Семь ангелов - Николай Усков

О Бриене писали все газеты Европы. Молодой профессор сделал одну из самых громких публикаций в истории медиевистики. Общественности был представлен комплекс документов из личного архива кардинала Хуго де Бофора. Но главной сенсацией стала не духовная папы Климента VI. После обнаружения авиньонских сокровищ ее цитировал даже любекский «Вестник рыбака», в разделе «О чем поговорить с другом за стаканчиком шнапса». Бомбой, взорвавшей научное сообщество, был дневник Хуго де Бофора.

Алехин и Ирина Сергеевна сидели в переполненной аудитории Сорбонны и слушали профессора.

– В моем роду все были врачами – признался он. – Только я отступил от семейной традиции. Во-первых, я падаю в обморок при виде крови. – В зале раздались смешки. – А во-вторых, и в главных… – Бриен отхлебнул воды, – в детстве меня поразила вот эта книга, – профессор продемонстрировал томик, обтянутый коричневой кожей. – Это не продолжение «Твин Пикс», – заверил он собравшихся, зал хохотнул. – Это очень скучная книга. Молитвенник XIV века. Он хранился в нашей семье многие столетия. Род Бриенов прослеживается как раз до XIV века, когда в источниках впервые был упомянут некий Мордехай Брин, личный врач кардинала Хуго де Бофора. От него-то и сохранился этот молитвенник, который вручил Мордехаю сам кардинал перед своей смертью. Видите? – Бриен снова повертел молитвенник в воздухе. На обложке был выгравирован щит с шестью розами. – Это герб де Бофора. Очень хорошо, скажете вы. У нас тоже есть семейные реликвии. Настенные часы и дедушкин велосипед. Что дальше? Дело в том, что этот молитвенник привлек меня не сам по себе, – Бриен сделал драматическую паузу. – В него был вложен листок пергамента, покрытый корявыми буковками на старопровансальском, – профессор достал сизый кусочек кожи и предъявил ошарашенному залу. Юноша в последнем ряду, потихоньку оттягивавший юбку своей смуглой соседки, уже добрался до трусиков, но неожиданно замер. Соседка была явно расстроена, она украдкой глянула на парня. Тот, открыв рот, смотрел на кафедру, боясь шелохнуться. Бриен стал читать:

«Ты, хитрый и коварный хорек, – в зале засмеялись, – сделал большую ошибку, оставив свой мерзкий дневник на столе. Знай же, что выпил ты чашу, полную яда. Отправляйся к дьяволу, тебя породившему. Не князь церкви, а князь тьмы. Ты уже чувствуешь смерть. Надеюсь, умираешь в мучениях».

– Именно с этой записки началась моя страсть к истории, – торжественно объявил Бриен. – Кто, кому и когда налил чашу, полную яда? – профессор торжествующе оглядел притихший зал. – Мне шел девятнадцатый год, когда я опубликовал эту записку в журнале «Общества любителей древностей департамента Воклюз». Тогда я предположил, что она объясняет смерть папы Климента VI: «Не князь церкви, а князь тьмы» – очевидно, указывало на высокий церковный сан адресата. С критикой моей гипотезы выступил один немецкий профессор из Фрайбурга. Он настаивал, что смерть папы стала итогом длительной болезни, возможно, венерической, как о том свидетельствует хронист Маттео Виллани. Петрарка, напротив, приписывал папе другой порок – алкоголизм.

– Отпад! – воскликнул студент, который еще две минуты назад был всецело поглощен загорелыми ляжками соседки.

– Кроме того, тот же Петрарка указывал, что Клименту в 1343 году была сделана трепанация черепа. Так хирург предполагал справиться с малярией. По причине лихорадки в голове викария Христа якобы образовался избыток соков, который вызывал головную боль и красноту лица. Представьте себе – череп бедного Климента долбили ломиком.

– Мамочки! – взвизгнула какая-то девушка.

Профессор улыбнулся:

– Я люблю Средние века, но иногда я рад, что живу в XXI. – Студенты захихикали. – Пару лет понтифик правил христианским миром с дыркой в голове, в состоянии, которое Петрарка тактично описывал как «дебильное». К тому же в момент смерти понтифику шел 61-й год – возраст более чем преклонный для тех времен. Так что ничего загадочного в его смерти не было. Да и герб с шестью розами принадлежал не только папе, но и Хуго де Бофору, его племяннику, или, как мы теперь знаем, сыну. Соответственно, считал мой достопочтенный коллега из Фрайбурга, записка могла быть адресована самому де Бофору. Он-то как раз умер внезапно и в довольно молодом возрасте, в 27 лет. – Бриен опять отхлебнул воды. – Я был раздавлен и уничтожен. Хотя разгромная рецензия появилась на немецком, к тому же в «Записках общества изучения истории земли Баден-Вюртемберг», мне казалось, что мой позор очевиден решительно всем: и булочнику, и молочнику в родном Кап-Ферра. Я поклялся, что найду разгадку. Многие годы я пытался идентифицировать почерк отравителя, но так ничего и не нашел. Автор, очевидно, не являлся клириком. Он писал на старопровансальском, а не по-латыни, да и вообще владел пером паршиво. Убийца, кажется, взял перо в руки лишь однажды. Или не представлял для современников никакой ценности, а потому прочие его писания были либо стерты с пергаментов, чтобы дать место более талантливым, либо банально съедены крысами – да-да, крысами, – подчеркнул Бриен, – самыми страшными врагами исторической науки. Ясно было одно: убитый вел «мерзкий дневник», который попал на глаза злоумышленнику и стал причиной отравления.

И вот я нашел разгадку. Я нашел убийцу. Через 658 лет.

– Браво, профессор Бриен! – завопила подлиза, сидевшая в первом ряду.

– Мадемуазель, по правде сказать, ваши восторги должны быть адресованы моему коллеге из России, доктору Алехину. Прошу вас поприветствовать его. – Все стали оглядываться в поисках доктора, Алехин неподвижно сидел в темных очках.

– Доктор Алехин? – позвал его Бриен, Кен поднялся и быстро сказал:

– Бриен, не тяните. Интересно же.

– Скромность всегда отличает истинных ученых. – Профессор хотел присовокупить к этому еще какой-то витиеватый комплимент, но Алехин рявкнул:

– Кто убил де Бофора?

– Конечно, королева Иоанна, – ответил Бриен, – она приехала к Хуго в тот момент, когда поняла, что Климент умирает. Ей нужно было укрепить отношения с будущим папой… У них была бурная ночь…

– Э-э, профессор, а нельзя ли поподробнее, – попросил коротко стриженный верзила.

Бриен улыбнулся и сказал:

– Читайте мою публикацию, молодой человек. Там все есть. Так вот, Бофор долгие годы страстно желал королеву Иоанну, но она не замечала его. Мужчины для Иоанны делились на красивых и нужных. Де Бофор не был красив, но и в число нужных вошел не сразу. Теперь же он стал очень нужен королеве Иоанне. Вскоре ему предстояло взойти на трон викария Христа. Она явилась к нему. Прекрасная златовласая королева. Не удивительно, что де Бофор потерял голову и… совершил роковую ошибку – оставил свой дневник на столе в кабинете. Кстати, не забывайте, в ночь их любви скончался папа и кардинала срочно вызвали во дворец. Он просто забыл о мерах предосторожности. Вероятно, королева ходила по пустынным комнатам дома и случайно наткнулась на дневник своего друга. Да-да, она считала маленького некрасивого де Бофора преданным другом, тайно влюбленным в нее. Королева прочла дневник и поняла, что на самом деле Хуго был трезвым и коварным политиком, который методично разрушил ее королевство и саму ее жизнь с одной-единственной целью, чтобы папство смогло завладеть Авиньоном – жемчужиной ее короны. Она была потрясена, оскорблена, раздавлена. Она жаждала мести. Но что она могла сделать? Слабая женщина против всесильного кардинала, против будущего папы? Королева ничего не нашла лучше, чем подсыпать любовнику яда.

Днем де Бофор вернулся домой. Он хотел немного отдохнуть. С наслаждением Иоанна наблюдала за тем, как Хуго осушил кубок. Но этого было мало. Ей хотелось нанести последний удар. Де Бофор должен был узнать, кто стал его Немезидой. Ближе к вечеру кардинал снова отправился во дворец, чтобы участвовать в траурных мероприятиях. Яд уже начал действовать. Он медленно убивал де Бофора. Кардиналу оставалось не более четверти часа, когда ему доставили записку от Иоанны. Теряя последние силы, Хуго вложил ее в молитвенник и вручил моему пращуру, Мордехаю Брину. – Профессор умолк. Зал выдохнул и взорвался аплодисментами.

Бриен застенчиво улыбнулся, снял очки и стал тщательно протирать стеклышки. Он был невероятно смущен. Еще год назад, даже в самых смелых своих фантазиях, профессор не мог представить, что будет стоять здесь перед полной аудиторией и, подобно Саре Бернар, вызывать у зрителей то смех, то трепет, то удивление. Еще год назад ему удавалось вызывать только зевоту и крепкий молодой сон. Бриен вернул очки на нос и остановил овацию рукою:

– История изменила свой ход. Какие-то две-три минуты той памятной ночи изменили европейскую историю навсегда. Мы часто спрямляем прошлое, втискивая его в прокрустово ложе закономерностей. Между тем простая случайность может направить жизнь целых континентов по другому пути. 27-летний Хуго де Бофор, стань он папой, был бы самым молодым понтификом в истории Римской церкви. Он правил бы долго, быть может, 30–40 лет. И нет никаких сомнений в том, что апостольский престол навсегда бы остался в Авиньоне. Именно таков был завет папы Климента.