История Рай-авеню - Дороти Уннак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что-то было подозрительное в ее требовании общаться только с самыми здоровыми и крепкими. На ум приходило слово «отбор». Наконец он спросил ее, уж не отбирает ли она людей определенного рода.
— Да, у меня есть список. Из тех, кого вы отобрали. Это люди, которые соответствуют вашим требованиям.
Ева быстро отреагировала на его слова, на лице появилось враждебное выражение:
— Как вы смеете?! Как вы смеете говорить со мной в таком тоне и делать какие-то намеки?
— Но ваша заявка так необычна. Скажите точно, кто вы такая и какую организацию здесь представляете? Куда вы устраиваете всех этих людей? Что за цель преследуете?
Ева Файн, не моргая, глядя прямо в глаза, ударила его по лицу тыльной стороной ладони. Удар был так неожидан и так силен, что Бен упал. Когда поднялся на ноги, она была готова защищаться.
Он покачал головой и поднял вверх руки:
— Ну успокойтесь, леди. Я думаю, нам лучше мирно побеседовать.
А затем, видя, что она все так же намерена драться, схватил за руку, заломил ее за спину и прижал девушку к себе. Она не напряглась и не сопротивлялась, а напротив, сразу же расслабилась, и он понял, что она прошла специальную подготовку. Отпустил ее и оттолкнул от себя.
— Хорошо, я сдаюсь. Глупо, не правда ли? Я думаю, что мы по одну и ту же сторону баррикад. Послушайте, извините меня, я сказал глупость. Мои слова…
— Звучали оскорбительно.
— Да. Оскорбительно. Мы все очень чувствительны к определенным словам и намекам. Как насчет того, чтобы поговорить? Я не могу вот так просто дать вам этот список, не зная, что вы будете делать с этими людьми.
— Вы действительно так обеспокоены их судьбой?
Теперь уже Бен разозлился. Он должен доказать, что не зря работает в этом ужасном месте. Он ответил тихим голосом:
— Нет. Я вовсе не обеспокоен их судьбой. Просто хочу написать книгу обо всем этом и заработать миллион долларов. Вот почему торчу здесь. Понятно? Ну, вот и хорошо.
Она покачала головой и протянула руку:
— Теперь я хочу извиниться перед вами. Мне думается, что мы оба очень переутомились. У вас есть сигарета?
Они сидели рядом, курили и изучали друг друга. Ей нравился этот большой, здоровый, красивый рыжеволосый американец.
— Полагаю, что у вас есть свои веские причины для пребывания здесь, поэтому хочу довериться вам. Что-то говорит мне — вы надежный человек. Да?
— Да.
Она родилась и выросла в Палестине, и все в ее роду на протяжении трех поколений были членами воинственной организации Хаагана. Она вступила в нее в семнадцать лет и теперь уже была в звании капитана.
— Да. Эта организация незаконна. Всякие еврейские организации незаконны с точки зрения британского законодательства. — Она погасила свою сигарету о ствол дерева. — Но это скоро кончится. Мы добьемся независимости. У нас будет еврейское государство — Израиль.
— Вы верите в то, что это случится?
В ее голосе зазвучал металл:
— А вы полагаете, что этого не произойдет?
— Не знаю. Я никогда не задумывался о сионизме.
— Сионизм? Можете называть это сионизмом. Мы же говорим о выживании нашего народа. Кому мы нужны, черт возьми? Ни вашей стране и ни одной из европейских стран. У нас должна быть своя страна. В Организации Объединенных Наций идут по этому поводу одни дебаты. Вы знаете, почему? Они тянут время, чтобы арабы могли хорошенько подготовиться к войне и уничтожить нас, как только возникнет государство Израиль. Это сразу решит «еврейский вопрос» раз и навсегда. Но этого не произойдет.
— Так вот почему вам нужны здоровые, крепкие парни?
Она взяла из его рук еще одну сигарету и затянулась.
— У нас есть подпольное движение. Есть такие друзья, что расскажи я про них, вы бы удивились. У нас есть грузовики и автобусы, но им также придется проделать большой путь пешком до Югославии, откуда они поплывут на пароходе до пункта назначения.
— В Палестину?
— В Палестину, которая скоро станет Израилем.
— Но англичане…
— Они, конечно, вмешаются. Они будут упорствовать до конца. Тех из нас, кого им удается поймать, будут отправлять в концлагеря на Кипре. Это пока тайна. Но самые упорные достигнут цели. Они проникнут в глубь нашей территории. И когда у англичан кончится право на управление нашей страной, они приступят к действиям. Тогда Израиль будет объявлен независимым государством. Это произойдет очень скоро — в течение года.
— А вы живете в кибуце и занимаетесь фермерством?
— Да, но я еще и воин. Я — капитан. Руковожу людьми.
— И вы принимаете участие в войне?
— Вы хотите сказать, что женщины принимают участие в войне? Посмотрите, что творится кругом. Кто составляет добрую половину жертв войны? Женщины и девушки. В Палестине мы все воины. Мы делаем то, что обязаны, мы исполняем наш долг. А вы, Бенджамин Херскель? Что вы собираетесь делать? Вернуться в Соединенные Штаты и стать там врачом или адвокатом, или кем-то в этом роде? А все, что происходит здесь, останется для вас просто воспоминаниями? Или, может быть, организуете фонд помощи для своего народа? Ведь вы, в конце концов, американец, да?
Бен глубоко вздохнул. Его сердце забилось сильнее.
— Я еврей.
— Да? А что это значит для вас? Скажите мне.
— Сами знаете. Посмотрите вокруг.
— Хотите вступить в нашу организацию? Быть вместе с нами, с Израилем? Вы хотите отказаться от прежнего дома и обрести новый дом в нашей стране? Таковы наши условия. Вы согласны?
Ни минуты не колеблясь, Бен ответил, что согласен.
Вот то, к чему он шел с первого дня, когда оказался в лагере и увидел, что там творится. Он обнял Еву, и она тотчас ответила ему взаимностью. Не говоря ни слова, они разделись и предались любви, как будто знали друг друга много лет. Никто из них не был удивлен. Так оно и должно было случиться.
Ева ласкала его влажное лицо, нежно целовала.
— Ты можешь отправиться с новой группой через два дня?
— Да.
* * *Через два месяца, когда он во второй раз переправился с очередной группой в Цезарию, там их поджидали англичане. Из двух сотен нелегалов, прибывших на французском корабле, сто были захвачены и отосланы на Кипр. Семидесяти пяти удалось бежать, а двадцать пять человек убиты.
Бен Херскель был ранен, и ему отняли правую ногу до колена.
Но он выжил и женился на Еве Файн. Он принимал активное участие в создании своей новой родины, государства Израиль, чья независимость была декларирована ООН через год после того, как Бен прибыл туда.
Глава 8
Еще до своей демобилизации из армии, в конце 1945 года, Чарли О’Брайн начал изучать иудаизм. Капеллан-еврей,[8] двадцатипятилетний бывший раввин из Сан-Франциско, сказал Чарли, чтобы он был в этом деле очень осторожен.
— Это твоя реакция на то, что ты увидел здесь, Чарли. С одной стороны, нормально, но, с другой стороны, граничит с истерией. Вернувшись домой, поговори об этом со своим священником и со своей матерью. Поговори со своим братом. Ты ведь всю жизнь был католиком. Может быть, тебе просто следует взглянуть на католицизм под новым углом зрения. То место, где мы сейчас находимся, — он пожал плечами, — это просто ад. Никто не может здесь рассуждать как нормальный человек. Не принимай тут скоропалительных решений, которые окажут влияние на всю твою последующую жизнь.
Чарли кивнул и поблагодарил капеллана. Он несколько раз ходил в церковь во время мессы, пытался разговаривать с католическим священником, который посоветовал ему сосредоточиться на своей религиозной жизни по возвращении домой. Он также предостерег его от принятия каких-то решений под воздействием эмоций и совершения непростительных ошибок.
Бен Херскель изменил всю свою жизнь, не колеблясь ни минуты — он остался в армии, был произведен в майоры и стал переводчиком на Нюрнбергском процессе. Но даже он предостерегал Чарли от принятия каких-то решений, советовал ему вернуться домой и там во всем разобраться.
— Господи, — говорил Чарли, — вы, евреи, сумасшедший народ. Если кто-то из вас хочет стать католиком, то крестится немедленно, берет в руки четки и идет на богослужение в ближайшую церковь.
— Да, но если кто-то заявляет о том, что хочет стать евреем, то реакцией нормального человека будет — этот парень спятил. Вот в чем вся разница.
— Но я — еврей. Я еврей по матери. Бен, я настроен очень серьезно. Я чувствую, что обязан…
— Переделать мир? Отомстить за эти ужасные преступления? Чарли, делай то, что считаешь необходимым, но делай разумно. Хорошо?
— Ты и я, мы всегда делали то, что считали необходимым, не так ли? И мы делали это во имя благих целей.
Бен вздохнул и грустно улыбнулся:
— Мы делали то, что нам необходимо было делать, Чарли. Ладно, я все сказал. Верю, что ты поступишь так, как велит тебе сердце. Будь осторожен, парень. Молись за меня, хотя бы время от времени. Где бы ты ни был.