Бега (пер. Л.Стоцкая) - Irena-Barbara-Ioanna Chmielewska

Я все это обдумала, пошла в кассу и засомневалась. Черемшой я начинала триплет и квинту, потому что в третьем заезде шла тоже лошадь Вонгровской, Корсет, жокей Щудловский. Шансы у него были, и Вонгровская тоже рассчитывала на победу. Я ставила на эту комбинацию, поэтому меня обеспокоила мысль, что я могу сглазить Черемшу, если на нее поставлю, а она не придет. Но Бялас у меня тоже был…

Тут я рассердилась сама на себя, перестала думать вообще и поставила на Черемшу во всех мыслимых комбинациях, потому что вспомнила, что все те лошади, которых я намечаю себе для триплета, обожают приходить вторыми. Я подумала о Вишняке, на него почти не ставили… А вдруг он решит поехать? Я поставила еще и на него с Бяласом, которого не должно было быть, потом опомнилась, покрутила пальцем у виска и пошла от касс наверх.

– …а черт его знает, кто у них там командует-правит, – говорил Вальдемар. – Экспорт-импорт-торговля-министерство и даже не знаю, которое…

– И еще конезаводы, – подсказал полковник. – Коневодство берет все деньги, могло бы за них и поработать.

– Как это – все деньги?

– Ну, которые с бегов. Вроде как весь доход идет в конезаводы…

– …и ничего им не сделали. Они уже тут, тачку у ворот поставили и процветают!

– Шутишь! Вся эта мафия? И не сели?

– Куда там, только этот убийца сидит…

– Да что вы такое болтаете, два-три сидят! Убийц все-то двое, один убил Дерчика, а второй – акула бизнеса, что тут всем заправлял…

– Так уж после убийства не вылезет сухим из воды?

– …один такой щербатый, страшно ругался, что все жульничество, а я ему говорю, что кабы он не поставил на Смуглянку, так говорил бы, что все по-честному…

Юрек приехал и потребовал, чтобы я ему все объяснила в вопросах этой аферы. Я кратко пересказала ему все самые важные моменты и выразила свои сомнения насчет Бяласа. Он поддержал меня во всем.

– На всякий случай я на него тоже поставил, но странно на него все остальные как-то ставят. Все зависит от того, в какой кассе…

– Дай открывалку, – потребовала Мария.

– А мы что, обязаны пить теплое пиво? – запротестовала я. – В буфете холодное, из холодильника!

– Я из холодильника не могу, у меня сразу ангина начинается. Если бы кастрюля под рукой была, я бы его погрела.

– Гретое пиво – ради Бога, это вполне цивилизованный напиток. Или горячее, или холодное. Только теплое – пакость.

Пан Здись снова примчался с цветами. Принес он их дамам в честь разгаданной тайны преступления, поскольку о том, что поймали Василя, знал уже весь город.

– В четвертом заезде Этюд станет сенсацией! – оповестил он нас.

– Разве что вы с треском взорветесь, – немедленно возразил Вальдемар. – Весь ипподром поставил на него!

– Весь ипподром, извините-подвиньтесь, поставил на Отчаянного!

– Вы путаете, – ласково возразил полковник, – не люди на Отчаянного ставят, а ставят отчаянные люди…

– …а эту Кшиську обязательно пропустят, потому что она – протеже Сарновского, – услышала я голос за барьерчиком. – Она еще до конца сезона старшим учеником станет…

– Ученик Майер – это парень или девушка? – спросила пани Ада, но ответа не получила, потому что это было тайной для всех.

– Опаздывают! – сказал пан Рысек. – Уже на шесть минут.

– Ну, вот и я здесь, – сказал Метя, усаживаясь за спиной Марии. – Я успел все поставить. Можно давать старт.

Старт дали, словно этого и ждали. Завыл рупор. Лошади на противоположной прямой потянулись к старт-машине. Появился пан Эдя.

– Репу уже выпустили, и сегодня, говорят, все его лошади выигрывают! – немедленно поделился он новостями.

– Ну, скажи ты, как Бялас может тут проиграть? – спросила Мария. – Эта лошадь на порядок лучше.

Минутой позже Бялас продемонстрировал нам искусство великого класса. Он даже не просидел на старте, но только почему-то оказался в сторонке от кучи лошадей, потом стал поворачивать на большой дорожке, а затем начал назойливо пропихиваться через остальных. На прямую он вышел, плотно окруженный остальными лошадьми со всех сторон, потом попытался якобы пробиться вперед, это, ясное дело, было невозможно. От первой лошади к этому моменту его отделяло корпусов двадцать пять.

– Ты смотри, что делает, гад! – выдохнула Мария.

– Смотрю с восхищением, – заверила я. – Ты не знала, как Бялас может проиграть? Вот он тебе и показывает. Это талантливый жокей…

Метя вернулся снизу после звонка на следующий заезд и возмущенно упрекнул меня в том, что я неточно рассказываю. Я пропустила разные подробности, которые наверняка находятся в показаниях обвиняемых и свидетелей. Например, Гарцапский…

– Метя, а ты снова соврал? – подозрительно перебила я. – Ты же говорил, что Гарцапского не знаешь!

– Я уже успел про него столько услышать. Кроме того, оказалось, что я знаком с теми, кто его знает. Он, как выяснилось, был самым доверенным сообщником Василя. Оказалось, что Дерчика они вовсе не хотели убивать, планировали только страшенный мордобой, а труп им спутал все карты. Оказывается, после убийства Завейчика Гарцапский его оплакивал горючими слезами, потому что никак не ожидал от Василя настолько энергичных действий, и я знаю, почему он хлопнул себя по лбу тогда на Аргентинской улице. А ты знаешь?

– Знаю.

– Тогда почему нам не сказала? – спросила с упреком Мария и начала разливать пиво в стаканы.

– Да просто забыла в суматохе вам про это рассказать. Он признался, что это было сделано специально. Он издалека увидел Завейчика в его машине, решил, что ему надо сообщить об этом Василю, и притворился, что совсем не замечает Завейчика. Демонстративно хлопнул себя по лбу, словно что-то сделать забыл, и вернулся. Чтобы позвонить Василю.

– Все в точности сходится, – подтвердил Метя, – именно так он сказал моему знакомому еще до ареста…

– О Господи, ну и знакомые у тебя…

Я схватила стакан, из которого полилась пена мне на программку и сигареты. Мания Марии насчет того, что из бутылки надо сразу все вылить, не знала меры и границ. Часть пены попала ко мне в сумку.

– Ладно, – смирилась я с этим, – я и так в лучшем положении, чем одна моя знакомая, которая в расстроенных чувствах высыпала в сумочку содержимое пепельницы и тут же вылила туда стакан чая. А что касается тех десяти минут, на которые у Гарцапского не было алиби, так это он как раз в тот момент и остановил Завейчика, чтобы передать ему предложения Василя о встрече. Гарцапский клянется, что сообщником в убийстве не был и никогда не стал бы.

– Это возможно, – согласился Метя. – Все эти мокрые дела здорово им навредили…

Сзади ко мне наклонилась Моника Гонсовская.

– Мне просто в голову не пришло бы так ездить, как они, – сказала она, кивая на турф. – Я привыкла, что, если лошадь сама бежит, ее погонять надо, а не придерживать. И ведь абсолютно не видно, как они это делают! Как вы думаете, тот жокей, что едет на Доминике, тоже подкуплен?

– Говорят, за семь миллионов…

– Батька с Капулясом делают что хотят, – сказал Метя, невзирая на то, что Капуляс сидел у нас за спиной.

Корсет выиграл, Вишняк на Зельце гнался за ним как бешеный, но старт он просидел и поехал поздно. Он не осмелился не быть вторым, – но первого места счастливо избежал. Пан Здись взбесился и орал что-то о миллионах, к счастью, сегодня бухгалтерия считала исключительно быстро, и вся эйфория у него прошла. За триплет дали триста восемьдесят.

– Ну, если ты мне скажешь, что Вонгровская на своих лошадей не поставила… – начала Мария сердито.

– А почему бы ей не поставить? Что она, не человек? Надеюсь, что она выиграла, дай ей Бог.

– Ведь видно же, что все победы подстроены! – рассердился Юрек. – На тебе: весь триплет – псу под хвост! Ну почему им не запретят ездить?!

– Потому что в таком случае некому было бы, – холодно и четко объяснил пан Рысек.

– Пусть мальчиков сажают!

– Ну вот, сами же видите, – горько сказал пан Собеслав. – Убийства произошли, жуткие такие преступления, бандитов за решетку упекли, а они тут все о своем…

– Каких там бандитов? Сколько? Двоих или троих, а их тут человек триста!

– Вы полагаете, было бы много лучше, если бы за решетку упекли все три сотни? – скептически вопросил пан Вальдемар.

– Три сотни? – страшно удивилась пани Ада. – Всего лишь?

– …я сюда больше не приду!

– И не приходите! Кто вам велит?

– Не придет он, не смешите меня…

– Иоанна права, – вдруг сказал Метя.

– Так я же молчу! – удивилась я.

– Зато ты раньше говорила. Не прекратится тут все это безобразие, если не изменятся идиотские правила, жокеям невыгодно выигрывать, потому что проценты им дают нищенские, букмекеры процветают, потому что кассы слишком рано закрывают…

Говорила я, конечно, много чего еще, но Метя уже не стал пересказывать. Все заговорили одновременно, потому что пан Рысек домогался ответа на вопрос, кто же такие ангельские существа, которые не позарятся на дополнительные доходы, пан Собеслав вовсю костерил букмекеров и ругал налоговую инспекцию, Юрек обвинял во всем бывший строй, снизу пришла Моника Гонсовская и оказала, что самая лучшая в следующем заезде – Окарина. Вальдемар начал провозглашать, что бега – это самая что ни на есть честная игра в мире.