Цена свободы. Дверь через дверь - Андрей Александрович Прокофьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не могу согласиться. Поймите меня, прислушайтесь, и ты Егор должен сделать это в первую очередь. Слишком большой риск. Да, мы поклялись. Да, мы не изменим убеждений и веры в великое дело. Но разве можем мы подвергать всё это неоправданному риску. Всё крепче и сильнее сжимается вокруг нас кольцо. Уже сейчас они следят за каждым нашим шагом. И я, временами, в отчаянии думаю: почему они медлят – вскочив с ящика, стараясь по очереди смотреть в глаза товарищам, высказался Андрей.
– Я знаю, мы все знаем, все находимся в одинаковом положении. Твои последние слова, нет у меня ответа, только вера в предначертание, в сверхъестественные силы, которые помогают нам. Звучит не очень, но если поторопимся, то испортим всё – спокойно ответил Егор.
– Егор, я понимаю, что всего предусмотреть нельзя. Только в твоем учении, истории создания нового мира нет такой ситуации, о которой мы сейчас говорим. Значит ли это, что история является неполной, и ни думаешь ли ты о том, что нужно дополнить недостающие звенья. Вот тогда, как я полагаю, мы перестанем испытывать излишнее нервное напряжение – произнес Петр, не сводя своих глаз с Егора.
– Ты прав, ты видишь. Я сам хотел рассказать, напомнить, сопоставить – улыбнувшись, ответил Егор.
– Нет, вы не о том. Разве не понимаете? Разве самопожертвование есть главная цель? Я не боюсь, мне плевать. Но погибнет всё дело. Вместе с этим лишатся возможности обрести новый, справедливый мир миллионы людей. Об этом нужно думать, а ни дополнять понятия и параграфы. Еще раз, самопожертвование, эшафот, проклятия, ненависть – это главная цель? – продолжал горячиться Андрей, по глазам остальных было видно, что все они, хоть и в разной степени, разделяют беспокойство товарища, не являлся исключением Егор, и лишь Лена смотрела на происходящее с совершенной отрешенностью, так как будто всё это нормально, всё это её совсем не касается, лишь глаза, которых не сводила с Егора, говорили о том, что всё лишь кажется.
Теплота и безмятежность наполняла сознание. Никуда не торопилось время. Ощущение, что всё застыло, чтобы больше не сдвинуться с места. Оставив всё как есть, таким, каким много раз виделось Лене, и никогда не обманывало утверждение: всё так и будет, счастье, не смотря на происки тревоги, достигнет полномасштабного ощущения, наплевав на всё то, что остается за границами очерченного круга.
– Мы не можем разделить эти два понятия. Новая эпоха, новый, нами приближаемый, мир и самопожертвование, и страшная кровавая плаха, есть звенья одной цепи. Я не говорю о том, что так должно быть, что данное неизбежно. Но я и не говорю, что мы можем исключить такой поворот событий. Сколько раз было сказано, и я осознаю опасность, и я даже не могу заставить вас мне верить и следовать за мной. Я могу лишь верить в вас, верить в искренность нашего дела, в то, что неизбежно придет. И за это я готов пожертвовать своей жизнью, не испытывая никакого сожаления – поднявшись, повысив громкость голоса, произнес Егор.
– Давайте не будем отступать в самый ответственный момент. Давайте продолжим нами задуманное. Мы не одни, нас ждут, в нас верят много людей. Пройдет время, и их будет еще больше. Пройдет еще больше времени, и они смогут забыть наши имена, но наше, нами начатое дело, останется с ними навсегда. Придут поколения, наступит время, когда хозяевами жизни станут те люди, которые не будут иметь представления о том, что когда-то существовал вот этот мир, в котором всё сгорает от жадности, самолюбования, ненависти, презрения, злости, алчности, обмана – всего того, чему имя сплошной порок, сплошной обман. Я знаю. Я верю. Дверь через дверь должна исчезнуть, для этого я прошу у вас, прошу вас, еще три месяца – закончив говорить, Егор оставался на прежнем месте, ожидая реакции со стороны своих товарищей.
– Мы с тобой. Мы вместе. Мы готовы – послышалось, и справа, и слева.
Соратники окружили Егора. Каждый обнимался с каждым. Поднялась Лена. Смотрела, улыбаясь, несколько раз подняла голову вверх, взглядом встретившись с чистотой синего небосвода.
3
Не всегда, ох, как не всегда видения дарили картинки солнечного умиротворения, где застывшее оформленное в рамку время. Время, которого не было на самом деле, которое существовало параллельно, лишь образно вторгаясь в смутную и безликую палитру того, что существовало на самом деле, и этот странный контраст безжалостно убивал. Выворачивал наружу всё, что там находилось. Смеялся, отбирая в своё пользование самое лучшее, что только могло быть. Несусветная мука вытягивала нервы и ощущения. Старалась заменить одно другим, не дождавшись положенного этому времени, а спустя какой-то час наполняла сознание свершившимся счастьем, не эпизодом, целиком, чтобы уже никуда невозможно было уйти. Под ногами вершина. Беснующийся ветер – единственный враг, который еще сохранил силы к противостоянию, который продолжает попытки опрокинуть, сбросить вниз, лишить заслуженного пьедестала. Не выходит, лишь дразнит, доставляя дополнительное удовольствие, окатывая напоминанием о достигнутой победе, об отголосках продолжающейся борьбы, о свежести первозданного блаженства, в котором отчетливо и ясно видится приоткрытая дверь, как символ, как самый главный и давно обозначенный шаг, от которого уже нельзя отказаться.
Влад прижался к стене, в том углу, что с правой стороны от входной двери в суровый кабинет своего отца. Тяжело и отрывисто билось сердце. Противная, липкая влага застревала в волосах, прямо на макушке, чуть ниже, чуть ближе к шее. И если бы они могли его увидеть, если бы они смогли его почувствовать, то страшное видение, с незаконным присутствием, без всякого сомнения, исчезло, отпустив Влада, избавив перегруженные нервы от очередного испытания участвовать в том, что уже имело место, в том, что уже свершилось, миновав его присутствие. Зачем возвращаться, зачем еще раз слышать то, что уже не имеет актуальности. Но они не видели Влада, они не чувствовали его, а значит, ночь вновь располагает, только ей понятными планами.
Но ведь не было, почему, он должен воспринимать происходящее за чистую монету. Кто даст гарантии, что именно
