Темные игры (сборник) - Виктор Точинов

Кеннеди спросил:

— Когда прибывают арабы?

— Они уже прибыли. Четыре дня назад. Не то десять, не то двенадцать человек.

— Ты ничего мне про это не говорил! — возмутилась Элис.

— Черт побери… — растерянно протянул Кеннеди.

— Himmelherrgott!! — высказал свое мнение Кайзерманн. Подумал и добавил: — Scweinmuttergottes!

«Неужели Молчаливый Пол угодил в десятку? — лихорадочно думал Кеннеди. — А почему бы и нет? Даже стоящие часы дважды в сутки показывают точное время, даже клинический идиот может высказать правильную догадку…»

Собственно, версию об арабских террористах они не приняли всерьез именно потому, что она прозвучала в устах Эмнуэльсона. Да еще потому, что на арабов последнее время сваливали все неприятности Америки — достаточно вспомнить истерию с возбудителем сибирской язвы в почтовых конвертах. Там все объяснилось куда проще — конверты с порошком рассылал уволенный со службы сотрудник центра вирусологии, принадлежавшего армии США…

Кеннеди встал. Посмотрел на часы. Посмотрел на солнце — садящееся, проглядывающее уже сквозь кроны деревьев. Сказал Кайзерманну и Элис:

— Три с лишним мили по лесу — часа полтора, а то и больше. Если они готовятся к ночному вылету — есть шанс прихватить с поличным. Но выходить надо немедленно. И стоит подумать о подкреплении. Боюсь, эти двенадцать туристов не совсем туристы… Шериф, где ваша рация?

— В машине, Der Teufel, — доложил Кайзерманн. — Только у нас не ФБР, и моя рация действует лишь в Трэйк-Бич и окрестностях. А дальняя связь — при необходимости — идет через ретранслятор на крыше «Олд Саймона». Проще говоря, отсюда нас никто не услышит.

— Scweinmuttergottes, — констатировал Кеннеди, взглянув на мобильный телефон. Его «моторола» в этом лесу годилась лишь для того, чтобы сыграть в «тетрис» — и не более того.

После короткой проверки выяснилось, что мобильники, подключенные к другим операторам сотовой связи, тоже оказались вне зоны приема.

— Как вы связываетесь с кем-либо при нужде? — спросил Кеннеди у Одинокого Медведя.

— Зажигаем сигнальный костер, — ответил тот с долей издевки. — Или посылаем гонца. Привыкайте, привыкайте… Не всегда в жизни можно достать из кармана мобильник и спокойно ждать, пока служба спасения поменяет вам подгузники. Наши предки…

Кеннеди резко перебил его:

— Покажете дорогу к аэродрому? Или вы тоже выступаете за бомбежки бледнолицых собак до тех пор, пока остатки их не уберутся за Соленую Воду?

Медведь ответил после паузы, медленно и торжественно:

— Я, сахем Одинокий Медведь, живу в мире, где бомб нет. Не придуманы. Когда рушились и горели ваши Вавилонские башни — я смеялся. Потому что дым от сожженных за триста лет индейских жилищ куда гуще. Когда вы сходили с ума от страха перед белым порошком в конвертах — я смеялся. Потому что вы первыми придумали дарить индейцам зараженные оспой одеяла. Ваши бумеранги возвращаются к вам. Но у меня есть свои долги — долги крови. Перес-Винхаята усыновлен чейенами. Могавки — к которым я принадлежу — их исконные враги. И не раз выступали против алгонкинских собак плечом к плечу с бледнолицыми братьями.[15] Мы — я и четверо моих сыновей — откопаем томагавк и встанем на тропу войны вместе с вами. Я, сахем Одинокий Медведь, сказал.

«Так и остался ребенком, — подумала Элис. — Двухметровым сорокапятилетним ребенком…»

А Кеннеди подумал: «Сказал бы уж прямо, сахем, что хочешь убрать из Совета племен опасного конкурента и на корню подрубить проект индиан-туров…»

— Выгодное дельце, — одобрил шериф. — Между прочим, премия за скальпы со времен Гайаваты весьма поднялась. Президент обещал пять миллионов баксов за голову каждого, кто был на борту бомбовозов. Не больше и не меньше…

Кеннеди, Элис и Кайзерманн, там же

8 августа 2002 года, 19:13

После того как сводный отряд пополнили Элис и пять «краснокожих» воинов, списочная численность достигла тринадцати человек.

— Нехорошее число, — сказал шериф. — Может быть, отправитесь на моей машине за подмогой, мисс Элис? А то если мы угодим к столбу пыток, некому будет даже вызвать кавалерию из-за холмов…

Элис не удостоила ответом его предложение. Кайзерманн пожал плечами и протянул Одинокому Медведю свой второй револьвер — «индейцы» отправились в поход, вооруженные лишь холодным оружием, не вызвавшим у шерифа особого почтения.

Медведь от револьвера отказался. Указал на несколько шишек, висевших на ветви ели, стоявшей в отдалении. И тут же срезал одну из них стрелой. Потом предложил шерифу сбить соседнюю из пистолета или ружья.

— Пожалуй, не стоит тут зря шуметь… У наших «друзей» могут быть выдвинуты дозоры в эту сторону, — сказал Кайзерманн смущенно. Но не удержался и подпустил шпильку: — Что же вы, такие меткие, не разместили полсотни лучников в том месте, где причалил «Мейфлауэр»?

Кеннеди перед выступлением спросил, нет ли у Медведя фотографии Переса. Снимок нашелся — в большом кожаном альбоме, украшенном ручным тиснением и орнаментом из игл дикобраза.

Кеннеди всмотрелся в упитанное лицо. Показал соратникам.

— Этого берем живым, без вариантов. Сдается мне, не сам он всё затеял и организовал.

Кеннеди, Элис и Кайзерманн, лесной аэродром

8 августа 2002 года, 19:59

Все началось неожиданно — минут за пять до назначенного для атаки срока.

Слева — от бревенчатого ангара с алюминиевой крышей — ударила очередь. Кеннеди замер, прижавшись к земле. Он как раз преодолел ползком три четверти расстояния до небольшого деревянного здания с двумя спутниковыми тарелками на крыше (не то там был штаб противника, не то диспетчерская, а может — то и другое вместе). Судя по звуку, что-то небольшое и короткоствольное, под пистолетный патрон… «Узи»? Обнаружены сыновья Медведя, выходившие на ударную позицию именно там? Или кто-то из охранников просто выпалил по подступающим к взлетной полосе кустам — на всякий случай, для собственного успокоения?

Через пару секунд все сомнения исчезли.

Выстрелы — справа, слева, со всех сторон. Очереди — длинные и короткие. Разрыв гранаты. Редко — слишком редко — одинокие хлопки помповых ружей.

Все, конец, думает Кеннеди, вскакивая и бросаясь к штабу-диспетчерской.

Как выяснилось в результате визуальной разведки, противников было не меньше полусотни — воруженных до зубов и держащихся настороже. Единственный крохотный шанс состоял во внезапности удара. Теперь он упущен.

Кеннеди бежит зигзагом, спотыкается, падает — и очень вовремя. Над головой проходит очередь — пули срезают ветви и листья подлеска. Кеннеди стреляет по маленькому окошку, из которого грохочет автомат — раз, другой, третий. Слева слышится раскатистый гром дробовика. Громоздкая фигура в бронежилете — кто-то из полицейских — напрямик таранит молодую поросль, на ходу передергивая помповушку. И — подламывается в коленях, падает медленно и нелепо. Кеннеди всаживает в окно остаток обоймы, вставляет новую, стреляет еще. Автомат замолкает.

Он вскакивает, несется вперед. Быстрее, еще быстрее! Навстречу — из-за угла штаба — человек в камуфляже, в руке пистолет. Они стреляют — одновременно. Щеку обжигает дуновение пролетевшей мимо смерти. Человек отброшен выстрелом, пытается встать, пытается поднять оружие. На правой стороне груди растет красное пятно. Кеннеди стреляет снова — и в момент выстрела узнает человека: Грег!!! Промах! Мать твою, вот где всплыл этот тихоня! Надо брать живым!

Пистолет в дергающейся руке Грега ходит ходуном — но плюется огнем и свинцом. Кеннеди, как-то проскочив между пулями, бьет ботинком по оружию. И тут же второй раз — в голову.

Бежит дальше. Дверь в диспетчерскую полуоткрыта. Внутрь! Человек у пульта связи что-то лихорадочно орет в микрофон, в опущенной руке — «Ингрэм» с глушителем. Больше никого, лишь под окном видна бесформенная груда в камуфляже — от нее расползается красная лужа. Человек резко поворачивается. Кеннеди стреляет трижды. Одна пуля попадает в шею, разрывая артерию. Неправдоподобно яркая кровь хлещет на пульт, на пол. Несколько капель долетают до Кеннеди. Человек давит на спуск — рефлекторно. Глухие, очень частые хлопки «Ингрэма» сливаются в непрерывный звук, пули терзают пол из свежих сосновых досок…

И Кеннеди совершенно неожиданно чувствует резкий аромат смолы, перекрывший запах крови и сгоревшего пороха.

Пистолет-пулемет затихает, расстреляв всю обойму. Человек ворочается на полу — тоже затихая. Кеннеди запирает дверь, бросается к пульту. Чем бы не кончился бой, надо немедленно послать сообщение… Лишь тогда всё будет не напрасно… Проклятье! Одна из его пуль разнесла блок питания — ни один светодиод на панели рации не светится… Кеннеди рычит.