкинсона в Новом Орлеане, а в Нашвилле волновались из-за Эндрю Джэксона.

В Эрмитаж приехал генерал Робертсон с сообщением, что родичи Дикинсона написали письмо губернатору Севьеру с требованием снять Эндрю с поста генерала милиции под тем предлогом, что во время кризиса любой причастный к делу офицер должен подлежать военно-полевому суду. Когда на городской площади сжигали чучело Аарона Берра, то оно скорее походило на долговязого Эндрю Джэксона, чем на коротышку Берра. Рейчэл спрашивала себя, почему некоторые мужчины и женщины всю жизнь выступают подстрекателями бури, тогда как другие живут сравнительно спокойно.

Затем пришло известие, что мятеж провалился. Генерал Уинчестер сообщил генералу Джэксону, что, когда Берр отплыл от устья Кумберленда, у него было всего одиннадцать лодок и сто десять соучастников. Капитан Биссель передал из форта Массак, что полковник Берр не имел на своих лодках ничего, что не предназначалось бы для рынка. Разведчик Эндрю прислал весть, что у Берра не было оружия. Берр сдался властям около Натчеза и был отправлен в качестве пленного на север.

Рейчэл и Эндрю возвращались с охоты ранней весной с Энди, который ехал на Индейской Королеве, гордый тем, что именно к его седлу была привязана туша оленя. Подъезжая к дому, Рейчэл увидела, что под деревом их ожидает Полли. По выражению ее лица Рейчэл поняла, что ее невестка должна принять решение, которое ей не совсем по душе. Не пришла ли она забрать Энди? Есть ли для этого причина? Мальчик буквально расцвел, научился ездить верхом и стрелять. По отзывам наставника, которого они наняли для него, он преуспевал в чтении книг.

Причина быстро выяснилась.

— Рейчэл, я намерена выйти замуж за полковника Саундерса, — объявила Полли. — Так советует мне папа, он думает, что это лучший выход для меня и детей.

Рейчэл стояла, низко склонив голову. Каким пустым станет дом без Энди! Несмотря на все треволнения со времени дуэли, она занималась работой по дому и ложилась спать, неизменно ощущая, что в соседней комнате находится мальчик. Сколько раз своим озорством или своими требованиями помогал он им избавиться от отчаяния. Она уже содрогалась при мысли, что следующей осенью он пойдет в школу и она останется одна в будние дни недели. Она посмотрела на Энди, думая над тем, как приспособится он к пожилому полковнику Саундерсу, богатому, но скучному человеку по кличке Сухой Джонни.

Ответ пришел за два дня до церемонии венчания. В Эрмитаж приехали Полли и Энди. Мальчик легко спрыгнул с Индейской Королевы и побежал навстречу Рейчэл. Полли устало слезла с коня.

— Ничего не получается… потому что никто из них не хочет, чтобы получалось. Энди ведет себя очень плохо. Он устраивает различные неприятности, например отрезал шпоры у седла полковника. Полковник отшлепал его — он просто не смог сдержаться.

Полли смотрела на своего сына, который повис на шее у Рейчэл, а та гладила его по голове. Полли покорно улыбнулась:

— Я знаю, его шалости вызваны желанием вернуться сюда. Он любит вас обоих.

— Мы также любим его.

— Да, вы его любите, поэтому, я полагаю, его пребывание здесь устроит всех. Я хочу, чтобы Энди был счастлив, но хочу, чтобы и полковник был счастлив. Итак, он ваш… растите его… содержите до тех пор, пока он вам нужен.

Щеки Полли побледнели, она не двигалась. Рейчэл подошла к молодой женщине, обняла ее. Полли зарыдала:

— Когда придет время… если он станет мне нужен… захочу его…

Рейчэл быстро ответила:

— Он всегда останется твоим сыном, Полли. Мы не собираемся усыновлять его. Мы вырастим его, воспитаем, будем любить… как сына Сэмюэля.

В начале мая, когда они занимались посадкой кукурузы на вновь расчищенном и вспаханном поле, из федерального суда в Ричмонде пришла повестка с вызовом в суд. Эндрю должен был предстать перед судом и дать показания на процессе Соединенных Штатов против Берра. Эндрю тут же послал за Джоном Овертоном, он был весьма расстроен:

— Меня назвали предателем, что может быть более пятнающим честь на нашем языке!

Рейчэл взяла в руки повестку. Она решительно покачала головой, словно говорила: позор!

— Эндрю, тебя лишь просят приехать в Ричмонд помочь процессу и осуждению Аарона Берра… если он виновен.

Джон приехал по просьбе Эндрю. Эндрю пододвинул два кресла к камину. Гость вытянул ноги к тлевшим углям.

— Понимаю, что время неудачное, чтобы уезжать отсюда, — начал Джон. — Я также опасаюсь, что суд может затянуться надолго. Нет закона, который обязывал бы тебя поехать в Ричмонд. Но, откровенно говоря, стоит ли тебе игнорировать вызов? В конце концов ты был судьей и должен помочь федеральному суду в Ричмонде.

— Если бы началась война с Испанией, — возразил Эндрю, — то полковник Берр стал бы героем, а не злодеем.

— Если бы да кабы, во рту росли бобы, — сухо ответил Джон. — В суде верховного судьи Джона Маршалла не бывает истерик. Когда подойдешь к стойке, ты должен придерживаться фактов: что говорил или писал Берр, что он заказывал, что оплатил. Оставь свои личные мнения Рейчэл, и она позаботится о них со всей нежностью в твое отсутствие.

В голосе Джона отчетливо звучало сухое предупреждение. Рейчэл увидела, что лицо Эндрю вспыхнуло, он рывком поднялся из кресла и встал, глядя вниз, на Джона.

— Поскольку ты послал за мной, — сказал холодно Джон, — то я понимаю, что тебе был нужен мой совет. Проехав в спешке восемь миль, я дал его тебе, а нравится он или нет — твое дело.

— Ох, я всегда намеревался поехать, — проворчал Эндрю, с которого слетела спесь.

Оба мужчины рассмеялись. Рейчэл сидела тихо, прислушиваясь к их беседе о предстоящем суде и к их воспоминаниям относительно схожих процессов по обвинению в государственной измене, к их предположениям, окажется ли двусмысленная болтовня Аарона Берра основанием для его осуждения.

— Эндрю, Джон, не кажется ли вам… что когда-нибудь вы опять станете партнерами в юриспруденции? Или же слишком поздно?

— Я хотел бы, — сказал Овертон, его глаза навыкате блестели, словно потеплевший серый гранит. — А как ты, Эндрю?

— Откровенно говоря, не знаю. Я, возможно, забыл большую часть законов.

— Но ты не забыл, как стрелять.

Воцарилась тишина. При слове «стрелять» они мысленно вернулись не к тем дням, когда Эндрю приходилось носить оружие, чтобы утвердить уважение к закону и судам, что и хотел сказать Джон, а к дуэли с Дикинсоном. Рейчэл почувствовала пустоту в желудке; неудачная шутка ответила на ее вопрос яснее, чем часовая дискуссия: партнерство — дело прошлого.

Эндрю выехал в Ричмонд в середине июня. Беседуя с Энди посреди кукурузного поля, Рейчэл подумала о том, что больше половины времени она единолично управляет плантацией. У Эндрю было столько энергии, что он справился бы с дюжиной ферм размера Эрмитажа. Ее же походы по полям выматывали, а у него всегда находилось что-то, мешавшее осмотреть хозяйство. От пронзительного солнца ее кожа стала жесткой, такой же красной, как у Джона Коффи, на руках она шелушилась, на лбу прорезалась глубокая бороздка, вокруг глаз обозначились бледные извилистые полоски, потому что ей приходилось щуриться, осматривая поля, чтобы определить, что следует сделать, или же вглядываясь в горизонт в попытке угадать капризы погоды. Она носила шляпу от солнца, повязывая ее по образцу своих полевых рабочих, и тем не менее это не спасало ее волосы от вездесущей жары. Ей приходилось надевать тяжелые ботинки для ходьбы по бороздам, и, к своему огорчению, она обнаружила, что разбила ноги и они с трудом влезают в туфли.

Она думала о времени, проведенном в Хантерз-Хилл, когда заболела в отсутствие Эндрю и боялась, что утратила свою привлекательность и муж перестанет любить ее. Теперь ей уже стукнуло сорок лет, и фигура погрузнела в талии. Она послала служанку к «Татуму» за новыми французскими кремами, втирала масло в свои волосы по утрам, чтобы они не были ломкими, заказала рукавицы для работы в поле.