Три доллара и шесть нулей - Вячеслав Денисов

У дома сматывают рукава два расчета пожарных. Там же белеет карета «Скорой», и рядом, борт в борт, с открытыми задними дверями расположился серый «УАЗ-3303» с синим проблесковым маячком на крыше.

«Труповозка...»

Очень мило. Теперь Хорошев даже не сомневался в том, что содержимым двух черных мешков, виднеющихся из чрева «уазика», являются Фрол и Трактор.

Черт побери, два разведчика, прошедшие войну, у которых китель на груди провисает от железа наград!..

Два спеца, способные умертвить любой мотострелковый взвод двумя ножами, лежали в мешках, как экспонаты археологических раскопок! И кто это сделал?! Зачуханный барыга, лысый толстозадый мошенник, который с пятнадцати метров даже не смог попасть сигнальной ракетой в окно размером два метра на два с первого раза!..

А вон и менты. Желтый «бобон» с двумя типами в форме и двумя – в штатском. Судя по всему, в живых после взрыва остался лишь он, Хорошев, и теперь четверо мусоров, с любопытством детей рассматривающих разрушенный, воняющий пепелищем дом, покуривают и ждут, пока очнется главный свидетель происшествия.

Очень хорошо, думалось Седому, что он вылетел из окна. Во-первых и самых главных, он остался после этого перелета жив. Во-вторых, его сейчас рассматривают как случайного прохожего. Будь по-другому, с ним бы сейчас сидел не медик-спасатель, а двое из этого квартета.

Хорошев окончательно пришел в себя и понял, что теперь все зависит только от того, как быстро смогут передвигаться ноги. Боли в нижних конечностях он не чувствовал, однако, будучи профессиональным военным, трижды раненным, знал то, чего не знал любой гражданский. Если ты не чувствуешь боли в ногах, то это еще не значит, что они не повреждены. Данный признак вполне может объясняться тем фактом, что ног нет вовсе. А боль отсутствует... Два куба промедола в каждую культю – и ты самое веселое и безболезненное существо на планете Земля!

Слегка приподняв голову, Седой убедился в том, что ноги на месте, повреждений на них нет, а не чувствует он их потому, что его уложили вниз головой. Так сделает любой профессиональный медик, обнаружив валяющегося на земле человека без единой кровинки на лице. Он это сделал, и вот, едва кровь поступила в мозг, он очнулся. Спасибо, брат! Медбрат...

С руками и лицом было чуть сложнее. Однако никаких трансформирующих признаков, указывающих на вывихи и переломы в руках, он не обнаружил. Лишь порезы от стекла, в клочья разорвавшие джинсовую рубашку.

Все, пора придумывать. Еще пять минут, и его уложат в белую «Газель» с красной полосой, туда заберется один из этих, курящих, и через полчаса начнется...

«Кто вы?», «Как оказались на месте происшествия?», «А где вы живете?»... Куча вопросов, ответы на которые впоследствии никоим образом не убыстрят следствие. Случись это на войне, Хорошеву уже давно бы сел на грудь разведчик противной стороны, поддел ножом глаз и, когда подполковник застрял бы в болевом и психологическом шоке, стал бы задавать правильные вопросы. «Сколько вас было?!», «Цель ваших действий?!»... Если бы подполковник задержался хоть на секунду, ему залепили бы скотчем рот, воткнули под ключицу нож и провернули. Потом бы скотч сорвали. Разговор уложился бы в две минуты плюс-минус тридцать секунд.

– Слушай, проводи меня до леска... Я в туалет хочу.

– Тебе нельзя вставать! – Внимание спасателя мгновенно переключилось с пожарища на больного.

– Ну что мне теперь, обоссаться, что ли? Стыдно же...

Парень из МЧС секунду подумал и стал вынимать из вены иглу. Действительно, человек и так натерпелся. Ничего страшного, если он на секунду поднимется, отправит естественные надобности и снова ляжет.

– Только опирайся на меня.

– Конечно, конечно...

На их уход из зоны видимости, как заметил Седой, никто не обратил внимания. Конечно, куда интересней рассматривать груду сгоревшего мусора и вынимать оттуда оружие, целые, не пострадавшие в результате взрыва бутылки вина и занятные вещи типа малахитового письменного прибора или золоченых часов...

– Далеко не заходи.

– Ага... – сказал Хорошев и прошел еще четыре шага.

Теперь, за лапником молодого ельника, их совершенно не видно.

– Будь другом, подержи меня за плечи...

Потерпевшего шатало. Делать нечего, придется подержать – конечно, подумалось спасателю, не враг работу дал, сам выбирал. Выбрал бы профессию штукатура – не пришлось бы мочащегося мужика за плечи держать.

Едва плеч Седого коснулись руки медика, он резко развернулся и мощным ударом пробил ему в пах коленом. Обезумевший скорее от изумления, нежели от боли парень успел лишь взвизгнуть:

– Ты че?!!

– Извини. – Зажав голову на тонкой шее под мышкой, Хорошев рухнул на землю, успев прокрутиться во время падения вокруг собственной оси. Почувствовав в руках омерзительный хруст шейных позвонков, он выпустил голову. – Это просто работа...

Теперь была дорога каждая секунда. Подполковник действовал, уже не думая, находясь в том состоянии, когда работаешь один в тылу врага. Мозг не ищет решения, он успевает лишь одобрять или отрицать быстро совершаемые поступки.

Сорвав с плеч мертвого спасателя куртку, он бросился в гущу ельника.

Минута... Куртка надета на плечи.

Полторы...

Через минуту-другую менты или кто-то другой заинтересуется отсутствием пострадавшего и направится к месту его лежания. Потом войдет в лес. Тревога, всеобщий шухер, поиски...

Три минуты...

Ельник заметно поредел, и сквозь него, как сквозь зеленую дымку, очень хорошо видна полоска дороги. Ничего, движение тут бойкое, он должен успеть...

Пять минут. На взмах останавливается «ЗИЛ»-«самосвал».

– В город?

– Нет, через пять километров сверток на Ельцовку. Подбросишь?

– Садись.

– Спасатель?

– Да, тут дом взорвался, угли разгребаем. Сейчас в Ельцовку мчусь, за бинтами и аспирином.

– Понятно...

Через пять километров знак – «Нижняя Ельцовка».

– Удачи!

– И тебе того же!

Куртка стаскивается с плеч и бросается внутрь сточной трубы под дорогой.

Короткий взмах руки – и, обволакивая его волной пыли, у обочины тормозит «КамАЗ».

– Брат, до Минихи!

– Прыгай.

Через пятнадцать километров – сверток на Миниху, а в заднем зеркале, на горизонте, маячит темная легковушка.

– Куда торопишься?

– Жена в Ельцовке на сносях, а акушерка, падла, в райцентр свалила! Знала ведь, сука, что вот-вот воды должны отойти!.. Сейчас в Ельцовку, за доктором...

– Так я подброшу!

– Прямо не знаю, как тебя благодарить...

Вот и поворот. «КамАЗ» врывается в поселок как ураган и останавливается у деревянного здания с табличкой «Третья поселковая больница районного...».

– Счастливого пути!

– Жене привет! И сыну!

– У меня дочь, паря!..

У раймага тоскует, привалившись к рулю, конопатый парнишка лет двадцати-двадцати двух.

– До Тернова доедем?

– Так это ж пятнадцать верст?

– Так это ж двести рублей!

В начале двенадцатого Седой появился в доме Хана.

Еще через пятнадцать минут со двора выехали серебристый джип и черный «Мерседес». Уезжали все, кто находился в доме. Иначе было нельзя. Один из тех, кто в данный момент находился в черных мешках внутри «труповозки», Фрол, был зарегистрирован по адресу: поселок Кольцово, улица Восьмого Марта, дом пятнадцать. Сыщики от уголовного розыска могли выяснить это как через десять минут, так и через несколько суток.

Но когда уходишь от погони, верить нужно в лучшее, а ожидать худшего...

Николай Иванович Полетаев посмотрел на часы.

«Пора».

Пять часов назад произошло чудо – он вышел из самого настоящего боя со специалистами Хорошева живым и невредимым. Почти не испуганным, если не считать не проходящую боль в печени после взрыва дома. По всей видимости, в тот момент, когда Полетаев спрыгнул с крыши, адреналин стал выделяться в таком количестве, что орган, отвечающий за его производство, просто вышел из строя.

Чудо произошло пять часов назад, но оно не повторится, если он будет вот так сидеть на лавочке, в сотне метров от фонтана, и не подойдет к месту встречи за пять минут до назначенного времени. Встреча не состоится, и каждый останется при своем. При таком исходе Полетаев был уверен лишь в одном – он наглухо перекроет для себя канал возможного сбыта картины и... И останется при ней. Будет еще несколько лет лицезреть пузатого, мерзко улыбающегося мальчика, стоящего на берегу какой-то лужи. «Маленький ныряльщик»... Кому он нужен?! Только тому идиоту, который придет к фонтану, где собираются педерасты, и выложит за это рисованное чудовище три с половиной «лимона» баксов!

Кстати, о фонтане... И о том, кто к нему уже подтянулся. «Сегодня день какой-то странный, – думалось Полетаеву, когда он вялой походкой приближался к засохшему источнику, – активный он, день, какой-то...»

В отличие от прошлых дней, когда на этом «пятаке» собиралось не больше семи-восьми отщепенцев, сегодня к чуду сталинской архитектуры подтянулась целая демонстрация. Около двадцати ненатуральных мужчин топтались – кто в паре, кто поодиночке – и высматривали среди своих дичь. Полетаев перехватил взгляды двоих или троих из них и понял, что так обычно смотрит обезьяна, стремящаяся что-то украсть у сородича. Отсутствующий, на первый взгляд, вид указывал на прямо противоположное – на способность ухватить добычу тогда, когда она менее всего этого ожидает. Знакомство, тюли-мюли и прочее уже потом, когда цель захвачена...