Повелители сумерек: Антология - Даниэль Клугер

Васильев подошел к книжному шкафу, надеясь узнать что-то новое о хозяевах дома. На полках преобладала русская периодика. В ожидании собеседников он наугад пролистал несколько книг.

За спиной деликатно кашлянули. Николай Петрович просил обождать еще несколько минут: у Федора Кузьмича возникла насущная потребность наскоро переговорить с Павлом Петровичем, причем обязательно в уединении.

– Вот вы умные книги читаете. – Васильев потряс в руках дряхлое издание Вольного экономического общества. – Господина Нартова статья о посеве леса вся в карандашных пометках. А результат где? Где посадки? Ни деревьев, ни леса не вижу.

Он для убедительности махнул рукой в сторону окна, где место леса занимали широко раскинувшиеся луга.

– Очень красноречиво. Давно известно, что в России знаниям, намерениям и действиям трудно свести знакомство друг с другом.

– Помилуйте, Евгений! – горячо запротестовал хозяин имения. – Вы же понимаете, что для нас это соображение имеет стратегический характер. Нам же обзор и простор нужен!

Васильев смутился, сознавая, что попал в собственные силки, и попросил чаю.

– Сегодня без чая, – столь же смущенно ответил Николай Петрович. – Федор Кузьмич распорядился.

В залу вошел старец, за ним следовал Павел Петрович, сменивший прежний костюм джентльмена на славянофильскую венгерку.

– Господа, – начал Васильев, – подозреваю, что вчера я невольно ввел вас в заблуждение. В таком случае прошу меня извинить. Сбили меня с толку. А вопрос, который мне поручено обсудить, касается русского крестьянства лишь в той степени, в которой оно является силой для предстоящих преобразований. Именно грядущие изменения являются предметом нашей встречи и, я надеюсь, наших договоренностей.

Он продолжал, оглядев собеседников и убедившись, что к его словам прислушиваются:

– Взгляните вокруг. Разве что-нибудь стоит прочно? Стоит нам дать толчок развитию наук и механизмов, и весь мир придет в движение. Он будет перестраиваться заново, что избавит нас от назойливой опеки окружающей среды. Сначала мы захватим ее всю, не оставив на картах ни одного белого пятна, откуда нам могли бы бросить вызов. А затем обустроим по собственному вкусу. Для этого нам потребуется много рабочих рук – и умов. Пусть все совершат люди. Они будут действовать, не зная тех сил, которые приводят их в движение, и не различая той цели, к которой они влекутся. А мы пожнем плоды их трудов и насладимся их вкусом.

Васильев посмотрел на Федора Кузьмича.

– Действия европейских обществ уже привели к взлету науки и промышленности. А мы по-прежнему ютимся в своих лачугах из бревен и соломы. Пора воспрянуть и действовать! Английское общество ожидает, что российские коллеги присоединятся к их плану, всячески содействуя прогрессу и модернизации.

– Судьбы мира вы заранее предрешили, – не стал спорить Федор Кузьмич. – А что же Отечество? А как же благо России, в отцы которой вы набиваетесь?

– А что Россия? Я полагаю, в новом мире эта любовь к своим гробам неминуемо станет бесполезным пережитком, – ответил Васильев. – Нам надлежит встать над национальными границами ради общего блага.

– Позвольте, цель вы предлагаете славную, – присоединился к разговору Павел Петрович, – однако пути к ней неисповедимы. А нам необходимо понимать, где мы есть, куда ведет нас исторический путь, что будет за несколькими ближайшими поворотами. Чтобы не оказаться нам с этими идеями в глухом закоулке на сырой грунтовой дороге.

– А вы взгляните на это с другой стороны, – предложил Васильев Павлу Петровичу с опасной улыбкой. – Если мы не последуем примеру наших дальновидных коллег, сменится несколько людских поколений и отсталая Россия превратится в страну дикой охоты.

– И все же спешить не стоит, – заключил Федор Кузьмич. – Когда впереди еще столетия, можно спокойно ждать и не торопиться. Спешка и необдуманность в деле реформаторства не раз в нашей истории приводили к трагическим последствиям. Нам нужны стабильность и развитие без застоев и революций. А иначе овчинка выделки не стоит.

– Право слово, – снова начал горячиться Васильев, – складывается впечатление, что в русской крови есть нечто, отвергающее всякий настоящий прогресс. Ничего такого не чувствовали? – поинтересовался он.

– Это для англичан все игра. А Россия – сила мирового масштаба. – Федор Кузьмич заметно рассердился. – И не считаться с нами нельзя: все-таки растянулись от Одера до Берингова пролива.

– А тогда я вас спрошу: где наши мудрецы, где наши мыслители? Кто из нас когда-либо думал, кто за нас думает теперь? Это вам не в ералаш играть. Реализация озвученных мною планов – дело решенное, и цель наша договориться о совместных и согласованных действиях. А вы, по извечной российской традиции, все сводите к силе и хотите посмотреть, кто кого одолеет, – с горечью высказал Васильев. – Договариваться надо, а не силой мериться. Ошибка и беда России не в том, что она считает себя силой, а в том, что она считает себя главенствующей силой.

– Таковы, стало быть, предложения и таков в самом общем виде план действий, – резюмировал Павел Петрович. – И кто же его помимо ваших английских друзей и наставников разделяет?

– Тут значение имеет, не кто разделяет, а кто и когда будет реализовывать. Впрочем, назову Александра Ивановича. Он сейчас в Лондоне и готов бить в колокол – будет поддерживать публично, насколько это в его силах. И граф вам небезызвестный. – Васильев двинул головой в сторону старца.

Федор Кузьмич оживился более чем за все время разговора.

– Вам следовало упомянуть об этом сразу и без промедлений. Ответьте, где вы встречались с его представителями?

– Видел графа собственной персоной, – несколько резко ответил Васильев, – заезжал в гости по его личному приглашению. Так что мы теперь с ним, можно сказать, приятельствуем. Граф просил вам засвидетельствовать его почтение. Благодарит вас за последовательную позицию по балканскому вопросу и русско-турецкую кампанию.

– Он известен как игрок опытный, стратегически мыслящий и дальновидный. – Федор Кузьмич стал размышлять вслух. – И что же он намерен предпринять?

Старец был искренне заинтересован.

– Граф наши идеи всецело разделяет, – видно было, что Васильеву доставляет удовольствие вытаскивать из рукава козырного туза, – и полностью поддерживает.

В иной момент разговора васильевское «наши» не прошло бы мимо его собеседников незамеченным, но сейчас Федор Кузьмич был увлечен вновь открывшимися обстоятельствами, а Павел Петрович то посматривал на большие настенные часы, то вытаскивал из кармана золотой брегет. Что касается Николая Петровича, то он, как и прежде, почти не принимал в беседе участия, избрав для себя роль радушного хозяина.