Последнее оружие - Филипп Ле Руа

Мари включила CD-плеер. «Stuck in a moment you can't get out of»[31] – заскрипело из все еще целого динамика.

– Думаю, нашла песню, которая как раз подходит к ситуации.

Она пыталась хоть чем-то перекрыть шепоты леса.

– Не хотите мне сказать, что делаете в Африке?

– Противоположное тому, что делает Боно.

– То есть?

– Он спас восемьдесят тысяч африканцев. Я их гублю.

– Что за бред вы несете?

– Есть несколько способов изменить мир. Тот, которым пользуюсь я, далеко не лучший.

– Почему?

– Потому что не испытываю к этому желания. Чтобы изменить мир, надо иметь убеждения, веру, идеалы. У меня же ничего такого нет.

Сидя рядом с нагой, как Ева, Мари, в этих первобытных джунглях, в долине, приведшей их в глубь времен, Натан не удержался от откровений.

– Так вы ни во что не верите?

– После смерти жены я уже четыре года живу оттельником. Усиленно занимаюсь дзен и боевыми искусствами, чтобы стать сильнее и мудрее.

– Удалось?

– Нет, раз я здесь. Зато это мне прибавило эффективности в глазах ФБР. Я угадываю истину лучше, чем кто-либо другой, обусловленный своим социальным кругом образованием, воспитанием, культурой. А отсутствие это усиливает способность к эмпатии.

– Имя у вас хотя бы есть?

– Натан Лав.

– Если у вас нет своего эго, то как вы объясните, что меня к вам влечет?

– Быть может, потому что я влез в шкуру того, кто хотел бы вам понравиться?

Она положила руку на его затылок.

– Это вам удалось.

Она его поцеловала. Их тела прильнули друг к другу под звуки «Elevation». Натан сдержал первобытный позыв.

– Не хочешь зайти дальше? – спросила Мари.

– Тебя ко мне влечет, потому что рядом со мной тебе все кажется возможным – сделать революцию, послать все к чертям, спасти мир, бросить мужа…

– На кой черт приплетать сюда Поля?

– Согласен. Я жду худшего, включая солдат, выкуривающих меня из этого леса напалмом. Так что Поль на этих весах тянет немного.

– А сколько тяну я?

– Слишком много.

111

Они были окружены детьми. Натан вытащил ногу, зажатую рулем «лендровера», и разбудил растянувшуюся на мм Мари. Она еще ночью переползла со своего сиденья, теперь занятого обезьяной. Дротики света пронзали верхний ярус тропического леса, превращаясь на коже в теплую ласку. Мари подняла голову. Натан попросил ее не ерзать и помалкивать. Среди всех звуков, которые он различал, только один не был естественным. Он-то его и насторожил. Шум мотора.

Он спрыгнул на землю, увлекая Мари за собой. Дети побежали к туземке, которая махала им рукой. Вспорхнули птицы. Обезьяна удрала. Из-за поворота на большой скорости вылетела «мицубиси» и резко затормозила в пыли, развернув колеса перпендикулярно к траектории, чтобы увернуться от «лендровера». Машину занесло и сбросило с тропы. Протаранив радиатором заросли, внедорожник катапультировался со склона и сквозь листву акации врезался в манговое дерево, застряв в его ветвях. Землю избороздил дождь пуль. Уцелевшие преследователи палили по всему, что движется. Дети закричали и, повинуясь приказу своей воспитательницы, брызнули врассыпную, прячась от смертоносного дождя. С мангового дерева выстрелили из базуки. Снаряд со страшной силой ударил в баньян. Натан толкнул Мари в укрытие и выпустил свою единственную пулю, чтобы отвлечь внимание стрелков на себя. В прорезь прицела успел заметить, что манговый ствол лоснится от бензина. Бак внедорожника был пробит.

– Есть у вас в машине газовая плитка?

– В багажнике.

Еще один выстрел из базуки подбросил нос «лендровера» вверх. Натан отшатнулся от ударной волны, чиркнул спичкой, поджег баллон и, подбежав поближе, бросил его в дерево, кора которого пропиталась горючим. Полыхнуло пламя и, взметнувшись вверх по стволу, лизнуло «мицубиси». Машина взорвалась. Вспыхнула листва, дерево превратилось в факел. На землю упал объятый огнем человек. Потом другой, не переставая стрелять. Даже в последние секунды своей жизни он еще пытался убивать.

Натану удалось доехать на обгоревшем «лендровере» до центральной площади деревни. Выключать зажигание не понадобилось, поскольку мотор попросту сдох. Испуганное население застыло вокруг, как на фото. На капот уселась абиссинская сизоворонка. Только коровы, козы да несколько лошадей остались равнодушными к его появлению, равно как младенцы на материнских животах. Натан был поражен красотой этих людей и их разноцветных уборов. Голубые, красные, желтые бусы, бисерные браслеты кожаные пояса, разрисованные стройные и мускулистые тела, замысловатые прически с унизанными бисером косичками и прядями. Их одеждой были стеклянные побрякушки и краска.

– Думаю, мы попали к хамерам, – сказала Мари.

Они направились к человеку, рядом с которым стояли два воина с ружьями на ремне. За его спиной стояла давешняя воспитательница.

– У них ружья времен гражданской войны, – сказала Мари. – Прежний режим мобилизовал тогда и местные племена. Они их сохранили как сувениры, но патронов к ним нет уже давным-давно.

У того, кто казался вождем племени и отцом воспитательницы, задняя половина черепа была обрита. На лоб ниспадала гроздь оранжевых и синих косичек. Серьга в правом ухе соединялась с ожерельем из раковин ниткой бирюзового бисера. Торс покрывали белые арабески. На запястьях и щиколотках – десятки браслетов. Талия перехвачена тремя кожаными ремешками. На одном из них висел кривой кинжал. Натан попробовал говорить по-английски и по-испански. Мари – по-французски. С тем же успехом.

Подошла воспитательница и увлекла Мари в середину женской группы. Деревня стала оживать в стуке барабанов и песен. Натана одарили бусами и гостеприимством. Принесли ему меда, сорго, лепешек, молока.

Он потягивал из плошки кофе со странным вкусом, когда появилась преображенная Мари – разрисованная с головы до пят и вся в бусах. Они ели и пили вместе с остальными. Мари казалась немного не в себе – видимо, опоили каким-то дурманом. Туземец с красными воллосами и изысканным макияжем не сводил с нее глаз. Если они хотели задержаться тут на некоторое время, приходилось мириться с местными обычаями.

112

Хамеры сымпровизировали пляски вокруг «лендровера», стуча в барабаны до впадения в транс, колдовали, курили длинные трубки, жадно глотали какое-то терпкое питье. К концу дня машину стало не узнать – она была обработана дубиной, пестро расписана, украшена банановыми листьями и проткнута переплетенными ветками. Захмелевший от странных напитков Натан отдался уготованной ему судьбе. Он не спешил вернуться в современный мир, где за его голову была назначена награда. Утром над долиной пролетел самолет. Вероятно, Барни Риггз, починивший свою развалюху, катал австралийцев. Мари исчезла из виду несколько часов назад, но он не беспокоился. Какая-то туземка гипнотизировала его своими большими глазами, обведенными черным на черной коже. Плясала перед ним, пренебрегая гравитацией и гармонией. Ее длинные мускулистые ноги почти не отрывались от земли. Зато туловище вихлялось из стороны в сторону, закручивалось спиралью. Ряды бус и обмазанные глиной косички подпрыгивали на груди африканской статуи. Улыбка обнажала редкие и гниловатые зубы. Она протянула руки, завлекая его в свой чувственный танец, а потом и в хижину. Она называла его «Ната». Он понял, что ее саму зовут Аджи. Их разгоряченные тела скользили, терлись друг о друга, смешивая пот. Для каждого из них кожа другого с ее текстурой и экзотичными запахами становилась открытием. Пальцы Натана натыкались на бусины, полоски кожи, глинистые косички, бугорки, жесткие волосы. Запахи леса, мускуса и манго действовали на него, как опиумные испарения. И на животе этого волнообразно колыхавшегося эбенового создания ему казалось, что он занимается любовью с самой Африкой, с первой женщиной. Они глотали пыль, кусали плоть, испускали разнузданные стоны, мириады бусин разбегались по всем четырем углам хижины. Натан почувствовал, что у него в паху взорвалась космическая энергия. Он создал новые узы между Вселенной и человеком, между зримым и незримым, между видимостью и пустотой, но также между современным и первобытным миром, между Америкой, Азией и Африкой. Быть может, в этом расплаве зародится новое человеческое существо, искорка вечной жизни, наделенная сознанием и недолговечным телом, в котором потечет новая кровь. Аджи и Ната заснули в мире, во влажной духоте леса Маго. Перед тем как погрузиться в сны, которые не были прекраснее реальности, Натан подумал, что он снова хозяин своей судьбы, – он не зависит больше ни от кого, может говорить с деревьями, получать поцелуи женщины и ласки солнца, больше не обязан творить добро, может, забравшись в глухомань, общаться без телефона, вновь обрести контакт с землей. Он нашел место, где остановиться.

113

Его разбудил шум вертолета. Головная боль напомнила, что днем он проглотил немало психотропных веществ. Он оторвался от Аджи и вышел из хижины. Машина летела на низкой высоте, распугивая птиц в сумеречном небе. Внутрь внедорожника, покрытого ветвями, юркнула обезьяна. Три старика, передвигавшие камешки по доске, не обратили внимания на гудение мотора. Вторжение туристов в их воздушное пространство было делом вполне привычным. Они знаком пригласили Натана присоединиться к ним. Игра была какой-то разновидностью авале, в тонкостях которой Натан не сразу разобрался. Все камешки, которые ему выдали, быстро исчезли с доски. Его невежество вызвало беззубый смех. Он оставил их за партией и пошел к реке. В воде плескались дети, несколько женщин мылись. Натан сел в позе лотоса, чтобы помедитировать и очистить разум. Просто ощущал, как текут его мысля, не вникая, не привязываясь к ним. Мало-помалу он устранил все помехи, собрав которые воедино мог бы установить истину. Ту, ради которой его вытащили с австралийского острова, ту, которая вела к исчезновениям. Он достиг пустоты, откуда были изгнаны и анализ, и логика, и рассуждения. Ласковый воздух, глубокая почва, тихие звуки, спокойная вода… Гудящее небо, мотор вертолета. Нарушенная гармония. Машина сделала еще один круг над деревней. Мари положила руку ему на плечо. На ней были ожерелье и браслеты. Косички выбивались из ее коротких волос. Груди разрисованы, живот тоже. Ее сопровождал туземец с красной прической.