Некромант на свободе - Александра Лисина

— Так ты… вы… поэтому велели принести как можно больше еды?

— Да. А еще потому, что нам и с тобой не мешало бы перекусить.

Шмыг опустил плечи и понуро кивнул.

— Идем, — опустив руку ему на плечо, я деликатно подтолкнул его к лестнице. — Она очнется примерно через два часа. Тогда и посмотрим, что получилось.

— Вы останетесь у нас?! — радостно вскинулся мальчишка.

— На время. Чтобы убедиться, что все прошло как надо. А потом мы вернемся в замок и проверим, как выполняются мои распоряжения.

— А можно я тут посижу? — умоляюще вскинул голову Шмыг. — Я хочу побыть рядом… вдруг она очнется раньше?

Я пожал плечами.

— Сиди, если хочешь. А я подожду внизу — там почище.

После чего забрал из рук слуги корзинку, деловито порылся в ее содержимом, отломил кусок черствого хлеба и, положив на него немаленький шмат холодного и жесткого мяса, вручил обеспокоенному пацану.

— На. Ешь. А то смотреть больно. Когда придет в себя, позовешь.

Мальчик снова кивнул, а я со спокойной совестью отправился вниз, намереваясь плотно перекусить. Однако когда я оказался в светлице и увидел толстый слой пыли, которого не было, наверное, только на столе, брезгливо скривился и, решив не изменять своим привычкам, все-таки воспользовался парой бытовых заклинаний.

Ничего. Будем считать, что и это — не благородное деяние или помощь страждущим (такого позора моя душа не переживет), а обычная практика для развивающегося дара. И совершенно необходимое для обеспечения моего комфорта действие.

Коротким вихриком собрав скопившуюся в комнате пыль, грязь и копоть, я уплотнил его в несколько компактных шариков и, недолго думая, вышвырнул на улицу через печную трубу. Затем, покосившись на просевший потолок, укрепил его заклинанием, чтобы тот не обрушился в самый неподходящий момент на мою драгоценную голову. Поморщился от издаваемого половицами мерзкого скрипа, терзающего мой тонкий слух. Подновил и их, пока никто не видел. Только после этого осторожно поставил корзинку на девственно чистый стол и с довольным видом потянулся к снеди.

Наверное, я слишком увлекся аппетитным видом еды и слишком жадно вгрызся в жареную куриную ногу, в кои-то веки испытывая зверский голод, поэтому не услышал скрипа открывающейся двери и не сразу отреагировал, когда в светлицу ворвалось что-то всклокоченное, грязное и недовольно рычащее. Благо пол теперь не скрипел и почему-то начал скрадывать звуки шагов. Дверь висела прочно и даже не хлопнула. И лишь когда на стол передо мной опустилась мрачная тень, я сообразил, что происходит что-то неправильное.

— Что?! Тут?! Творится?! — гневно выдохнул перепачканный в какой-то липкой черной гадости пришелец, вперив в меня злой взгляд, а потом по слогам процедил: — Кто?! Ты?! Та-кой?! И как?! Это?! Сде-лал?!

Я чуть не подавился, неожиданно обнаружив, что вся выброшенная мной грязь чудесным образом осела на этом бедолаге. Печная копоть, сочная пыль с пола и подоконников, грязь с пола и потолка, древесная труха и демон знает что еще… кажется, я слегка переусердствовал и напрасно не проверил, в кого улетит мой «подарочек». После чего виновато кашлянул, отложил в сторону недогрызенную куриную лапу и еще виноватее развел руками.

Да и правда — я ведь не нарочно?

Глава 14

«Время от времени нужно совершать поступки, которых от тебя не ждут. Пусть враги перемрут от удивления».

Незнакомец выглядел более чем внушительно — широкие плечи, мощные ручищи, которые совершенно не скрывала просторная, тщательно залатанная и носящая следы копоти рубаха; такой же мощный торс, выдающий в нем недюжинную физическую силу. Открытое лицо, сейчас трудноразличимое под густым слоем грязи. Роскошная шапка русых кудрей, перевязанных простым кожаным ремешком и тоже припорошенных пылью. Излишне короткие, как будто обгоревшие по краям брови. Ярко горящие на закопченном лице синие глаза. Узкие губы, сложившиеся почти в прямую линию… вошедший был определенно недоволен случившимся и явно намеревался стрясти объяснения с меня, как с первого же попавшегося под руку неопознанного лица.

К счастью, оправдываться не пришлось — стоило Шмыгу услышать знакомый голос, как он тут же кубарем скатился по лестнице, радостно крича:

— Отец! Как хорошо, что ты пришел…!

Мужчина удивленно отпрянул, когда мальчик с ходу его обнял и крепко прижался, а потом и вовсе мгновенно сменил гнев на милость, заметив еду и поняв, что без обеда сегодня не останется.

Я с готовностью подвинулся, уступая ему место и с любопытством изучая хозяина дома, мудро шагнувшего сперва к стоящей в углу кадке с водой и решившего смыть с себя налипшую грязь. А мальчик продолжал тараторить какую-то чепуху, весьма неплохо заговаривая отцу зубы. Причем в этом чувствовалась определенная практика — так много всего сказать, но при этом обойти вниманием самое важное, не каждому дано. К примеру, Шмыг очень скомкано отозвался обо мне и причинах моего появления, но зато очень подробно расписал то, что успел за эти дни увидеть в замке. Вспомнил о Лиш, о громиле-поваре и ворчливом управляющем, со смехом рассказал отцу о царящей у нас разрухе. Затем перескочил на сегодняшние события, начав с прибытия целого стада коров и последующей ссоры между слугами. Наконец, заявил, что теперь будет работать у «господина барона» постоянно, и с гордостью выпятил грудь, ожидая заслуженной похвалы.

Я и правда был готов его похвалить за рвение. Мальчишка явно хотел сохранить мою тайну, изворачивался как только мог, при этом почти нигде не погрешив против истины, был откровенно взволнован неожиданным возвращением строгого родителя, но виду старался не подать. И даже постарался прикрыть меня собой, когда решил, что обозленный папка может сорвать на мне плохое настроение… одним словом, молодец. Далеко пойдет малец.

Отец, как ни удивительно, выслушал его молча, время от времени позволяя себе снисходительную усмешку. Чему-то покивал. Что-то равнодушно пропустил мимо ушей. В паре мест, когда Шмыг распинался про прибывший табун и целую вереницу тяжело груженых повозок, заинтересованно прищурился, не забывая при этом добросовестно уминать содержимое корзины. Услышав про Вигора, оставшегося руководить разгрузкой, только поморщился. О досадном происшествии с самим собой, казалось, уже забыл. Однако когда мальчик, наконец, умолк, а еда на столе почти закончилась, он неторопливо повернулся ко мне и, словно позабыв про все то, о чем только что говорил раскрасневшийся от волнения сынишка, совершенно спокойно осведомился: