Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799 – 1805 гг. - Дмитрий Юрьевич Пучков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правда, ниже министр писал: «Однако я должен добавить для вашего сведения, что желание Франции поддержать Оттоманскую порту предполагает, что она сама сделает усилия, чтобы поддержать себя, и что она не будет увлечена в катастрофу какими-либо неотвратимыми обстоятельствами…» Иначе говоря, туркам надо помогать, но, если их империя зашатается и рухнет, необходимо не пропустить своей добычи при разделе ее владений. Однако французское правительство предполагало, что такой момент наступит не скоро. «Впрочем, это предположение [о разрушении Турецкой империи. – Примеч. авт.] относится к далеким от нас временам, – писал министр, – и, без сомнения, не будет скоро реализовано»[239]. Таким образом, хотя во Франции и подумывали о разделе Османской империи, однако относили подобную возможность к отдаленному будущему, а в описываемое время старались скорее поддерживать Турцию и особенно развивать с ней торговлю. Так что «высадка в четырех местах» существовала разве что в фантазиях канцлера Воронцова.
Зато в Константинополе все с большей подозрительностью смотрели на северного соседа. Действительно, разумные политики судят по делам, а не по словам. Несмотря на союзные отношения с Турцией и бесконечные заявления о том, насколько важно спасать Оттоманскую империю от недругов, Россия продолжала развивать свое давление на юг. Она поддерживала антитурецкие выступления в Молдавии и Валахии, фактически превратив Дунайские княжества в территорию под своим протекторатом. Россия помогала борьбе сербов за национальную независимость, старалась утвердить свое влияние в Черногории, ее агенты действовали на территории Греции. Наконец, русские войска, не останавливаясь, продолжали наступление между Черным морем и Каспийским, занимая владения князьков, находившихся в вассальной зависимости от Турции и от Персии. В 1801 г. Грузия вступила в русское подданство, в 1803 г. началось присоединение Азербайджана к России, в 1804 г. была взята крепость Гянджа, в 1805 г. заняты Карабахское и Ширванское ханство, в том же году будет занят Баку. Даже если многие из этих действий мотивировались искренним и благородным желанием помочь единоверцам, туркам от этого было не легче. Все это было куда более весомо, чем мнимые угрозы со стороны «страшного» Бонапарта.
Действительно, французские агенты действовали на Балканах. Однако главной целью этих демаршей было сбить с толку англичан насчет истинных намерений первого консула. Одновременно французские агенты проникали и в Ирландию, где, обещая скорую высадку французских войск, призывали к национально-освободительному восстанию. Однако никаких следов серьезных намерений двинуть эскадры и армию в Грецию или Ирландию нельзя найти в опубликованных документах той эпохи, не приходилось автору этих строк видеть подобные бумаги и в архивах, и сомнительно, чтобы они существовали, кроме как в виде оставленных без рассмотрения прожектов. Зато существуют тысячи опубликованных и неопубликованных документов о гигантской работе по организации Булонского лагеря и десантной флотилии.
Отсутствие результатов первого зондажа австрийской позиции ничуть не обескуражили Александра и его канцлера. 20 декабря 1803 г. (1 января 1804 г.) А. Р. Воронцов написал пространнейшее послание послу Австрии в Санкт-Петербурге графу Стадиону. В этом послании старый канцлер снова живописует картину чудовищной угрозы, которая нависла над Европой и которую глупые австрийцы никак не могут себе уяснить. Не смущаясь противоречием со своим предыдущим демаршем, он уже описывает не ужас вторжения французов на Британские острова, а кошмар, который начнется из-за неизбежной неудачи десанта. «Не подлежит сомнению, что общественное мнение во Франции, которое до сих пор Бонапарту удавалось в целом заставить относиться к нему благосклонно, во многом изменится для него к худшему. Десант в Англию, в подготовке которого он зашел слишком далеко, чтобы не попытаться произвести его, и осуществление которого, как он теперь видит, связано с большими трудностями, не обещает ему никаких вероятных шансов с успехом выйти из критического положения, в котором он находится. Какими средствами может поднять Бонапарт упавший гражданский дух страдающей и обманутой нации? Как успокоит возбуждение ропщущей армии и алчных и недовольных генералов? Из всего, что было сейчас сказано, вытекает, что первый консул не может долго оставаться в своем теперешнем положении и что ему остается одно из двух: или скорее заключать мир, или продолжать осуществление своих захватнических планов. Первое решение было бы, несомненно, наиболее желательным, но сколько препятствий для того, чтобы оно могло осуществиться! Англичане теперь согласятся на мир лишь на тяжелых для Франции условиях; эта держава не может больше домогаться status quo ante bellum, и Бонапарт, заключая мир, рискует потерять свою славу, разрушить очарование, которое создавали ему до сих пор его удачи, и подготовить свое падение в связи с потерей им уважения внутри страны. Его характер и его положение заставляют, следовательно, предполагать, что он предпочтет пойти на самый большой риск, чтобы отсрочить катастрофу, которая, по его мнению, возможно, будет ускорена, если он начнет идти на уступки»[240].
В этом пассаже видна не только полная необъективность, но и следы великолепных докладов Аркадия Ивановича Моркова, особенно когда автор говорит о «страдающей обманутой нации… ропщущей армии и алчных и недовольных генералах». Интересно, что канцлер и, естественно, император, обращаясь к австрийцам, проявляют прагматизм, от недостатка которого страдал наивный Павел. Зная, что в Вене небезразличны к красотам Италии, царь и его канцлер, не смущаясь противоречиями с благими намерениями будущей коалиции, походя бросают фразу о том, что в России с пониманием относятся к интересам австрийского двора: «Естественно, что Австрийский дом, будучи тогда вынужденным понести значительные расходы, пожелал бы также со своей стороны извлечь некоторую выгоду из создавшихся обстоятельств и постарался бы обеспечить себе на будущее лучшие границы в Италии (!!)…»[241]
Часто, описывая процесс складывания антифранцузского союза в эти годы, историки говорят о событиях, связанных с арестом герцога Энгиенского, и обмене жесткими нотами, которые произошли в апреле 1804 г. (см. ниже). Якобы эти события и резкий ответ Бонапарта на протест русского царя привели к разрыву между Россией и Францией. На самом деле из представленных документов совершенно очевидно, что Александр твердо настроился на войну с Бонапартом уже в конце 1803 г.
Это полностью подтверждают интересные документы из Российского государственного исторического архива. Здесь хранится подробнейший дневник австрийского военного атташе полковника Штутерхайма, который он вел в период с января 1804 г. по апрель 1805 г. В отличие от многих старческих
