Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм - Эллен Датлоу

Контраст между уютом спальни и темной, угрожающей (но эротичной) фигурой вампира очаровал меня, и я попыталась передать его атмосферу в своем рассказе. Надеюсь, это удалось».

«Игра тьмы» («А Trick of the Dark») впервые опубликована в антологии «Вампиры» («The Mammoth book of Vampires»).

— Кто заканчивает работу на закате?

Маргарет чуть вздрогнула.

— Что за странный вопрос, милочка. Ну, может, сторожа в парке.

Что-то заставило ее обернуться к дочери. Та сидела, опершись на подушки, и выглядела, виновато подумала Маргарет, ну никак не старше десяти. Нельзя забывать, одернула она себя, что Мэдди уже девятнадцать. Это «сердечное недомогание», как они всегда говорили, приковало ее к постели на гораздо больший срок, чем они ожидали, но взрослеть она от этого не перестала… Надо слушать ее и говорить с ней как со взрослой.

Именно с таким намерением Маргарет подошла и присела на краешек кровати. Постель была покрыта блестящим розовым пуховым одеялом, расшитым густо-розовыми и лиловыми пионами. Абажур на лампочке у кровати был розового оттенка. На Мэдди была розовая пижамная кофточка, любовно связанная бабушкой, а волосы перехвачены розовой ленточкой, но среди всего этого розового сияния лицо самой Мэдди казалось бледным и чахлым. Маргарет вспомнились слова сказочки, которую она когда-то — сколько же лет назад? — читала Мэдди: «Чах да сох, чах да сох». Что-то про ребенка-подменыша, который никак не хотел расти, а все лежал в колыбельке, плакал и кричал, чах да сох… В конце бедняга вернулся к своему народу, и, надо думать, здоровый ребеночек тоже вернулся к матери, только она позабыла. Маргарет содрогнулась. Непонятно, почему такие ужасные истории считаются подходящим чтением для детей?!

— Почему ты задумалась о том, кто заканчивает работу на закате? — спросила она Мэдди.

— О… просто так. — Та вдруг застеснялась, будто мать спросила ее, с каким это мальчиком она гуляла или ходила на танцы. Если бы такое бывало. Она играла с розовой ленточкой на шее, и ее щеки капельку — о, совсем капельку — порозовели. — Просто… знаешь, не могу же я весь день читать или…

Она запнулась, и Маргарет мысленно закончила за нее. Вышивка, вязание, огромные сложнейшие головоломки-пазлы, которые так прилежно находят для нее подружки, блокнотик, куда записываются те странноватые стишки, насчет публикации которых кто-то собирался поговорить с чьим-то дядюшкой… Но всего этого мало, чтобы занять день.

— Иногда я просто смотрю в окно, — сказала Мэдди.

— Ох, милая… — Маргарет стало больно от мысли, что ее дочь просто лежит здесь… просто глядя в окно. — Почему ты не позовешь меня, когда заскучаешь? Мы могли бы чудесно поболтать. Или я могла бы позвонить Банти, или Сисси, или…

Дело к осени, думала она, и подружки Мэдди скоро меньше будут гулять, играть в теннис, плавать… Но нельзя же требовать, чтобы они часами сидели с больной. Они влетают в спальню, загорелые, еще не отдышавшись после игры или катания на велосипеде или раскрасневшиеся от прогулки по морозу, забрасывают новый пазл или свежий роман… и уходят.

— Это ничего, мамочка, — говорила Мэдди. — Просто поразительно, сколько интересного можно увидеть на тихой улочке вроде нашей. Я ведь потому и люблю эту комнату. Потому, что из нее видна улица.

Маргарет взглянула в окно. Верно: виден клочок мостовой, кусочек изгороди миссис Кресвелл, фонарный столб и калитка миссис Монктон. Не слишком заманчивый вид — и она снова воскликнула: «Ох, милая!»

— Ты не поверишь, кто захаживает вечерами к миссис Монктон, — как бы между прочим заметила Мэдди.

— Господи, кто же… — начала Маргарет, но Мэдди, к ее радости, проказливо хихикнула:

— Не буду сплетничать! Но ты сама можешь вечерком посидеть у окна и увидишь.

— Пожалуй, — согласилась Маргарет.

Только вот разве у нее есть время? Внизу столько дел: ответы на письма, покупки, и надо следить за прислугой, ведь жизнь продолжается. Она осознала вдруг, что и сама заскакивает к Мэдди на минутку, только чтобы оставить новое занятие или развлечение. И уходит.

— Может, стоит переселить тебя вниз, милочка, — сказала она.

Но с этим будут такие сложности! Доктор строго запретил Мэдди подниматься по лестницам, и как же тогда справиться с тем, что Маргарет даже про себя скромно называла «гигиеной». Мэдди будет неловко каждый раз просить кого-то отнести ее наверх, когда ей понадобится… Да и кто будет делать это днем? Мэдди легонькая — весит гораздо меньше, чем следовало бы, — но мать знала, что не сможет сама поднять ее и тем более носить на руках.

— Но ведь из гостиной ничего не видно, — возразила Мэдди.

— Ох, милая… — Маргарет сообразила, что ей придется снова оставить Мэдди одну. Скоро должен вернуться муж, а у нее появились серьезные сомнения, стоит ли разогревать вчерашний рыбный пирог… Надо поскорей договориться с кухаркой насчет сырного омлета. Если бы только она не умудрялась портить все блюда из яиц… — Так что там с закатом? — торопливо спросила она.

— Смеркается каждый день чуточку позже, — отозвалась Мэдди, — но один мужчина каждый раз проходит по улице сразу после заката.

— Каждый вечер один и тот же? — спросила Маргарет.

— Тот же мужчина, и всегда после заката, — подтвердила Мэдди.

— Может быть, почтальон? — предположила Маргарет.

— Тогда бы он был в форме, — терпеливо возразила дочь. — И сторож из парка — они ведь тоже носят форму, правда? К тому же он не похож на почтальона.

— Вот как… На кого же он похож?

— Трудно объяснить… — Мэдди медленно подбирала слова. — Но… можешь себе представить красивый череп.

— Как? Что за жуткая мысль! — Маргарет вскочила, собрав в кулак серый фуляр у себя на груди. — Мэдди, если ты будешь такое болтать, я вызову доктора Вистона. Пусть даже он не любит приходить после обеда. Мужчина с черепом вместо головы каждый вечер гуляет по улице — это надо же!

Мэдди надулась:

— Я этого не говорила. Просто у него такое лицо… скульптурное. Как будто видишь все кости под кожей, особенно скулы. Потому-то я и подумала: должно быть, у него красивый череп.

— И как он одет? — спросила Маргарет безнадежно.

— Белая рубашка и что-то вроде широкого черного плаща, — поведала Мэдди. — И у него довольно длинные черные кудри. Наверно, он студент.

— Без шляпы? — Мать была неприятно поражена. — По описанию больше похож на анархиста! Право, Мэдди, я думаю, следует поговорить с полисменом на углу и рассказать ему, что у нашего дома болтается какая-то подозрительная личность.

— Не надо, мама! — вскрикнула Мэдди с такой мукой, что мать торопливо опустила прохладную руку ей на лоб.

— Ну-ну, милая, не волнуйся. Помни, что говорит доктор. Конечно, я не стану его вызывать, если ты не хочешь, и не буду говорить с полисменом. Я просто пошутила. Но ты не должна так возбуждаться… Ох господи, даже лоб влажный. Вот, прими-ка свою таблеточку. Я принесу воды.

И в неподдельном беспокойстве за дочь, раздумывая о рыбном пироге и воистину сомнительной замене его омлетом, Маргарет почти забыла о незнакомце. Почти, но не совсем. Столкнувшись однажды вечером с миссис Монктон — обе спешили перехватить вечернюю почту и встретились у почтового ящика, — она вспомнила и спросила, не заметила ли миссис Монктон, что в округе «кто-то болтается».

— Молодой человек? — воскликнула миссис Монктон, заинтересовавшись, по мнению Маргарет, почти до неприличия. — Но, милочка, здесь вовсе не осталось молодых людей. — Маргарет не успела возразить — миссис Монктон отмахнулась от ее немого протеста. — Во всяком случае, бродить тут некому. Этот, я полагаю, ухаживает за Элси.

Элси работала и на миссис Монктон, и на Маргарет — заходила несколько раз в неделю, чтобы сделать «грязную» работу, до которой не опускалась ни кухарка Маргарет, ни надменная горничная миссис Монктон. Девица была красивая и, по слухам, не слишком строгих нравов — из тех, кого и на порог приличного дома не пускали, когда Маргарет была моложе. Но нынче… Догадка миссис Монктон успокоила Маргарет. Молодой человек без шляпы… Ну конечно, он ухаживает за Элси. Надо бы сказать девушке словечко насчет того, как недопустимо позволять молодым людям ждать ее на улице; а с другой стороны, пожалуй, не стоит… Маргарет поспешила домой.

Мать Банти заглянула на чай — ее переполняли новости. Старшая сестра Банти обручилась с кем-то, кого ее мать описала как «немножко ККК» — прозрачная аббревиатура, скрывавшая выражение «не нашего круга». Отец молодого человека, кажется, очень, очень богат, хотя никто точно не знает, на чем он составил состояние. Он собирается подарить — вот именно, подарить! — молодой чете большой дом в Сурре. И заранее обставил его — к сожалению, в своем, несколько… оригинальном… вкусе.