Голодные Игры глазами Пита Мелларка (СИ) - "Mary_Hutcherson"

Температуру снижают еще сильнее. Китнисс дрожит, и я предлагаю ей залезть в мою куртку. Так становится теплее. По крайней мере ей. А я вообще уже не чувствую своего тела из-за потерянной крови. Знакомое чувство головокружения и ощущение нереальности происходящего снова возвращаются. Давно не виделись, старые друзья.

Убираю прядь волос, прилипшую ко лбу Китнисс. Она поднимает на меня свои глаза. В них столько тревоги и страха. Она снова боится, что я умру. Я тоже боюсь умереть. Только не сейчас, господи, только не сейчас. Мы вынесли весь этот ад не просто так и заслужили прекращения пытки. К сожалению, распорядители Игр так не считают.

Силы совсем меня покидают, веки становятся до невозможности тяжелыми, и я закрываю глаза.

— Не спи, — очень тихо, но настойчиво говорит Китнисс, и я ее слушаюсь.

Через некоторое время она всхлипывает сквозь сон, и по ее щекам начинают стекать слезы.

— Китнисс, — шепчу я, но она не просыпается. — Ну перестань. Не надо плакать.

Она слышит мой голос и успокаивается, а я цепляюсь за это, как последнюю ниточку, отделяющую меня от смерти, и начинаю шепотом рассказывать ей всевозможные истории и глупости, какие только приходят в голову. Она не просыпается, но слышит. Я это точно знаю.

Крики Катона не прекращаются ни на секунду. Они уже сводят меня с ума. Не хочу, чтобы ему мстили переродки, мне вообще все равно, кто он и что делал при жизни, я просто хочу, чтобы все закончилось.

— Почему они просто его не убьют? — спрашивает Китнисс, которая, как оказывается, уже не спит.

— Ты знаешь почему, — отвечаю я и прижимаю ее к себе еще сильнее.

Через пару часов она снова засыпает. Ей снятся плохие сны, потому что она хмурится и дергается. Но я не бужу напарницу, потому что в реальности сейчас куда хуже, чем в мире снов. Эта ночь кажется бесконечной, и я радуюсь восходящему солнцу, будто бы новый день избавит нас от всех мучений.

— Солнце встает, — шепчу я Китнисс, и она открывает глаза.

— Он еще жив? — спрашивает она и прижимает ухо к Рогу. В ответ раздается жалобный стон.

— Кажется, он сейчас не так глубоко внутри. Может, ты сможешь его пристрелить? — сейчас эта фраза не звучит так ужасающе, как звучала бы раньше. Застрелить его — самое лучшее, что мы может для сделать для нас троих.

— Не могу. Последняя стрела в жгуте.

— Вытащи ее, — она кивает в ответ.

Расстегиваю куртку, и Китнисс, дрожащими руками, начинает распутывать узлы. Боли я не чувствую. Вообще ничего не чувствую ниже колена. Поэтому даже не знаю, кровоточит ли рана до сих пор, или у Китнисс получилось меня спасти в очередной раз. Она достает стрелу, берет лук и подходит к самому краю, а я держу ее настолько крепко, насколько могу. Напарница прицеливается и пускает стрелу вниз.

— Попала? — ответом мне служит пушечный выстрел. Перегибаюсь через край и вижу изорванное тело Катона. Быстро отворачиваюсь, но уже поздно. Этот образ останется со мной навсегда.

— Выходит, мы победили, Китнисс, — говорю я без всякой радости в голосе.

— Да здравствуем мы, — отвечает таким же тоном она.

Падаю на пол и смотрю, как над нами зависает планолет и забирает тело Катона. Китнисс плачет и садится около меня. Обнимаю ее за плечи и напоминаю себе, что умирать сейчас нельзя. Осталось потерпеть совсем немного.

Проходит пару минут и Китнисс уже кричит в небо:

— Эй! В чем дело?

Но ничего не происходит.

— Может, надо спуститься? — раздумываю я вслух.

— У тебя получится?

— Постараюсь…

Мы скатываемся с верхушки Рога и падаем на мокрую от росы траву. Китнисс поднимается первая и разминает ноги, а потом помогает встать мне. Так мы ковыляем до самого озера, а там она отпускает меня, и я без сил плюхаюсь около берега.

— Чего им еще нужно?

— Не знаю.

Она смотрит на мою ногу и говорит, что нужно найти еще одну стрелу, чтобы вставить в жгут. Мне все равно, что она будет делать со мной, поэтому просто ложусь на рюкзак, как на подушку и наблюдаю за своей спасительницей. Сколько жизней я должен прожить, чтобы отплатить ей за все свои долги? Наверное, не меньше сотни.

— Нашла, — говорит она через пару минут и размахивает стрелой, которая отскочила от кольчуги Катона.

Опять сажусь и задираю штанину, и тут громогласный голос Клавдия Темплсмита снова раздается над ареной:

«Приветствую финалистов семьдесят четвертых Голодных Игр! Сообщаю вам об отмене недавних изменений в правилах. Детальное изучение регламента показало, что победитель может быть только один. Игры продолжаются! И пусть удача всегда будет на вашей стороне!»

Не верю своим ушам и просто таращусь на Китнисс, которая тоже застывает со стрелой в руке.

Это шутка? Да, наверное, это просто шутка. Нельзя сообщить о новом правиле, а потом отменить его. Это полнейший идиотизм, который означает, что…

Размышлять мне не нужно, решение принято давно, еще в поезде в Капитолий или даже на Жатве. Именно это решение позволило мне дойти так далеко и провести лучшие дни жизни вместе с любимой. Больше я не боюсь умереть. Все мои земные дела завершены, спасение Китнисс было последним и самым важным.

Боюсь, что они опять напустят переродков, если мы не примем решение быстро. Поднимаюсь на ноги и достаю из-за пояса нож.

— Если подумать, этого следовало ожидать, — спокойно говорю я и иду навстречу к Китнисс. Она поднимает лук и заряжает его стрелой, а я в это время выбрасываю нож в озеро.

После этого она опускает лук и растерянно смотрит на меня. Неужели она решила, что я хочу ее обидеть? Неужели она зарядила лук из самообороны? Меня это обижает, но лишь на секунду, все это уже совершенно неважно. Поднимаю с землю упавшую стрелу.

— Нет, — я отдаю ее обратно ей в руки, — сделай это.

— Я не могу. Я не буду.

Ее глаза наполняются слезами.

— Ты должна. Иначе они опять выпустят переродков или еще что-нибудь придумают. Я не хочу умереть, как Катон.

— Тогда ты застрели меня! — с яростью говорит она и заталкивает мне в руки лук. — Застрели, возвращайся домой и живи с этим!

— Ты же знаешь, что я не смогу, — мысли разбегаются то ли от волнения, то ли от потерянной крови. Если она не хочет убить меня, значит, я должен умереть сам. И я стягиваю с ноги повязку, чтобы это случилось как можно скорее.

— Нет! Не убивай себя! — кричит она и падает на колени рядом со мной, чтобы снова затянуть жгут.

— Китнисс, я хочу этого, — говорю я решительно.

— Не оставляй меня здесь одну, — у нее текут слезы по щекам, и она утыкается лицом в мою коленку.

— Послушай, — говорю я и поднимаю ее на ноги, — мы оба знаем, что им нужен один победитель. Только один из нас. Прошу тебя, стань им. Ради меня. Я не смогу жить без тебя. Не смогу вернуться домой. А ты должна помогать своей семье. Подумай о Прим и о маме. Я делаю это только потому, что люблю тебя, понимаешь? Я хочу, чтобы ты стала победителем ради нас с тобой. Это единственное верное решения. Никто не обвинит тебя дома, потому что я сам этого хочу, — ее взгляд направлен куда-то вниз. — Ты меня вообще слушаешь?

Она вдруг поднимает на меня свой взгляд, а в глазах появляется какой-то огонек надежды. Вначале радуюсь и думаю, что смог ее уговорить, а потом понимаю, что это не так.

Китнисс отвязывает от пояса маленький кожаный мешочек и открывает его, а внутри лежат те самые ядовитые ягоды, что я нашел у ручья. Морник.

— Я не позволю тебе! — кричу я, но потом понимаю, что она решила сделать. Напарница не хочет оставить для зрителей ни одного победителя.

— Доверься мне.

Долго смотрю в ее глаза, пытаясь прочесть все эмоции, и понимаю, что она уже сделала свой выбор. Этот взгляд я уже видел в пещере после объявления о пире у Рога. Она не отступится. Даже если я откажусь есть ягоды и умру от потери крови, она съест их сама сразу же после этого. Мы не победим, но и не проиграем. Такой расклад кажется самым лучшим в данной ситуации.