Любви хрустальный колокольчик - Елена Ярилина

Мужчины принялись оттаскивать и утихомиривать Сашу, а женщина подбежала ко мне и помогла собрать мои вещи. Ни на кого не глядя, даже не поблагодарив за помощь, я устремилась через подсобные помещения на улицу, одеваясь на ходу.

Дома немного пришла в себя, но безотчетный страх не давал покоя. Я боялась не Саши — почему-то была уверена, что никогда не встречусь с ним больше. Боль в горле, как ни странно, усилилась. Есть я ничего не могла, только выпила немного холодного чая.

Володе звонить не стала, не хотела пугать его своим хрипом. Совсем уже поздно вечером, чтобы хоть немного отвлечься, я совершенно бездумно смотрела телевизор, то и дело переключая каналы. Во время одного из таких переключений я вдруг услышала, что сегодня днем в кафе, которое только что закрылось на ремонт, ворвался какой-то молодой, весьма странный мужчина и неожиданно устроил драку с персоналом кафе. Пришлось вызывать милицию, но нападавший успел убежать. Хорошо, что ни слова не сказали обо мне, видно, персонал кафе не хотел обнародовать сделку с Сашей, и все происшествие изобразили как нелепый случай. Поистине в жизни от трагического до смешного всего один шаг. Еще я подумала, что случившееся должно хоть ненадолго остудить Сашин пыл. Он всегда так высоко ставил свою респектабельность, а тут вилка в спине, в милицию чуть не попал, какое уж там реноме!

На следующий день мне пришлось надевать свитер с высоким воротом, а под него я еще навертела шарф. «Если спросят, — думала я мрачно, — скажу, что горло болит». За ночь боль в горле немного утихла, но еще изрядно жгло и саднило, к тому же шея сильно распухла, а на коже отпечаталась почти вся пятерня. Я мысленно чертыхалась по адресу Саши и желала ему отнюдь не самых приятных вещей. Но что же делать, надо было ехать, и я поехала.

Редакторша, увидев мое укутанное горло и услышав хриплый шепот, обронила что-то о гриппе и тут же переключилась на дело, и немудрено. Я тоже сразу же забыла о горле, послушав словесные баталии ершистых авторов. После долгих и утомительных споров, когда я уже почти лишилась жалких остатков голоса, мы пришли к шаткому согласию, решили еще кое-что обдумать и подработать и через два-три дня снова встретиться для выработки окончательных вариантов. Авторы ушли, и только тут я опомнилась и спросила измученную редакторшу: почему только через два-три дня? Ведь можно было бы завтра, в крайнем случае послезавтра. Она устало объяснила, что один из авторов по какой-то важной причине не может и что тут она бессильна, сколько бы я ее ни упрекала. Но я вовсе не думала ее упрекать, да и вообще слушала не очень внимательно, потому что мне пришла в голову идея уехать сегодня же вечером в Фирсановку и пробыть там до встречи с авторами.

Мысль об этом принесла столько радости, что волна ее смыла все возможные сомнения. Прервав бедную редакторшу на полуслове, та бубнила что-то о разновариантности концовки второй сюжетной линии, я сказала, что позвоню ей послезавтра в первой половине дня и мы сможем договориться о дальнейших встречах, если эти молодые ершистики нас не подведут. Домой я просто летела, но поскольку начинался час пик, то приехала только в начале седьмого. Зато собралась всего за десять минут, еще столько же потратила, чтобы доложиться любимым родственникам, что меня не будет в Москве дня два-три, причем не стала объяснять, где же я это время буду. Катюшка заикнулась было об этом, но я сказала, что целую, и положила трубку, перезванивать она не стала. Когда я ракетой вылетела во двор, от нашего подъезда как раз собирался отъезжать один из соседей, недавно купивший роскошную иномарку и очень гордившийся ею. Я попросила его подвезти меня к вокзалу, парень согласился. Как ни странно, в пробку мы не попали, доехали быстро. Через пятнадцать минут, после того как вылезла из машины, я уже сидела в отъезжающей электричке. Нечасто мне так везет.

В заснеженной Фирсановке было тихо и малолюдно, возле станции еще попадались люди, но дальше улицы были совсем пустынные. Мела февральская поземка, сильный ветер дул в лицо, и я моментально окоченела, просто зуб на зуб не попадал. Когда повернула на свою улицу, ветер был уже со спины, и стало хоть немного легче. Наконец я добралась до Володиного дома, слава богу, в окнах горел неяркий свет. Поднялась на крыльцо и остановилась отдышаться, задохнулась от ветра и быстрой ходьбы. Стояла я, опираясь на дверь, и она подалась под моей рукой, была не закрыта, как и в день моего отъезда. Я вошла и тихо прикрыла дверь за собой. Разделась, предвкушая, как будет удивлен и обрадован Володя моим неожиданным и ранним приездом. Если спросит, почему не позвонила, скажу, что хотела сделать ему сюрприз, улыбалась я про себя. Из комнаты доносилась негромкая музыка, что-то очень приятное. Стала вешать свою дубленку на вешалку и тут увидела серую беличью шубку на вешалке. Ларисина! Взяв сумку, вошла в полуосвещенную комнату и остановилась в изумлении. Горел камин, и светилась настольная лампа. На диванчике сидела закутанная в плед Лариса. Володи поблизости не было. Увидев меня, Лариса сначала очень удивилась, потом скорчила гримаску, встала, подошла, придерживая плед, и вполголоса запела:

— Бедная, бедная старушка. Ты так долго ползла сюда по холоду, а зачем, кто тебя сюда звал? Уползай-ка назад, пока электрички ходят. И нечего на меня таращиться, все самое интересное ты уже пропустила. Не скрою, мы тут с Володечкой неплохо расслабились, очень ему понравилось со мной любовью заниматься. Потом тебя к слову вспомнили: ну и посмеялись же мы! А теперь собираемся повторить, и третий лишний нам ни к чему. Или хочешь свечку подержать?

Машинально я положила сумку на кресло. В голове от растерянности и пустоты аж звон стоял. Где же Володя, почему его не видно? Может быть, он заболел, поэтому Лариса и говорит так тихо? Я перевела взгляд на нее. Судя по виду, она рассвирепела: из глаз прямо искры сыпались.

— Что встала как истукан? Вали отсюда, говорю, пока я тебе последние волосенки не повыдирала!

Лариса, видимо, на самом деле думала, что после первых же ее слов я убегу, проливая горькие слезы. Когда же она увидела, что я продолжаю стоять и никуда не ухожу, то потеряла и без того небольшое самообладание и, подскочив ко мне, сильно толкнула руками в грудь, отчего я отлетела на метр и ударилась плечом о косяк двери. Плед упал на пол, и я увидела Ларисину короткую кружевную черную сорочку и черные же колготки. В этот момент в комнате появился Володя, держа на вытянутых руках что-то похожее на юбку. Судя по всему, эту злополучную юбку Володя только что застирал и прогладил горячим утюгом, чтобы подсушить. В голове у меня прояснилось: теперь я знала, на каком я свете. Трюк был очень старым, я много раз слышала о якобы испорченной одежде от ловких подруг. На лице Ларисы поочередно мелькнули растерянность, досада и злость. Но справилась с собой она и на этот раз быстро, видно, Володя ей в самом деле нравился, раз она так старалась. Заговорила она, как запела, нежным и сладким голоском: